– Зато, миледи, к вашему мнению склонен прислушаться я, причем по весьма широкому кругу вопросов. Но вернемся к сестре Тиорессе. Яркая личность, не правда ли? Одна из наиболее достойных жриц нашего храма. Являет собой прекрасный пример воплощенного равновесия – между мирским и сакральным, между верой и разумом… Да и между здоровой чувственностью, ведущей к зарождению новой жизни, с одной стороны – и готовностью как принять свою собственную смерть, так и даровать быструю смерть ближнему, со стороны другой.
Настоятель неторопливо подлил себе вина в серебряный, изукрашенный чернью кубок. Храмовое вино, которое Энцилия уже успела к этому времени распробовать, было столь же тёмно‑красным, как ритуальные одеяния жриц Тинктара, и столь же сладким, как речи его преосвященства. И совершенно так же угадывались в этом вине подтекст и коварство. Именно поэтому Энси предпочла переключиться на кофий, тем более что пирожные "от щедрот Тинктара" служили к нему прекрасным дополнением.
– Но если уж мы заговорили о равновесии, – неторопливо продолжил Вантезе, – давайте прежде всего согласимся в том, что именно равновесию мы с вами, миледи, в равной степени и служим. В храме ли, в Обсерватории – в конечном счете не столь уж важно, особенно в годину, когда само это Великое Равновесие дает трещину или оказывается под угрозой. Что же касается Тиорессы и ее сестер по служению… Существует ведь и определенное равновесие между почитанием Армана и служением Тинктару. Если в храмах Старшего Бога…
При этих словах лицо монсиньора на мгновение исказила скептическая усмешка.
– Если в тех храмах все нараспашку, распахнуто всем и каждому, начиная от деталей храмовой церемонии и едва ли не до лона последней жрицы – то служение Тинктару зачастую следует тайными тропами, открытыми лишь для посвященных… И для избранных. Вы ведь и сами наверняка знаете, что Господь Арман традиционно почитается в образе Божественного Старшего Брата. И, как всякий старший брат, он наследует землю и приумножает добро. Отнюдь не случайно, что из прошедших служение Арману получаются рачительные хозяева пастбищ и садов, преуспевающие заводчики и прекрасные управляющие для господских поместий.
Энцилия воспользовалась небольшой паузой в речи Вантезе, чтобы сделать новый большой глоток кофия и положить себе еще одно маленькое пирожное. "О боги, ну почему же маленьких пирожных в конечном итоге всегда съедаешь больше, чем больших?!" Его преосвященство тем временем продолжил свое "размышление вслух", в немалой степени походившее теперь уже на проповедь.
– Господь же Тинктар, как Младший Божественный Брат, обречен на постоянный поиск неизвестного и неизведанного. Образно говоря, на то, что у нас, смертных, зовется "отхожим промыслом". На непрестанное взыскание нового – того нового, что разрушает старое и приходит ему на смену. Именно это и сближает сегодня меня, иерарха культа, с вами, миледи. С чародейкой, искушенной в магических искусствах и предельно далекой от служения богам, если даже не противопоставленной напрямую такому служению. Сближает с вами – и с вашими товарищами, согласно монаршей воле свершающими ныне свой путь в северных пределах Круга.
Энцилия приложила все усилия, чтобы сохранить безучастное выражение лица, но скрыть свое изумление осведомленностью монсиньора о путешествии Юрая и Зборовского ей, судя по всему, так и не удалось.
– Не переживайте, ваша милость: служителям богов открыты многие мирские тайны, но мы умеем оберегать их от непосвященных и профанов столь же крепко, как и наши собственные культовые таинства. Этого же, кстати, я ожидаю сегодня и от вас, многочтимая леди д'Эрве.
На этих словах первосвященник пристально заглянул Энцилиии прямо в глаза, а голос его приобрел еще большую выразительность и твердость.
– То что вы сегодня увидели и, смею надеяться, еще увидите… Это дозволяется видеть и слышать лишь немногим избранным, а уж из числа мирян и тем более магов – так и вовсе считаным единицам. И по всему казалось бы, что вы, волшебница с университетским образованием, предельно далеки от культа Двух Богов, равно как и от служителей его. Однако же пути божественные неисповедимы, и нам не дано объяснить или, тем более, оспорить их выбор: мы можем лишь благоговейно принять его и следовать ему.
Последовавшая за этим небольшая пауза, судя по всему, была призвана придать еще бòльшую значимость следующим словам, произнесенным едва ли не торжественно:
– Знайте, миледи, что было приоткрыто мне в служении моем: никто иной, как вы – да, именно вы, леди д'Эрве, – осенены благодатью Господа нашего Тинктара. И потому сегодня вы имеете честь быть почетной гостьей, допущенной к самым сокровенным таинствам культа, здесь, в моем храме…
… а не удостоились аудиенции у его святейшества Брегонцо, в храме напротив, – добавил его преосвященство, заметно умерив пыл.
После этого жрец прервался на долгую минуту, чтобы сделать еще один глоток вина из своего кубка и неторопливо просмаковать его вкус.
– Но всё же нам, смертным, – продолжал Вантезе, – не всегда дано правильно воспринять и истолковать божественные знамения. И, дабы не впасть по недомыслию в грех гордыни и не исказить своим убогим разумением промысел Господень, я имею честь пригласить вас сегодня в святая святых нашего храма, в Зал Сокровенного Постижения, на церемонию Подношения Даров. И обращаюсь при этом с нижайшей просьбой. Не могу не заметить еще раз по этому случаю, что присутствие посторонних, не прошедших Второго Посвящения, ритуалом вообще не предусмотрено, и ваш сегодняшний визит – редчайшее исключение, дозволенное и предписанное лишь моей личной властью как верховного жреца. Поэтому вы просто займете место рядом со мной и на протяжении всей службы останетесь лишь наблюдательницей, но… Видите ли, чин Подношения, после окончания молитвы, завершается угасанием жертвенных свеч – и сего угасания вся братия ожидает в сосредоточенном молчании и медитации. Вас же, ваша чародействующая милость…
До этого момента монсиньор Вантезе говорил в совершеннейшем самоуглублении, смотря невидящим взором прямо перед собой и, судя по всему, мысленно представляя себе ту самую церемонию, о которой говорил. Но сейчас он – за то мгновение, пока с нажимом произносил магический титул Энцилии, чего до сих пор не делал еще ни разу – вернулся в реальность и пристально посмотрел на волшебницу.
– Вас я прошу сегодня попробовать – только не удивляйтесь, милости Тинктаровой ради – попробовать погасить эти свечи силой своего магического умения. Ведь вне пределов храма, а тем более у себя в Обсерватории, это не составило бы вам труда, не правда ли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});