они по нынешним временам большой дефицит. Короче оферта такая. Ночь отработаешь — утром вытаскиваю твоего импотента из ментовки. Но предупреждаю, клиент с причудами. Придется потерпеть. Согласна — звоню ему. Нет — иди жри свою пиццу, пока не остыла.
— Я согласна, — сразу ответила Соня. — Что угодно. Только спасите его… А вы меня не обманете?
Улыбнувшись, Баба-Яга вынула из сумочки золоченый «сяоми», открыла «контакты», показала номер обозначенный как «К-Горбунок. Служебн.». Нажала. Включила громкую связь.
— Подполковник Курбанахмедов, — раздался сиплый голос.
— Привет, сахарный, это я, — проворковала чародейка. — А кто бабуленьке-Ягуленьке задолжал? Сделай мне, кисуля, один ма-аленький подарочек, и мы в расчете.
— Зависит, — ответила трубка. — Чего надо?
— Завтра утречком подскочу. Отдашь мне одного человечка, которого сегодня твои джигиты свинтили.
— А чего он натворил?
— Ничего. Просто документов не было. Брат моей знакомой, нормальный парень.
— И всё? Я его выпускаю, а ты мне за это…
— Да-да, — быстро перебила Баба-Яга. — Отдам. И мы квиты. Ну, до завтра. Чмоки.
Разъединилась.
— Так я звоню моему барыге? — спросила.
— Звоните, — без колебаний сказала Соня. — Куда идти?
— В «Лермонтов-палас». Пять минут отсюда.
* * * Они шли молча. Чародейка впереди, Соня на два шага сзади, словно прикованная невидимой цепью. Была она вся одеревенелая. Ни о чем не думала. Гостиничный вестибюль едва заметила: что-то сверкающее, зеркально-мраморное.
В лифте Баба-Яга сказала:
— Прикольный кулончик. Давно он у тебя?
— Нет. Сегодня нашла. На пляже.
— Это он тебя нашел. Долго наверное искал. «Чистая дева двадцати лет и одного года» — это как розовый фламинго в Антарктиде.
Про чистую деву Соня не поняла и откуда сводня знает, что ей двадцать один год, тоже не спросила, а Баба-Яга ничего объяснять не стала.
Номер был шикарный, пентхаус с видом на бухту.
— Твое рабочее место — там.
Баба-Яга показала на дверь.
Внутри была широченная кровать, на стене и даже на потолке зеркала.
— Что теперь? — спросила Соня мертвым голосом.
— Я уже послала смс-ку. Мчится. Раздевайся, укладывайся.
Всю жизнь Соня стеснялась наготы, даже перед девчонками никогда догола не раздевалась, а сейчас ей было всё равно. Быстро скинула всё, закрыла глаза, чтобы не видеть себя в потолочном зеркале.
«Будет, как у гинеколога. Противно и больно, но необходимо», — сказала она себе.
Холодные пальцы тронули ее за плечо.
— На, выпей. Это настой поебень-травы. Всё тебе станет похеру. И время пролетит быстрее.
Соня приподнялась, выпила пахучего, сладковатого напитка, и всё стало лучше, чем похеру. Вообще ничего не стало.
* * * Хозяйка пентхауса уложила бесчувственное тело поровнее. Наклонившись, долго рассматривала кулон, но не прикоснулась к нему.
Вышла, прикрыв за собою дверь.
Соня находилась нигде. Она была, но ее не было. Что-то проносилось в черноте, какие-то видения. Крутилась снежная метель, кто-то брел через туман, звучали стройные, но нечленораздельные речи, от которых сладко замирало сердце, грезила о чем-то скрипка, перламутрово журчала гитара, и всё это заканчивалось, навсегда заканчивалось, а почему Соня твердо знала, что всё навсегда заканчивается, она объяснить не смогла бы — ее ведь не было.
Послышались голоса, женский и мужской. Они мешали, царапали, как ноготь о стекло, они были знаком того, что конец уже совсем близко.
Потом стало тихо. Раздался шорох, будто по ковру тянут что-то тяжелое.
Баба-Яга втащила в спальню голого мужчину, его безвольно откинутые руки волочились по полу.
Подхватила и легко, будто набитый пухом тюфяк, швырнула на кровать, рядом с одурманенной девушкой.
Он и она лежали бок о бок, касаясь друг друга плечами.
Баба-Яга сходила в соседнюю комнату. Вернулась с молотком и кривым ножом.
Скинула с себя одежду, пробормотала длинное заклинание, фыркающее и плюющееся. Сняла у мужчины с пальца перстень, представлявший собой согнутую серебряную монету, вернее пол-монеты. Положила кольцо на тумбочку и несколькими точными ударами молотка распрямила его.
Сняла у девушки с шеи цепочку, оторвала, швырнула на пол. Кулон оставила.
Теперь положила правую ладонь девушки на левую ладонь мужчины. Шевеля губами, очень осторожно поместила между ладонями сначала одну половинку монеты, затем другую.
Раздался звон. Монета срослась и залучилась сиянием, от которого Баба-Яга зажмурилась.
Схватив нож, она рассекла мужчине грудь, сунула руку в рану и рывком выдрала содрогающееся сердце. Бросила пульсирующий ком на кровать. Проделала то же самое с девушкой. Ее сердце было меньше, но билось чаще.
Отбросив нож, ведьма подобрала и мужское сердце. Подняла над головой обе руки и начала выжимать из сердец кровь, как воду из губки.
Багровая влага полилась убийце на волосы — и они мгновенно поседели. Брызнула на лицо — и оно вдруг стало меняться. В шесть секунд промелькнуло несколько женских ликов, один прекрасней другого, но финальное, окончательное лицо было ужасным: сморщенным, крючконосым, с волосатой бородавкой на щеке и свирепо сияющими глазами. Струи дотекли до плеч — и они покрылись морщинами; до грудей — и они обвисли; до живота — и он сделался землист; до паха — и там зашевелились пиявки.
— У-ха-ха-ха-ха! — торжествующе захохотала ведьма, любуясь на себя в зеркало. — На Калиновом мосту кинет Лихо в Пустоту! Гойда! Гойда! Любо!
И хлопнула в ладоши.
Распахнулась дверь санузла. Оттуда сам собой, стуча подставкой, припрыгал туалетный ершик. Вытянулся в длину, заколотил силиконом об пол, как застоявшийся конь копытом.
Баба-Яга запрыгнула на чудо-щетку, пронеслась по спальне, вышибла окно и взмыла из облака стеклянных осколков вверх, в черное беззвездное небо.
Пронеслась над освещенной набережной,