от шлака слитки Нирул порубил зубилом на мелкие кусочки для облегчения второй плавки, и я снова обошел место действия, зачитывая басню. И снова усердно кочегарили рабы-помощники, снова горкой выпирал шлак после заливки металла в тигель с порошком, а парень обливался потом над пышущей жаром печью, удаляя его совком. Лишь в ходе третьей плавки в расплав попали последние порции порошка, после чего весь бериллий – алюминий, скорее всего, уходил в основном в шлак – с примесью железа перешли из толченых самоцветов в бронзу, а уж для ее окончательной очистки от шлаков понадобилась четвертая плавка, которую мы сделали после ужина. Этот процесс уже мало отличался от давешнего спасения брака, и я понял, что у пацана все получится. Требовалось еще правильно «облагородить» металл, после чего он только и приобретет твердость и пружинные свойства, но это Нирул уже делал, а уж истовую веру в успех я ему организую в лучшем виде!
Это мы отложили назавтра, поскольку был уже поздний вечер, а парень и вымотался, и переволновался, так что свой отдых заслужил честно.
– Мошенник! Шарлатан! Рабовладелец! Эксплуататор! – так обласкала меня Юлька, когда мы всей компанией мирно курили трубки – теперь уже наконец-то каждый свою собственную – перед отходом ко сну.
– Да, мы такие! – весело согласился с ней я, а заэксплуатированный мной Володя кое-что высказал на ушко своей Наташке, отчего та – в кои-то веки – виновато опустила глазки. В общем, заработав от меня за сегодняшнее зубоскальство шекель, он похвастался ей, а та проболталась Юльке. Гнев защитницы прав трудящихся поутих, когда мы договорились с ребятами, что отныне и впредь они будут «помогать» мне по очереди. Пожалуй, я и своему замордованному рабу завтра отдам его шекель, который получу за два дня его работы. Я от этого не обеднею, поскольку у меня все равно будут оставаться три в день, а принцип «Живешь сам – давай жить и другим» никому еще в этом мире не вредил…
Утром я назначил «трудовую вахту» Сереге. Юлька, конечно, вообразила себе, будто это результат ее вчерашнего наезда, но мне насрать, чего она там себе воображает. На самом деле мне нужен был сейчас именно Серега – в качестве эксперта по бериллам. Зачитав для трудового почина с десяток похабных частушек и подбодрив аборигенов Серегиным смехом, я дал Нирулу «добро» на доведение до ума выплавленного вчера металла, а с Серегой пошел смотреть камешки. Дело в том, что относительно дешевые самоцветы второго и третьего сорта доставлявшие их бродячие торговцы, боясь испортить товар, зачастую даже не отделяли от кусков пустой породы. В некоторых кусках имелись камешки не того цвета, но с характерным берилловым блеском, которые меня как раз и заинтересовали. Мое предположение наш геолог полностью подтвердил – это тоже были хоть и не драгоценные, но самые натуральные бериллы.
Железа, дающего аквамарину его характерную синеву, а драгоценному сплаву – черный цвет при потускнении, в них могло и вовсе не быть или быть слишком мало, но это уже вопрос второй. Главное – бериллия в них столько же, сколько и в аквамаринах. Поскольку на черную бронзу они не годятся, да и даны торговцами просто «в нагрузку», никто мне и слова не скажет, если я использую их для своих собственных надобностей. Например, для выплавки бронзы, по цвету не черной, но по прочим свойствам ничуть ей не уступающей. А мне ведь не «шашечки», мне ехать.
Как я и ожидал, договориться с начальником рудника о судьбе «некондиции» мне не составило ни малейшего труда – решив со мной главный и животрепещущий для себя вопрос, он уже не разменивался на мелочи. А когда для отбора на следующий слиток я принес и такую «некондицию», которая имела «правильный» цвет, он и вовсе просиял. Нирул как раз закончил термообработку вчерашнего слитка и его испытания, показавшие наш полный и безоговорочный успех. На сей раз я отобрал всего лишь с пяток маленьких аквамаринчиков чистой воды – не будем совсем уж обижать богов, а дальше добавил к ним камни с явными дефектами и совсем уж мелюзгу, никакой ювелирной ценности не имевшую. Затем пришла очередь второго сорта, а там уж дошло дело и до третьего. Когда до уравновешивания весов не хватало уже мелочи, я приказал Нирулу повыколупывать голубоватые и зеленоватые вкрапления из «некондиции», которыми мы и уравновесили весы окончательно.
Лучась нескрываемым довольством, местечковый «царь и бог» снова пригласил меня обедать к себе. А за оставшееся до обеда время, пока пацан аккуратно толок камни в порошок, начальник произвел подсчет и отложил довольно-таки приличную кучку весьма симпатичных аквамаринчиков, которая явно прибавила ему счастья.
– Будут наши, если у тебя получится и этот слиток, – пояснил он мне. – Ты уж, уважаемый Максим, постарайся, чтобы так оно и случилось.
– Приложу все усилия, почтенный! – заверил я его.
За обедом между нами царило полное взаимопонимание и, против ожидания, начальник рудника даже не пытался воспользоваться моим благодушным настроением для выторговывания себе большей доли.
– Эта кучка, что я отобрал, больше тех, что мы сберегали со старым мастером, – пояснил он, угадав мои мысли. – Сделай так, чтобы она стала нашей, и та половина, о которой мы с тобой договорились, окажется такой же по величине, как те три четверти, что я имел раньше. Ну, если даже и немного меньше – не стану же я торговаться из-за мелочей, когда мы с тобой сделали такое большое дело. Ведь если у тебя получится и так пойдет и впредь – я ничего не теряю.
– Я рад за тебя, почтенный!
– А за себя самого не рад, хе-хе?!
– А как ты думаешь? – и мы расхохотались, довольные друг другом.
– А знаешь, уважаемый Максим, я ведь подумал на досуге над твоими словами! Ну, насчет того, чтобы поумерить расточительность жены. Клянусь богами, ты прав! Если нам будет сопутствовать удача – ты уж постарайся, чтобы она нам сопутствовала, – я и в самом деле попридержу и припрячу часть своей доли. Пусть считает, что дела мои не так хороши, и привыкает быть хоть немножко бережливее, хе-хе!
– Давно пора, почтенный! Посуди сам – слыханное ли дело, чтобы при таких-то доходах, и не приумножить своего достатка? Мне на твоем месте было бы просто обидно!
– Ты думаешь, мне самому не обидно? Если бы сейчас вот сюда, на этот стол, сложить все те самоцветы, что прилипли к вот этим вот рукам за прежние годы – ты бы лопнул от зависти! И – представь