Когда слово начертано, его произносят с помощью односложного созвучия. Существуют знаки основные и производные.
Само собою разумеется, что собрание этих знаков неизмеримо богаче нашей азбуки. Вместо тридцати пяти букв нужно считать, по меньшей мере, тридцать пять тысяч.
Чтобы изобразить «мужчину», следует провести две черты, идущие вкось, суживающиеся кверху. Две наискось поставленные и пересекающиеся черты изображают «женщину». Чтобы обозначить любовь, нужно поместить рядом «мужчину» и «женщину». И так далее в том же роде, до бесконечности.
Можно себе представить, что это за абракадабра!
Все эти знаки во всех восемнадцати провинциях понимаются одинаково. Но произносятся они на восемнадцать совершенно различных ладов. Здесь имеет место явление, диаметрально противоположное нашему представлению о языке, то есть образованно понятий и передаче их словами. Китаец идет от начертания к мысли, и произношение стоит у него на втором плане.
Каждая человеческая мысль представлена особым знаком. Это не только язык, но целая философия, очень тонкая, вдумчивая, не лишенная остроумия. Признаком величайшей учености считается знание наибольшего количества иероглифов…
Будда – иначе Сидарха Гаутама или Сакья Муни, по преданиям – индийский царевич, в VI веке до Р. X. положил основание великой азиатской религии, распространенной на половине земного шара. Китайский буддизм претерпел, впрочем, множество изменений.
Конфуций – великий философ, апостол туманности и морали – предмет национального культа. Лао Цзы – предшественник Конфуция, копавшийся в глубинах метафизики, далеко не так велик. Конфуций предлагал практические законы и обычаи, из которых многие управляют до сих пор духовной жизнью народа. Его нравственные афоризмы и стихи изо дня в день повторяются в китайских школах:
«Поступай со всеми людьми так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобою!»
Так говорил Конфуций за пятьсот лет до христианской эры.
Китай – страна неисчислимого количества религий и различных сект. Главнейшие религии – буддизм, конфуцизм, даосизм. Все они братски совмещаются, заимствуя одна у другой догматы, религиозные обряды.
О Китае и о китайцах, об их языке, быте, религии и литературе можно написать целые фолианты. Оригинален язык, как оригинален сам китайский народ, соединяющий героическое терпение с высокою честностью, философское спокойствие, энергию и восприимчивость с мудростью тысячелетий…
КИТАЙСКАЯ ДРАМА
Богатейшая в мире страна, со своим сырьем и неисчерпаемыми сокровищами, с огромным рынком сбыта, в последнее столетие привлекает особое внимание иностранцев.
Пользуясь внутренней слабостью и беззащитностью государства, англичане и португальцы, французы и американцы, немцы, японцы и даже русские под тем или другим предлогомвнедрялись в страну, отрывая от нее кусок за куском.
Английский Гонконг и португальский Макао, французский Индокитай и русское Приморье, японская Корея и остров Формоза, Вей-Хай-Вей, Цингтао, Порт-Артур и вся Южная Маньчжурия, целый ряд иностранных концессий – в Шанхае, Тяньтзине и Ханькоу, составляющие в некотором роде «государство в государстве», – так один за другим в известной последовательности отрывались эти куски от китайского тела.
В широких размерах происходит разработка девственных недр, скупка сырья, наводнение Китая европейским и американским товаром. Иностранцы, бесспорно, вносят культуру – проводят дороги, строят заводы и фабрики, больницы и школы, осушают болота и рубят леса, проповедуют христианские истины, приобщают к современной цивилизации. Одновременно на свою же голову снабжают китайцев скорострельными пушками, пулеметами, аэропланами, танками, кадрами военных инструкторов.
Но европеец чужд душе азиата. А едва прикрытая захватная политика с разделением Китая на так называемые «сферы влияния» в связи с жадной и хищнической сплошь и рядом эксплуатацией порождает и копит в китайце ненависть к «белым дьяволам».
Можно не сомневаться, что рано или поздно подобное положение под влиянием передовой китайской национально мыслящей интеллигенции приведет к страшному взрыву, к той грозе, первые раскаты которой уже доносятся самым явственным образом.
Ибо едва ли эгоистичная и корыстолюбивая Европа поступится вовремя своим экономическим положением и престижем.
В свою очередь, сами китайские массы в погоне за более выгодным заработком весьма склонны к эмиграции в широких размерах.
Карта расселения китайцев огромна.
Тихоокеанское побережье Америки, Австралия, Филиппины, Зондский архипелаг, Сибирь и русский Дальний Восток – кишат китайцами. Иностранные государства препятствуют в настоящее время законодательными мерами проникновению этого желтого потока в свои пределы. Исключение представляет Россия, в дальневосточных владениях которой китаец сосредоточил в своих руках чуть ли не все ремесла и розничную торговлю, извозный промысел, работу на рудниках и лесных заготовках.
Из всех иностранцев русские лучше других уживались с китайцем. Отношение было неизменно дружелюбное и снисходительно-добродушное. С падением русского престижа отношения несколько изменились. Ибо, как всякий азиат, китаец не уважает того, кто стал слабым. И на том же Дальнем Востоке нередко приходилось наблюдать случаи, когда прежний жалкий и покорный китаец вызывающе бросал русскому:
– Теперь моя «капитана», а твоя «ходя»!
Пятнадцать лет тому назад Китай изумил мир, перескочив от самого деспотического режима к республике. Но это только перемена фасада. Ибо революция, в сущности, почти ничего не изменила во внутренних покоях векового здания.
Сейчас страна переживает эпоху затяжной анархии.
Вопросы политические, экономические, национальные переплелись в сплошной клубок. Своекорыстные расчеты иностранцев подогревают эту смуту. Япония занимает выжидательную позицию, лелея в тайниках души мечту стать распорядительницей судеб Китая.
Впрочем, за время своей многовековой истории Китай переживал и не такие потрясения. Переживет, конечно, и эти. Организм его вынослив и крепок.
И снова мир и спокойствие восстановятся в великой стране, про которую поется в веселой песенке:
Чан – чан,
Чин – Китай,
Превосходный край!..
ШАНХАЙСКИЕ СКАЧКИ
Я провожу в Шанхае две недели.
За этот промежуток времени я успел с достаточною добросовестностью исколесить на рикшах город и ближайшие окрестности. Я исходил все улицы, трущобы, лавки, храмы.
Я побывал во всех редакциях, начиная от монархического «Шанхайского нового времени» восторженной госпожи Звездич, кончая красной «Шанхайской новою жизнью» мрачного гражданина Семешки.
Я посетил своих друзей.
Один содержит бординкгауз. Другой служит бухгалтером в банке. Известный генерал дает уроки русского и английского языков. Кавалерийский полковник обучает тоскующих от праздности китайских леди верховой езде.
Это – отдельные счастливцы.
Устроиться в Шанхае нелегко. В этом царстве доллара необходимы, как нигде, знакомства, связи с иностранными кругами, энергия, настойчивость, удача, исключительная ловкость.
Искусство здесь не пользуется спросом.
Артистка Черкасская, как утверждали, испытывала острую нужду. Гастроли Липковской прошли вяло. И даже яркая звезда пленительного голоножия, Анна Павлова, имела лишь временный успех.
Огромный, более чем трехмиллионный город, и в этом желтом море, как маленький островок, живет до двадцати пяти тысяч европейцев, по преимуществу англичан, французов, американцев, португальцев, евреев. Все это сытые, откормленные менеджеры, маклеры, брокеры, владельцы или