всего делов, – оскалился Яшма и картинно размял кулаки.
– Святые наставники, какой же ты дурень. – Диана прикрыла лицо ладонью.
Голова отступил на ступень выше:
– А вот это уже произвол! Наш барин вас взашей отсюда погонит! Нелюди глазатые, тьфу!
Илай вскипел:
– Еще одно слово, и об этом узнает Инквизиция. Им будет крайне любопытно получить известие о селе, где голова и барин распространяют такую грязную ересь!
– Какую такую ересь?! – взвизгнул голова совсем уж омерзительным голосом.
Боковым зрением Норма заметила, что на шум стянулись другие селяне, те самые, что мрачно таращились на них по пути.
– А такую, что благословенные избранники серафимов, присланные в вашу дыру приказом министра, – «нелюди глазатые», – передразнил его Янтарь. – Так что, будем разговаривать или мне отправить депешу Палачу?
«Ну вот, еще и Рахель приплел, – обреченно подумала Норма. – Только бы она о том не услышала!»
Вряд ли у головы было полное представление о том, как работает Церковь и отдельно Инквизиция, но титул Рахель в совокупности с другими звучными словами явно его впечатлили.
Помявшись для виду, пока Илай сверлил его желтыми глазами, он все же махнул рукой:
– Ну, коли стольному городу в кои-то веки не наплевать на наши дела… Так уж и быть, идемте. Сопровожу вас до ямы, – и скрылся в избе, видимо, чтобы что-то взять с собой.
Урядник развернулся к геммам, уперев руки в бока.
– А ловко вы с ним. Теперь так учат?
– Нет, – вздохнула Норма, желая сгладить грубость Илая, – это мы пробуем разные подходы. Такого прежде не бывало.
– Главное, чтобы работало, – криво улыбнулся Малахит. – Без столичного авторитета тут бывает тяжко.
– А что они такие грубые здесь? – влезла Диана. – Да еще и без церкви живут.
Никлас почесал затылок:
– Да тут же одни керслявы коренные, они всегда такие.
– Ну, не скажи. В Вотре тоже керслявы.
Через несколько минут во двор, уже кишащий мохноногими курами, вывалился через порог голова. В руках он сжимал огромное кованое кольцо, увешанное ключами – от больших до крохотных. Одернув тулуп, мужик с независимым видом проследовал мимо пятерых геммов и зашагал куда-то в сторону окраины. Отряд и урядник последовали за ним. Илай, все еще подогретый припадком властолюбия, потребовал, чтобы голова рассказал, в чем заключается дело. Помявшись, тот все же начал рассказ.
Ундина никогда здесь не любили.
– И ладно бы он был чистокровный, от таких хоть польза есть – никсов гоняют, пиявок плотоядных отваживают, щуку-зубоскала заломать могут. А тут ублюдок. Родила его не пойми от кого местная рыбобаба, да такой паршивый он у нее вышел, что глаза б его не видели. Но нрава он всегда был кроткого, к людям особо не рвался. Выращивал себе в садке одних рыб, других ловлей добывал. Тем и жил. Но всегда была к нему какая-то опаска, больно уродливый да странный. Одно слово – нелюдь.
И вот однажды подозрения подтвердились:
– Неподалеку от хибары ундинова ублюдка, на самом бережку евойной заводи, нашли куль из рыболовецкой сети, а в куле том – девка мертвая. Уж и приморозило ее, лицо, ресницы в инее, по всему телу синячищи, одежки никакой. Пригляделись – а это Ларка, дочь бортника. Та уж месяц как запропастилась, все решили, что сбежала она от пьющего батьки куда глаза глядят.
Все указывало на то, что загубил Ларку нелюдимый полукровка – и сеть его, и по берегу тому никто особо, кроме него, и не шастал.
– Скрутили да в яму бросили, – заключил голова. – Не признается, никса тухлая, шипит и щелкает, противно слушать, а как вину отрицать, так по-нашему заливается. Ну, мы его и решили промариновать, как ту селедку.
«Ну что, – прозвучал в голове у Нормы заговорщический шепот Илая, – вот он, наш шанс. Это ж настоящее убийство! Не то что в Мухонке».
«Ямой» оказалось отверстие в промерзшей земле, перекрытое деревянной крышкой, напоминающей колодезную. Довершал конструкцию амбарный замок.
Должен был довершать, потому как он не скреплял половинки крышки, а валялся рядом, присыпанный снежной крупой.
Завидев это, голова выпучил глаза и схватился за баранью шапку:
– Убег! Убег, скуда! Шо ж я теперь барину скажу?!
Осмотрев яму, где содержали ундина, Малахит Никлас рывком подтянулся и выбрался наружу, затем сообщил, что узник, вероятней всего, уцепился за отвесную стену когтями, прорыл в мерзлой земле небольшое отверстие, просунул руку и взломал замок рыболовецким крючком. Сломанный крючок нашла поблизости Диана, подтвердив его догадку. Эти двое понимали друг друга с полуслова, это было заметно и даже вызывало зависть. Вот от Илая младшая вечно отмахивалась.
Обследовав округу, охотники споро определили направление и засобирались в погоню. Неожиданно для всех с ними вызвалась идти Норма. Свое решение она объяснила просто:
– Ундин был ослаблен пленом, на улице зима, он может быть при смерти. Я должна буду его допросить, если мы только успеем вовремя.
Координатору не оставалось ничего иного, кроме как отпустить сестру. К тому же опытный Малахит вызывал доверие, да и девушки далеко не так безобидны, как могло показаться стороннему наблюдателю. Илая же больше волновали жители Болиголова. Было в них что-то подозрительное и отталкивающее одновременно. То, как они следили за каждым движением геммов, держась при этом на почтительном расстоянии; тот факт, что у них не было даже захудалой часовенки, следовательно, они не почитали серафимов. А добавьте к этому неуважение к властям в его, Илая, лице… Нет, это место требовало внимания. Илай уже предвкушал, как изловит целое село демонопоклонников и его поставят начальником над самой Рахель. Хотя нет, взбешенная Рахель за такое могла бы и прикончить, так что без последнего пункта можно обойтись.
Лес с восторгом воспринял предложение «навести шороху», переданное неслышным голосом, и братья взялись за дело. Перво-наперво, конечно, надо расследовать детали убийства, но и про селян не забыть.
Пусть ни у Илая, ни у Леса не было талантов Охотницы, но их зрение и слух все же превосходили человеческие, так что они принялись обыскивать важные для следствия места. Хибара ундина-полукровки внутри оказалась еще более жалкой, чем снаружи. Из обстановки там был лишь топчан, накрытый жидкой козлиной шкурой, да обрубок ствола, служивший, по всей видимости, и стулом, и столом. Печь он топил по-черному, отчего глинобитные стены были покрыты слоями жирной копоти. Уловом воняло из каждого угла. Под топчаном обнаружили подобие тетради, исчерканной самодельными ягодными чернилами. Записи больше всего напоминали календарь работ. Также у хибары обнаружился тесный подпол, служивший ледником для хранения мороженой, сушеной и вяленой рыбы.
Илай развел руками:
– Никаких следов преступления.
– И