Тевтоны, надо отдать должное, не лезли, тупо на рожон, маневрировали и постоянно прощупывали оборону русских, но прорвать её с ходу, несмотря на все усилия и существенные потери — не могли. Выстроенная за три месяца полевая оборона, насыщенная минами, инженерными заграждениями, бронебойными средствами, не давала им возможности, быстрого прорыва обороны и выхода к Южному Бугу, с дальнейшим «срезанием» основания Уманской дуги. К тому же, дивизии первой линии, были впервые изобильно оснащены бронетехникой, как тяжелыми гусеничными бронетранспортерами «драгун», так и танками СТ-75 последней модификации так и самоходками СО-122/65 получивших у солдат прозвище «Тур» в честь огромного рогатого быка…
Вот приданная батальону батарея «туров», обер-фельдфебеля Степы Кривошеева и была основой его успешной обороны. Самоходки постоянно маневрировали за крепкими хатами Ободовки, беспрерывно обстреливая прорывающихся немцев, будь то танки или гренадеры на БТР — навесным огнем. Если кто то скажет, что пятидюймовый фугасный снаряд, падающий на танк, навесом — его не подобьет, плюньте ему в лицо. Если 122 миллиметровая чугунная чушка, набитая взрывчаткой, падает на «леопарда», он больше в атаку не пойдет. Ну в ближайшие сутки-двое точно. Пока ремонтники, не подварят оторванные катки и фельдшеры не приведут в порядок глубоко контуженный экипаж. А если он попадет в моторно-трансмиссионное отделение, то «панцер» уедет в ремонт, недели на две. Если повезет…
* * *
— Связь глушат, господин майор…Не могу связаться с ротой Дьякова.
— Черт…Его же бойцы нас и пристрелят. Вызывай «Сто восьмого»! Батарею Кривошеева вызывай.
— Сто восьмой! Сто восьмой! Это «герань!» Это «герань!», вызываю…
Наконец, Яблоков, обреченно стянул наушники с головы.
— Весь эфир забит….Не могу, сквозь шум пробиться.
Филиппов, махнул рукой.
— По хрен. Пойдем так. Осматриваться будем, идти осторожно…Чибис…
— Да, господин майор…
— Идешь впереди… Яблоков, замыкающий…Все, двинули…
Представить себе в начале войны такое, что батальон, отбивавший атаки фрицев, одномоментно лишился всего командования и продолжал сражаться как ни в чем не бывало-было просто невозможно…Но…но все, меняется даже в такой консервативной среде как армейская. Основной костяк низшего командного тактического звена, уровня взвод-рота — вчерашние унтера или еще хлеще, образованные солдаты. Выжившие в адских мясорубках первых боев, отступавшие, но не бежавшие и зубами вырывавшие у германской военной машины первые победы. Сейчас у них лейтенантские или даже капитанские погоны, они держатся насмерть и держат в узде своих подчиненных и им не нужны постоянные понукания и мелочная опека. Незаметно со стороны, жестокий фронтовой естественный отбор, о котором не мог подумать старикан Дарвин, выковал из серой и аморфной массы крестьян и горожан, настоявших псов войны, ставших настоящим хребтом Действующей армии. Такое не потерпят тупого хамства вышестоящего начальства и не позволят мордовать подчиненных…Сами отмордуют, если нужно. Все трое ротных первого батальона — Мельниченко, Дьяков и Тарской, были фронтовиками и «георгиевцами», воевали более полутора лет и были настоящими авторитетами для солдат. Так что, над ними с «кольтом» стоять не надо, сами справятся…
— Стой сука! Кто идет! Раздался впереди, нервный фальцет, явно напуганного часового…
— А ну не ори, шлендра! Прикрикнул, пригнувшись Чибис. Я вестовой, позывной «герань», баранья твоя башка. Веди к Дьякову. К сто девятому!
Спрыгнувший в траншею Загряжский, хлопнул по плечу напуганного часового, пожилого мужика с серым от пыли или усталости лицом, Филиппов похлопал его по плечу…
— Благодарю за службу! Бдительность проявил. Молодец… солдат улыбнулся, продемонстрировав щербатый рот и две стальные коронки и выпятил впалую грудь колесом. Приятное слово, всегда уместно. Особенно когда люди, валятся с ног от усталости.
— Комбат здесь…Сергей Федорович, прибыл с Загряжским…Тут же прошелестело по траншеям и дотам и многие солдаты приосанились. Мол, смотри комбат, какие мы — орлы.
В блиндаже, ротного, старшего лейтенанта Дьякова, дымили папиросами трое — сам Георгиевский кавалер, Саня Дьяк с позывным Сто девять…командир бронебойной реактивной батареи, прапорщик Миша Матусевич и неизвестный малый в грязном комбинезоне танкиста с обожжённой и залепленной пластырем щекой.
— Здравия, желае… Попытались вскочить при виде комбата, но Сергей небрежно отмахнулся. Не до чинов и рангов…
— КэПэ, хана. Разнесли гаубицами. Связь — легла… В эфире сплошные помехи… Коротко сообщил подчиненным Филиппов. Немчура лупит пока издалека, но чую, полезут опять… У вас по роте — чего. И у соседей?
Дьяков молча развернул карту, здесь не штаб дивизии, никаких электронных планшетов и копировальных машин — нет.
— Первая рота, здесь, минометчики Бондаря, вот здесь…Связь с ними устойчивая, проводная правда…
— И то хлеб. Надо связаться узнать, что по «бэ-ка» и координаты уточнить…Сказал Филиппов.
— Так точно, сделаем. Думаю с минами — все хорошо… но…
— С «бурсами» — засада. Влез в разговор Матусевич, командир бронебойщиков и местный, уманский, выходец из еврейского местечка…Осталось четыре штуки, один из наводчиков, Жека Свиридов, убит утром…
— Ничего Миша. Сам за прицел ляжешь, если что. У тебя это, хорошо получается. Насчёт «бурсов», свяжусь с интендантом, но боюсь, что они закончились на уровне дивизии. Как последние отстреляешь, уводи людей в тыл. Мне пустое геройство ни к чему…
— Так точно, Сергей Федорович. Козырнул Матусевич
— Теперь о тебе…Сергей повернулся к неизвестному танкисту…Ты — кто?
— Старший унтер-офицер, Подшивало Николай Опанасович…Командир танка, третьего взвода, первой роты 37 отдельного танкового батальона…четвёртого Сумского стрелецкого полка…Отчеканил танкист…
— Их взвод нашей роте, придали. Уточнил Дьяков.
— Рота, капитана Забелина?
— Так точно господин майор…но с Игорь Святославовичем, связи уже сутки нет…
— Понятно…Танки во взводе на ходу есть?
Подшивало, замотал головой.
— На ходу — ни одного. Один вчера сгорел, сучий «мессер» точно ракету в башню всадил, командир взвода, фельдфебель Мурашко, Царствие ему небесное со всем экипажем погорел…Сегодня, танк унтера Солодова, получил фугас с гаубицы, господин майор. Солодова наповал, парней в медпункт, танк — в ремроту, тягачом отволокли…Успели… ему катки выворотило и ствол как топором, срубило…
— Не понял, унтер-офицер…А с твоим то что не так…
— Двигатель…Поршень, сука прогорел…Запорол я двигатель… С тоской, сказал танкист.
— Ну не ты…механик у тебя, чудило…
— Нет, у меня механика. Ему еще вечером вчера, ступню оттяпало. Я за него рычаги дергал… А Яшка — башнер, стрелял…
— Так что с танком…?
— Окопали. Орудие в норме, оба пулемета, тоже. Фрицы полезут, угостим как следует. Пехоту огнем поддержим, но без маневра…
Филиппов повернулся к Загряжскому
— Мне нужно восстановить связь со штабом полка. Срочно, кровь из носу…Любой ценой.
— Все понял. Есть! Хмуро козырнул Загряжский, полез в низкий ход сообщения.
* * *
— Извините, геноссе генерал, но я не вижу ни малейшего намека на усталость русских войск. Взятые ночью пленные — это солдаты из маршевого батальона. Которым только что пополнили потрепанные за день соединения. И противостоящая нам, стрелецкая дивизия снова достигла почти штатной численности…
— Но техники у них значительно меньше…
— Это терпимо для русских. Они на своей территории и за три месяца создали значительный резерв