Нирул. Я выпал в осадок, когда он сообщил мне, что в среднем хорошие «морские» камни стоят вдесятеро дороже золота – по весу, естественно. А если нагляднее и приземленнее, то бишь в пересчете на серебро, то легонький чистый и прозрачный камешек примерно с ноготь мизинца величиной будет стоить около десяти гадесских шекелей. Но я окончательно офонарел, когда он легко и непринужденно уведомил меня, что вес самоцветного порошка в сплаве составляет две трети от веса меди. В итоге готовая черная бронза – с учетом работы и прочих затрат – выходит впятеро дороже золота. Стоит ли после этого удивляться тому, что археологи ее не находят? Почему самоцвета в черную бронзу идет так много? А просто при названной пропорции она – ну, после соответствующей термообработки, конечно – получается самой твердой и упругой, за что и ценится. Кто же будет платить столь сумасшедшую цену за мягкий или ломкий сплав? Настоящая черная бронза после правильной закалки тверже подавляющего большинства железных клинков, прекрасно пружинит и не ржавеет. Так, почернеет только со временем, если не надраивать, за что и зовется черной.
Тут я окончательно запутался. Из современных бронз значительно твердеет при термообработке и хорошо пружинит только бериллиевая – марки БрБ2, в которой этого бериллия два процента, остальное медь – ну, не считая неизбежных примесей. Однако же цвет ее после термообработки – с красноватым отливом, как у червонного золота, отчего и называется ее термообработка облагораживанием. Со временем, немного потускнев, она становится лишь слегка темнее, даже не думая чернеть. А чернеет совсем другая бронза, термообработке не подвергаемая – алюминие-железистая БрАЖ9–4. Тоже относительно твердая, но до термообработанной бериллиевой ей далеко.
Химическую формулу берилла, разновидностью которого как раз и является аквамарин, Серега припомнил – Al2Be3Si6O18. Вспомнив, что бериллий – один из самых легких химических элементов, мы прикинули, что в этом минерале его по весу – с гулькин хрен. Что ж, тогда понятно, почему самоцвета нужна такая прорва. А что сплав чернеет – так ведь есть в аквамарине и железо, о котором геолог вспомнил сразу же, как только я проговорился о чернеющей БрАЖ9–4. Немного его в аквамарине, в виде примеси, как раз и обеспечивающей его цвет, но есть – это Серега помнил совершенно определенно. Чем больше железа – тем насыщеннее цвет.
Как и предполагал геолог, камешки худшего качества ценились здесь гораздо дешевле. Нирул ведь до отдачи сюда в ученичество жил у родителей в Кордубе, городе по местным меркам очень даже приличном и с приличным рынком, на котором торговали и самоцветами. А его отец, известный в городе кузнец-оружейник, нередко получал заказы от знатных кордубцев на богато украшенное оружие, в том числе и украшенное дорогими каменьями. Сопровождая отца на рынок для закупки всего необходимого для работы, парень присутствовал и при покупке отцом нужных для украшения заказанных изделий камешков и в расценках на них более-менее ориентировался. По его словам, второсортные аквамарины – прозрачные, но не столь красивого цвета – ценились впятеро, а то даже и вдесятеро дешевле первосортных, а непрозрачные третьесортные – вообще в несколько десятков раз. Совсем мелкие, непригодные для вытачивания из них резных поделок – и вовсе в добрую сотню раз. Но кто же станет так гневить богов, жертвуя на истолчение в порошок для сплава никуда не годные камни? Ведь по сути уничтожаемые драгоценные самоцветы – своего рода жертвоприношение, призванное умилостивить богов, дабы те явили требующееся от них чудо.
Осмыслив и переварив услышанное, я злорадно осклабился. Само присутствие среди рассматриваемых нами камней третьесортной дешевки доказывало в таком случае как дважды два существование здесь в недавнем прошлом теневой экономики.
– Ты толок в порошок и их? – спросил я Нирула.
– Бывало, господин. Мастер сам отбирал камни для очередной плавки. Плохие бывали почти в каждой, но понемногу, а средние – всегда, и иногда до половины общего веса.
В общем, что и требовалось доказать. Мысленно я скорчил зверскую рожу, когда постановил:
– Первую плавку делаем как положено – не будем гневить богов.
Надо было видеть эти полные душевной муки глаза начальника рудника, когда мы с Нирулом отбирали камешки для плавки. Собственно, отбирал я, а пацан смотрел и указывал мне замеченные недостатки. После этого я рассматривал камешек внимательнее – с глубокомысленным видом и бормоча под нос какую-нибудь монотонную похабщину по-русски – и браковал, если указанный парнем дефект был существенным.
– Покойный мастер использовал в своей работе и такие! – тоскливо простонал местный «царь и бог».
– Покойный мастер, почтенный, наверняка успел за свои долгие трудовые годы снискать великую милость бессмертных, – непреклонно возразил я. – Мы же будем сейчас выплавлять черную бронзу впервые. Мыслимо ли ожидать милости от богов, если мы с самого начала пожадничаем на достойную их жертву?
Я позаботился о том, чтобы мой тон при этом выглядел как можно лицемернее. Чем скорее до него дойдет, что милость богов будет зависеть от договоренности со мной, тем лучше. А чтобы ему еще лучше размышлялось на эту конструктивную тему, я отобрал следом парочку крупных самоцветов чистейшей воды, поцокал языком, продекламировал пару похабных частушек и с самым довольным видом торжественно водрузил дорогущие камешки на чашу весов к уже отобранным. Типа вот это достойная жертва небожителям. Даже Нирул слегка ошалел, а начальник рудника издал тяжкий горестный вздох…
Такими же вздохами сопровождалось и варварское уничтожение отобранных драгоценностей, которые парень по моему приказу толок прямо у него на глазах – клиент явно созревал для конструктивного диалога. Наконец, он не утерпел:
– Уважаемый Максим! – Ого, я у него уже и «уважаемым» успел заделаться, гы-гы. – Пока твой раб занят обычной подготовкой, за его работой может понаблюдать и мой помощник. Зачем же мы с тобой будем утруждать этим себя? У меня есть доброе вино, за которым мы могли бы поговорить о делах важных и полезных для нас обоих. Почему бы тебе не отобедать со мной?
– Пожалуй, ты прав, почтенный! – Человек ведь всюду одинаков, и что в нашем современном мире, что в этом архаичном социуме в общем и целом одно и то же – мало кто откажется выпить и поесть на халяву, да еще и с таким большим и важным человеком, и с учетом этого я сдобрил свой тон уместной для данной ситуации долей энтузиазма.
Расстарался большой и важный человек, надо отдать ему должное, на славу. То вино, которое я вытребовал у него давеча в качестве премиальных за спасение брака, было куда