пошевеливал легкий бриз, в кармане потренькивала мобила — это юротдел подгонял из Москвы экспертизу (проглядеть потом, в номере).
И вдруг Пушкер ощутил зуд. Тот самый.
Как всякий адекватный, твердо ступающий по земле гражданин Российской Федерации, Сандр был подвержен здоровой паранойе: подозревал, что за ним секут, и в большинстве случаев не ошибался. Сечь за Сандром могли конкуренты, менты, вольные охотники и — самое шухерное — серьезные люди. За годы, проведенные между матрешечьими боками и яичными скорлупками Пушкер выработал шестое чувство, наподобие эхолокации у летучей мыши. Чуть повыше холки, где нежные волоски, у него размещался гиперсенситивный участок кожи, реагировавший на слежку особенным тревожным зудом.
И вот, посередине ак-сольской эспланады, на подходе к отелю, локатор включился, но в неожиданном месте. Зазудела не шея, зазудел безымянный палец левой руки, чего никогда прежде не случалось. Ощущение при этом было безошибочное, не спутаешь.
Сандр с удивлением поднес к глазам руку. Зудело вокруг перстня. Что за хрень?
Перстень этот у него был лет пятнадцать. Поглядеть — жуть голимая, кривая серебряная полоска. На пальце у солидного человека такой дешевке вроде бы делать нечего. На важных переговорах Пушкер вроде как в рассеянности покручивал кольцо, поворачивал широкой стороной кверху. Люди пялились. Иногда спрашивали. Для того перстень и был — чтоб пялились и спрашивали.
Пятнадцать лет назад, в блаженную эпоху вторичного накопления капитала, двадцатипятилетний Сандр вместе со всем российским бизнесс-классом начинал софистикеть, переходить от нуворишеских понтов к стилю «Силикон-вэлли». Пересел из простодушного «гелендвагена» на велик, сменил блейзер на майку, «ролекс» на «микки-мауса», а пятикаратный «пинки» на мусорного вида серебряшку. Время варварской пышности закончилось, настала эпоха эллинизма: красоты в глазах разбирающегося. Серенький, невзрачный Pinarello стоил сорок штук баксов, потрепанная майка была с автографом Ëко Оно, часы когда-то принадлежали Стингу, а перстень — покупаем отечественное — был приобретен на правильном аукционе. По случаю семидесятилетия Большого Террора собирали средства на памятник жертвам сталинизма, и Пушкер увел недорого, всего за полтос, классный лот, выставленный фондом «Мемориал», кольцо нобелевского лауреата писателя Ильи Крылова. Так что на вопрос о странном перстне Сандру было что рассказать.
Памятник не построили, потому что поменялся тренд, но к кольцу Пушкер привык. Только немножко его подтюнинговал. Там была черненая надпись TODO O NADA, так он оставил только TODO, безо всяких «или», а остальное велел засеребрить.
Сандр снял перстень, почесал палец, и тот зудеть перестал, но тут же щекотнуло холку, теперь уже совершенно знакомым манером. Значит, не показалось. Секут!
Остановившись и присев, будто бы завязать шнурок на «найк эр-джордане», Пушкер поглядел туда-сюда.
Откуда? Вон из того «мондея» с тонированными стеклами? Сечь за ним здесь, в Ак-Соле, могли только серьезные люди. Унюхали? Перехватили мейлы? Но серьезные люди трэшевыми тачками не пользуются.
Напротив светился всеми окнами четырехзвездочный «Лермонтов-палас». Оттуда, из окна? Номеров в Ак-Соле было не достать, из-за моста тут застряли многие. Сандр вышиб средненький супериор в соседней «Толстой-плазе», только сунув администратору сотку евро.
Да какая разница, откуда они мониторят — из окна гостиницы или из машины? Главное правильно себя вести. Самое глупое — прятаться. Прячется тот, кому есть что прятать.
Здесь одно из двух. Или понюхают и уйдут — или захотят поговорить. Закон жизни в РФ гуманен и прост: будь переговоро— и договороспособен, и получишь место в русском элизиуме, где волки сыты и овцы целы. Объяснить свою полезность (а она есть — это они поймут), обкашлять пределы возможного. Может еще и лучше выйдет, под крышей-то.
Пушкер поднялся к себе в номер. Стал ждать, не вступят ли серьезные люди в контакт. Одно лишь было удивительно: чего это сначала раззуделся палец? Он и теперь почесывался.
Сидел в кресле, потягивал виски «White Horse» (в баре из-за санкций ничего лучше не было), уговаривал себя не волноваться, и сам не заметил, как закемарил. Проснулся оттого, что лицо обдало холодком — окно что ли приоткрылось. Встал. И увидел под дверью, на полу, что-то маленькое, белое.
Подошел.
Визитная карточка. Просунул кто-то.
Может, это и есть контакт? Если так — необычно. По-нормальному должен быть звонок с неопределяемого номера. «Александр Юрьевич? Есть тема для разговора», как-нибудь так.
Нет, не то. Фигня. «CALL-GIRL БАБА-ЯГА» и логотип: ведьма в ступе, с метлой.
Ишь ты, какие декадансы в сельской местности, подумал Сандр в первую минуту, но потом сдвинул брови. Телефона на карточке не было. Только веб-адрес: www.babayaga.ru. Как-то оно чудновато для девушки по вызову. А что если все-таки контакт?
Он сел к лэптопу, набил адрес. Хоум-пейдж минималистский: только логотип и табличка с надписью «Одноклеточным вход запрещен». Кликнул. «Пройти тест на клеточность». Еще клик.
КТО АВТОР СТРОКИ «КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БЫЛИ РОЗЫ?»
— ИВАН ТУРГЕНЕВ
— ИВАН МЯТЛЕВ
— ТУПАК ШАКУР
— НИКТО
Хэзэ, подумал Сандр и нажал последний вариант, который был ближе всего к такому ответу.
Если это контакт, то сто пудов — остроконечники.
Серьезные люди бывают двух подвидов: тупоконечники и остроконечники. Первые старше, они пьют водку «Белуга», а потом слушают Лепса. Вторые моложе, они нюхают кокс, цитируют Кастанеду, и всех, кто не слышал про Тупак Шакура, за людей не считают. Деловой человек высокого уровня умеет находить общий язык и с первыми, и со вторыми.
Появилась надпись: «Правильный ответ. Автор строки умер и стал Никем».
Внизу мерцало окошко в древнерусском стиле, с наличниками: «Начать чат».
Нажал.
Открылись ставни.
«ПРИВЕТ. ОТВЕТЬ ОДНИМ СЛОВОМ: КТО ТЫ?».
Пушкер без колебаний напечатал:
«ИНВЕСТОР».
«А ГОТОВ ЛИ ТЫ ИНВЕСТИРОВАТЬ САМОЕ ДОРОГОЕ?».
С тупоконечниками, конечно, иметь дело проще. Они не интересничают, сразу выставляют процент.
«ЗАВИСИТ», — ответил Пушкер. И прибавил цитату из Лао-цзы (это остроконечники тоже любят): — «ЧТО САМОЕ ДОРОГОЕ? ТО, ЧТО НЕ ИМЕЕТ ЦЕНЫ, НО ИМЕЕТ ЦЕННОСТЬ». Морочить