Читать интересную книгу Шумеры. Забытый мир - Мариан Белицкий

Среди шумерских притч есть несколько произведений, в которых речь идёт о Намтаре, демоне смерти, или о намтар, предопределении. Эдмунд Гордон перевёл и интерпретировал эти притчи, считая их группой самостоятельных изречений. Иное мнение по этому вопросу высказал Торкильд Якобсен. Он отнёсся к этим притчам как к единому целому и, исходя из этого, перевёл и интерпретировал их как одну притчу, названную им «Бедняк и его судьба». Интерпретация Якобсена оказалась чрезвычайно интересной, тем более что она дала возможность глубже проникнуть в фаталистическую концепцию судьбы и лучше понять представление шумеров о предназначении как о высшей и неотвратимой силе. Текст притчи не вполне ясен, вокруг него ведутся лингвистические споры, но познакомиться с переводом этого необычайно ценного документа, бросающего свет на религиозные воззрения шумеров и многие другие вопросы, безусловно, стоит:

Что определило мою судьбу, скажу — [хотя] толькопрезрительными словами;Ту [которая сказала их], я заставлю появиться —[хотя] только там, где может пребывать дух;Что определило мою судьбу, скажу соседке:Это она [моя мать] подставила меня под [действие]презрительных слов;На зародыш [человека] смотрела, в который [таким образом]проникла моя судьба;В несчастный день я был рождён;Что определило мою судьбу, она сказала: она отказалась быть моей матерью!Познание…Соседка, которая вошла в дом, чтобы [помочь] моей матери,Она перенесла меня в жизнь, умастила меня.Как говорится, я человек, который стал подкидышемещё до того, как была определена его судьба;«Я опытный казначей, позволь тебе служить», —сказала она мне. Как говорится, я человек, который стал рабом (?)ещё до того, как была определена его судьба;«Я опытна в денежных и имущественных делах,позволь мне тебе служить», — сказала она мне.Судьба — это зверь, всегда готовый укусить.Как грязная одежда, она прилипает [говоря]:«Кто бы ни был мой господин, пусть знает:Судьба подобна той одежде [что на него надета],пеленает плотно среди пустыни. Судьба — это [также] бешеный вихрь,несущийся над страной. Судьба — это пёс, следующий за ним по пятам.

Трудный, усложнённый текст, да и интерпретация, предложенная Якобсеном, далеко не однозначны. Прежде всего обращают на себя внимание страх и ненависть по отношению к предопределению, хотя страх перед божеством (как–никак Намтар — один из богов «страны, откуда нет возврата») не мешает употреблять «презрительные слова»: судьба сравнивается с псом, с грязной одеждой. Против судьбы нельзя бунтовать, но бранить её и осыпать проклятиями можно. Никакого сравнения с жалобами безвинного страдальца в притче об «Иове»! Там — смирение, покорность, здесь — проклятия, почти богохульство. Эпитеты и сравнения в этой поэме напоминают те, которые использовались по адресу злых демонов. Это и неудивительно: Намтар считался демоном, притом одним из самых жестоких, ведь он нёс смерть.

После этого отступления, необходимого для понимания истоков шумерских представлений о потустороннем мире, вернёмся к верованиям и обычаям, связанным со смертью.

Мы сопровождали богиню Инанну в её путешествии в царство мёртвых, столкнулись с безжалостными законами «страны, откуда нет возврата». Миф об Инанне и трагедия верного Энкиду помогли нам представить себе атмосферу преисподней и удостовериться, что впитанный с молоком матери страх оказаться в Куре был вполне естествен и понятен.

Когда умирал царь

Нам уже известна история открытия царского кладбища в Уре. Мы помним, как потрясённый Леонард Вулли стоял в огромной усыпальнице, где рядом с останками царя лежали скелеты множества его слуг. После открытия Вулли было сделано много попыток объяснить этот жестокий ритуал. Одни учёные видели в нём доказательство обожествления правителей древнего Шумера; другие говорили о кровожадности шумеров, в особенности шумерских правителей; третьи утверждали, что, согласно верованиям шумеров, правителя ждала в потустороннем мире лучшая участь, чем простых смертных, и поэтому приближённые царя весьма охотно отправлялись вместе с ним в последнее путешествие, которого всё равно не избежать. Было приложено много усилий, чтобы найти письменное подтверждение этого обычая. Хотя царские захоронения в Уре относятся к очень отдалённой эпохе, ранее 2500 г. до н. э., а большинство текстов создано или переписано около 2000 г., тем не менее какой–то след массовых погребальных церемоний должен был сохраниться, даже если этот обычай существовал непродолжительное время. Что–то должно было удержаться в памяти последующих поколений, даже если авторы эпических повествований жили спустя пятьсот или более лет после эпохи массовых погребений.

Упорные поиски шумерологов увенчались успехом: была прочитана небольшая табличка, содержащая 42 строчки текста. Восстановить полный текст этой таблички не удалось, но порой и несколько слов или даже одно слово, оказавшись в определённом контексте, дают возможность сделать довольно точную интерпретацию. Табличка под шифром ИМ 29–16–86 содержит заключительный фрагмент одного из эпических повествований о Гильгамеше. Предполагают, что это одна из версий окончания эпоса, названного «Смерть Гильгамеша». Вычурное, сложное построение фраз, изысканные метафоры, разумеется, не облегчают прочтение этого произведения. Из него мы узнаём, что Гильгамеш принёс богатые и великолепные дары, а также жертвы разным божествам подземного царства, кроме того, он одарил и важных умерших, которые там пребывают, и сделал это за себя и за тех, «кто почил вместе с ним» в его дворце в Уруке, ставшем божественным, т. е. он принёс жертвы за жену, сына, наложницу, музыканта, воина, слуг и т. д.

Если этот отрывочный и неполный текст прочитан верно, то речь здесь идёт о дарах, которые принесли богам преисподней после своей смерти и нисхождения в подземное царство Гильгамеш и сопровождавшие его люди, весь его траурный кортеж. Некоторые исследователи возражают против такой интерпретации Крамера. Может быть, говорят они, здесь имеются в виду жертвенные дары, которые должны обеспечить благополучие оставшейся на земле семье Гильгамеша и его свите. Но тогда почему эти дары предназначались богам подземного царства? Более правдоподобным представляется первое толкование, тем более что Гильгамеш, фигурирующий во множестве легенд, принадлежал к числу исторических правителей древнего Шумера и жил примерно в то время, к которому относятся обнаруженные Вулли царские гробницы, где рядом с правителем покоятся его верные подданные. Таким образом, свидетельства литературного произведения вполне совпадают с археологическими данными, что является лишним подтверждением выдвинутой исследователями теории.

Поэтический текст поэмы о Гильгамеше содержит ещё одну важную подробность, которая пригодится нам в дальнейшем: в поэме упоминаются «важные умершие». Значит, в шумерском аду, как и на земле, не было равенства и не все вели там одинаковый образ жизни.

События, связанные со смертью царя Ур–Намму, описаны в произведении шумерского поэта, жившего во времена третьей династии Ура. Это произведение — один из интереснейших памятников той эпохи, оно представляет собой уникальное явление в шумерской литературе. Этот единственный в своём роде документ, своеобразный по форме и необычный по теме, не подходит ни под один из известных нам жанров шумерской литературы. Точнее всего его будет назвать погребальной песней на смерть царя.

Отсутствующее начало, по–видимому, содержало воспевание деяний царя Ур–Намму. В нём говорилось о его победах над врагами, о постройках, которые он возводил во славу богов, о благодеяниях, коими он осыпал жителей Ура и всего Шумера. В соответствии с существовавшей в шумерской поэзии схемой вступление являлось апофеозом правителя, выражением благодарности ему за его дела.

Имеющийся в распоряжении исследователей текст начинается рассказом о том, как Ур–Намму, «покинутый на поле битвы, подобно разбитому кораблю» (не содержится ли в этой поэтической метафоре намёк на то, что царь потерпел военное поражение или был предан своими воинами?), почил на погребальных носилках, горько оплакиваемый семьёй, придворными и жителями города. Затем мы видим Ур–Намму в стране мёртвых. Как и Гильгамеш, он приносит дары семи богам подземного царства, но никаких упоминаний или намёков на то, что эти дары вместе с ним приносят какие–то другие люди, здесь нет. Ни слова не говорится и о кортеже, который сопровождал бы царя в его путешествии в потусторонний мир.