медленно. – Очень любезно с вашей стороны пригласить меня.
– Из чисто деловых соображений, малышок, чистейше деловых. Итак, заметано. Поезд одиннадцать двенадцать с Ватерлоо. Смотри, не опоздай. Высматривай меня на перроне. Если я тебя увижу первым, то крикну.
Глава III
Вокзал Ватерлоо, кое-какие попутчики и девушка с каштановыми волосами
Суровая строгость вокзала Ватерлоо без десяти минут одиннадцать, когда я прибыл туда ловить поезд на Комбе-Регис, заметно смягчилась благодаря некоторым проблескам солнца и деловитой суете на перронах. Носильщик забрал мой саквояж, сумку с клюшками для гольфа и назначил мне свидание на перроне номер шесть. Я купил билет и пролавировал к газетному киоску, где для повышения сбыта громким и проникновенным голосом осведомился, не располагают ли они экземпляром «Маневров Артура» Джереми Гарнета. Услышав, что они им не располагают, я укоризненно поцокал языком и порекомендовал заказать побольше экземпляров, так как спрос обещает быть огромным, а затем потратил пару шиллингов на журнал и кое-какие еженедельники. После чего, имея в запасе десять минут, отправился на поиски Укриджа.
Я обнаружил его на перроне номер шесть. Поезд одиннадцать двенадцать уже подали, и тут же я увидел, что мой носильщик прокладывает ко мне путь с саквояжем и сумкой, полной клюшек для гольфа.
– А вот и ты! – мощно провозгласил Укридж. – Молодец. Думал, ты обязательно опоздаешь.
Я обменялся рукопожатием с улыбающейся миссис Укридж.
– Я наметил купе и занял два угловых сиденья. Милли поедет в соседнем. Не любит в поездах табачного запаха. Надеюсь, в купе мы будем вдвоем. Сегодня здесь чертовски много народу. С другой стороны, чем больше в мире людей, тем больше яиц мы сможем продать. Я кишками чую, что все эти субчики – закоренелые яйцееды. Залезай, сынок. Я только провожу женушку в ее купе и сразу назад к тебе.
Я вошел в купе и остановился у двери лицом наружу в слабой надежде предотвратить вторжение попутчиков. Затем внезапно втянул голову внутрь и сел. В мою сторону направлялся пожилой джентльмен в сопровождении прелестной девушки. Нет, это был не тот тип попутчиков, которых я тщился отпугнуть. Девушку я заметил еще возле касс. Она ждала в стороне от очереди, пока пожилой джентльмен мужественно боролся за право приобрести билеты, вот почему у меня было достаточно времени, чтобы ее разглядеть. И я поспорил сам с собой, какой эпитет больше подходит к ее волосам – светло-каштановые или золотистые. В конце концов я решил в пользу каштановых. Мои глаза встретились с ее глазами всего один раз и только на миг. Они могли быть голубыми, они могли быть серыми. Уверенности у меня не было. Жизнь изобилует такими проблемами.
– Тут, мне кажется, достаточно свободно, милая Филлис, – сказал пожилой джентльмен, подходя к двери купе и заглядывая внутрь. – Ты действительно не против купе для курящих?
– Нет, папочка, нисколько.
– Ну, так я думаю… – сказал пожилой джентльмен, входя.
Его интонации указывали на ирландца. Нет, ничего похожего на диалект. Никаких типичных словечек. Однако общее впечатление создавалось ирландское.
– Отлично, – сказал он, садясь и вынимая портсигар.
Суета на платформе до этой минуты возрастала постепенно, но тут паровоз запыхтел, возникло ощущение, что поезд вот-вот тронется, и возбуждение толпы достигло предела. По перрону разносились пронзительные крики. Растерянные овцы поодиночке и повзводно метались взад и вперед, жаждущие заглядывали в двери в чаянии свободного места. Визгливые голоса приказывали неведомым «Томми» и «Эрни» не отходить от «тетеньки». В тот момент, когда вернулся Укридж, раздалось sauve qui peut[7] обезумевших железнодорожных толп – там и сям загремело наводящее ужас «Сюда! Сюда скорее!», и в следующую минуту купе заполнила лавина разгоряченных человеческих фигур.
В составе новоприбывших значились пожилая дама, откликавшаяся на «Тетеньку», очень дородная и облаченная в серое альпаковое платье, плотно прилегавшее к коже; затем отрок по имени Альберт, дитя, видимо, не слишком солнечного нрава; еще племянница лет двадцати, плотного сложения, словно бы относящаяся к жизни с глубокой апатией, а также парочка прихвостней и верных служителей. Укридж проскользнул в свой угол, ловко обойдя Альберта, было рванувшегося туда. Некоторое время Альберт взирал на него упорно и с упреком, затем опустился на сиденье рядом со мной и начал жевать что-то попахивающее анисом.
Тетенька тем временем распределяла свой солидный вес поровну между ногами ирландского джентльмена и ногами его дочери, высовываясь в окно и беседуя с приятельницей, дамой в соломенной шляпе и папильотках, окруженной тремя чумазыми шалунишками. Большая удача, сообщила она, что они успели на поезд. Согласиться с ней я никак не мог. Девушка с каштановыми волосами и глазами, которые не были ни голубыми, ни серыми, переносила тяжкое испытание, заметил я, с ангельской кротостью. Она даже улыбнулась. Случилось это, когда поезд вдруг тронулся, дернув состав, и Тетенька, отброшенная назад, села на пакет с пищей, который Альберт расположил на сиденье рядом с собой.
– Нескладуха! – заметил Альберт сдержанно.
– Альберт! Не смей так говорить с Тетенькой!
– А чего она плюхается на мой пакет? – осведомился Альберт колко.
Возник спор, что ни в малейшей мере не повлияло на жевательные способности Альберта. Аромат аниса становился все более и более дурманящим. Укридж раскурил сигару, и я понял, почему миссис Укридж предпочитала путешествовать в другом купе, ибо
И, празднуя успех, достал сигару он из тех,
Курить которые под силу лишь ему.
Я украдкой бросил взгляд через купе выяснить, как девушка переносит сочетание двух таких зол, и обнаружил, что она начала читать. Затем, когда она положила книгу, чтобы посмотреть в окно, я с дрожью, которая прокатилась вниз по моему позвоночнику, будто струйка теплой воды, увидел, что читала она «Маневры Артура». Я ахнул. Чтобы девушка выглядела такой прелестной и притом обладала редчайшим интеллектом, который помог ей выбрать для чтения меня… это выглядело почти сверхчеловеческим сочетанием двух высших степеней качества. И с еще большей истовостью я проклял в сердце своем этих назойливых наглецов, которые атаковали купе в последнюю секунду и навеки погубили мой шанс познакомиться со столь изумительной девушкой. Если бы не они, мы могли бы представиться друг другу в первые же полчаса. А чем мы оказались? Воспетыми поэтом Лонгфелло кораблями, что, встретясь в ночи, обменялись гудками! Она сойдет на каком-нибудь чертовом полустанке и исчезнет из моей жизни прежде, чем я успею сказать ей хоть слово.
Тетенька меж тем, потерпев полное фиаско в словесной стычке с Альбертом, который в словопрениях продемонстрировал мастерство будущего члена парламента от лейбористской