Останавливаю его. Подхожу, беру за руку.
— Я любила тебя всем сердцем. Я любила наш общий дом, жизнь, которую мы построили вместе. — Сжимаю зубы так, что они начинают ныть. — Я любила каждый твой жест, цвет твоих волос, запах твоей кожи, твой смех — все! Это ты бросил меня, Адам.
Вопрос, как сильно я тебя люблю и люблю ли вообще, никогда не возникал. Вопрос в том, как ты любил в ответ. Ты всегда думал сначала о себе.
Он опускает голову, вытирает слезы и смотрит в бетонный пол.
Крепко сжимаю его руку.
— Теперь я поняла. Зная то, что я знаю сейчас, поняла. Родители бросили вас на произвол судьбы.
Может показаться, они никогда вас не любили, но я уверена, это не так. Любили. Любили, как умели.
Ия. . . я очень тебя любила. И хочу, чтобы ты это знал. С чего я решила рассказать Адаму, насколько сильно его любила? Из жалости?
— Тайны и обман, — шепчет он. — Нас с тобой убили тайны и обман. Я любил тебя больше всех в жизни. — Его губы дрожат. — Я не прошу прощения, но этот урок я усвоил. — И он повторяет: — Тайны и обман.
— Адам, а Бен знает?
Он так сильно трясет головой, что я за него пугаюсь.— Ты не считаешь, что он должен знать?
— О боже, нет!
— Скажи ему. Он давно не мальчишка.
— Если бы отец хотел, чтобы Бен знал, то попросил бы меня ему рассказать. Да и подходящего момента не было.
— Твоему отцу не следовало взваливать на тебя эту ношу. Ты должен ему сказать. Карен ждет ребенка.
Они ждут ребенка. — Колеблюсь, но все-таки добавляю:
— А что, если у них когда-нибудь возникнет та же проблема, что и у Киры?
Адам медленно кивает. Время показать брату прощальное письмо отца наступило. Я кладу руку ему на плечо, крепко сжимаю, словно хочу отогреть.
— Все будет хорошо.
— Нет, — говорит он. — Не будет. Смотри, вокруг нас обломки прежней жизни. Я эгоистичный дурак, теперь надо собрать эти обломки, схватить тебя и умолять еще об одном шансе. Прошу тебя: всего один шанс. Я докажу, что изменился.
— Адам…
— Только не говори, что больше не любишь меня.
Пожалуйста, не произноси этих слов.
Смотрю ему в глаза.
— Ты уже не мой человек, Адам. Я тобой переболела.
Ты сражаешься за свое счастье, но твое счастье и мое — они теперь разные. Мне нужен кто-то, кто будет любить меня полностью, целиком.
— Я люблю. Я любил. Я изменился. Там, в Рукери… Я говорил тебе о Рози? Рози, бедняжка…
Его начинает трясти. Без остановки. Он дрожит и плачет, и все, что я могу, — обнять его крепко и держать.
Поднимаю взгляд к небесам. Пора заканчивать эту историю.
Глава 46
— Ты уверен? — Бет решила отвезти меня на своей машине и теперь говорит, не отрывая взгляда от лобового стекла.
— Ты могла не ехать. Я должен поговорить с ним сам. — Это лукавство. Без нее мне сейчас не обойтись. Дрожь прошла, но я сомневаюсь, что смогу вести машину. — Ты права. Он… они должны знать правду.
— Я пойду с тобой. — Она будто уговаривает себя. — Если ты не против, конечно.
— Да… пожалуйста.
Бен сжимает в руке прочитанное письмо.
— Так… — произносит он, наконец положив лист на журнальный столик, вокруг которого мы вчетвером разместились.
Карен мало похожа на себя: лицо приобрело восковую бледность, глаза, обычно яркие и широко распахнутые, сейчас тонут в темных кругах. Кожа в пятнах, тусклые волосы. Она похудела, что — учитывая рост и сложение — ей страшно не идет.
— Можно мне?
Бен кивает:
— Прочти вслух.
Он сидит на диване, закрыв глаза.
Карен начинает читать:
Адам, я знаю, ты найдешь нас и это письмо. Мне очень жаль, что тебе это предстоит. Вечером я о т правился спать и обнаружил, что мама уже остыла.
Она выпила полный флакон своих таблеток. Я обнимал ее, пытался отогреть — бесполезно. Я полночи думал, что делать; если говорить честно, выбора нет.
Я не смогу без нее жить. Просто не смогу. Вы с Беном уже взрослые, у вас все сложится хорошо.
Несколько дней назад она точно выяснила, что Бен не мой сын.
Карен умолкает и прижимает руку к сердцу. Ищет руку Бена — и только потом продолжает:
Бен оказался в больнице с пневмонией, ему делали анализы. И я заставил маму сравнить группу крови — мою и его. И теперь точно знаю то, что, кажется, знал всегда.
Это я заставил ее и подтолкнул к краю. Жить с этим я не смогу.
Мне жаль, Адам. Надеюсь, у тебя хватит стойкости. Поступай с этой информацией, как сочтешь нужным. Расскажешь ты ему или нет — решай сам. Но, прошу тебя, позаботься о нем. И о себе.
Папа.
— Так, — снова говорит Бен. — Вполне ожидаемо.
Только непонятно, почему ты мне раньше не рассказал.
— Когда они умерли, тебе было так плохо… Ты решил, что они нас бросили. Я правда хотел тебе рассказать, но подходящего случая не было.
— Боже, Адам, двадцать лет…
Перебиваю его:
— А когда следовало рассказать, Бен? Когда ты поступал в университет? Или, может, когда ты провалил на первом курсе итоговый экзамен? А выпускные экзамены — ты тот год хорошо помнишь? Или потом, когда тебя дважды увольняли с работы? Или когда ты жил с Элизой — шесть лет! — и вы так мечтали зачать ребенка?
Бен молчит, Карен только крепче стискивает его руку.— Господи, Бен! Меня часто обвиняют в том, что я поступаю эгоистично. А здесь? Я ничего не выиграл, я только берег тебя. Не хотел причинять боль.
— Ты знаешь, кто мой настоящий отец?
— Нет. Не знаю.
Люк Скайуокер и Дарт Вейдер. У меня даже ладони вспотели.
Карен бросает взгляд на Бет и предлагает сделать кофе, они уходят на кухню. Мы с Беном остаемся вдвоем, поглощенные одними и теми же мыслями.
Тишина в комнате становится буквально осязаемой.
Когда вносят кофе, брат нарушает молчание:
— Почему сейчас?
Бросаю взгляд на Бет.
— Это я попросила, — говорит она. — Если бы он не рассказал сегодня, то уже никогда не решился бы.
Лицо Карен искажено мукой.
— Бен, ты терзался все эти годы. — От ее слов у меня перехватывает горло. — Я только недавно это поняла. Возможно, теперь…
— И еще, — Бет обращается к Бену, — у вас будет ребенок. Что, если, не дай бог, возникнет такая же ситуация, как у Киры Пью? Что, если вам нужно будет знать точно?
— Мне неизвестно, кто твой отец, Бен. — Теперь мой черед горбиться и опускать голову. — Но если ты когда-нибудь решишь это выяснить, я знаю, с чего начать поиск.
— Расскажи, — просит Бен. — Прямо сейчас.
Он снова закрывает глаза. Карен крепко его обнимает.
Я вспоминаю случай, когда вернулся из колледжа и обнаружил в комнате у матери любовника. А еще, до того, я видел их в городе в кафе. Мужчина был тот же. Он и в доме у нас бывал — старый школьный друг родителей, мы никогда не знали фамилию, только имя — Дейв.
Все это я рассказываю Бену.
— Так.. — произносит он, выслушав.
— Мы пойдем. — Я поднимаюсь, Бет тоже встает. — Уже поздно. — Встречаюсь с ним взглядом.
— Вам с Карен есть о чем поговорить. Мне жаль.
Бен обнимает меня.
— Нет. Это мне жаль. Что они сделали — с тобой, со мной, с нами…
Я возражаю:
— Слабые и небезгрешные люди. Наверное, они хотели как лучше.
Карен бессознательно прикрывает ладонями живот.
— Бет говорит, ты плохо себя чувствуешь. Через несколько недель все изменится.
— А еще через несколько недель, — она тоже поднимается, — меня разнесет как бочку.
Бен, успокаивая, притягивает ее к себе и поворачивается ко мне:
— Я знаю, ты все время старался меня защищать, ограждать от тревог. Так вот, с этой минуты я официально тебя освобождаю.
Мы быстро прощаемся: все, что требовалось, сказано.