сжечь часть кораблей после высадки, чтобы внушить своим рыцарям одну простую мысль: «победа или смерть». Те суда, которые еще оставались у Боэмунда для обеспечения регулярного сообщения с Италией, были уничтожены в ходе рейда ромеев под командованием Вероита.
Анна Комнина настолько увлекалась рассказом о боевых действиях, что засиживалась до позднего часа в своем кабинете, и только мерцание в окне зажженных светильников тех сестер, которые возвращались после повечерья через монастырский сад, говорило принцессе о том, что настала пора отдохнуть. «Дойдя до этого места, водя свое перо в час, когда зажигают светильники, и почти засыпая над своим писанием, я чувствую, как нить повествования ускользает от меня. Ведь когда по необходимости приходится в рассказе употреблять варварские имена и нагромождать события друг на друга, кажется, что расчленяется тело истории и разрывается последовательность повествования. Да не прогневаются на меня те, которые с благосклонностью читают мою историю»
[Ἐνταῦθα δὲ γενομένη καὶ πρὸς λύχνων ἁφὰς τὸν κάλαμον ἐπισύρουσα, μικρὸν πρὸς τὴν γραφὴν ἐπινυστάζουσα ἐπαισθάνομαι τοῦ λόγου ἀπορ ρέοντος. Ὅπου γὰρ βαρβαρικῶν ὀνομάτων ἐξ ἀνάγκης ἀπαιτεῖται χρῆσις καὶ ἀλλεπαλλήλων ὑποθέσεων διήγησις, τὸ σῶμα τῆς ἱστορίας καὶ τὸ συνεχὲς τῆς γραφῆς κατ’ ἄρθρα ἔοικε διακόπτεσθαι· καὶ οὐ νέμεσις τοῖς γε εὔνως ἐντυγχάνουσι τῇ γραφῇ][354].
В результате умелой стратегии императора летом 1108 года войска Боэмунда дошли до последней крайности. Дезертирство и переход на сторону ромеев приобрели массовый характер, особенно в иностранных частях. В итоге Боэмунд был вынужден начать мирные переговоры с василевсом. Итогом этих переговоров стал договор между Алексеем и Боэмундом, подписанный в Девольском лагере в сентябре 1108 года. По условиям этого договора норманн фактически капитулировал перед императором. Текст Девольского договора, приведенный Анной Комниной полностью, многократно исследовался в работах Фердинанда Шаландона, Ф. И. Успенского, Я. Н. Любарского и других ученых. По договору, Боэмунд прекращал боевые действия, эвакуировал свою армию в Италию, признавал себя вассалом императора Алексея, приносил василевсу тесный оммаж, давал обещание воевать на стороне императора Алексея во всех войнах, которые Византийская империя ведет на Востоке, давал обещание принудить к миру Танкреда, если племянник не признает договора и продолжит войну в Киликии, давал обещание заменить латинского патриарха Антиохии православным патриархом. В ответ василевс признавал Боэмунда князем Антиохии, которая вместе с прилегающими территориями должна была отойти к Византии после смерти Боэмунда. Договор определял границы между Византией, владениями Боэмунда и владениями Эдесского графства, причем василевс рассматривал все территории, входившие когда-либо в состав империи, как часть ойкумены, временное управление которой император доверяет своим вассалам – Боэмунду и другим крестоносцам. Хотя Девольский договор так никогда и не был реализован в полном объеме, однако этот документ оставался правовой основой византийской политики на Востоке вплоть до царствования Мануила I Комнина. Эта политика опиралась на стратегию византийской реконкисты территорий Киликии, Сирии, Ефвратисии и Армении, ранее принадлежавших Византийской империи, но потерянных после 1071 года[355].
Победа императора Алексея над Боэмундом получила огромный резонанс в Европе. Папа Пасхалий II был вынужден признать крах своей восточной политики и вскоре начал искать союза с Византией, опасаясь вторжения молодого германского короля Генриха V (1106–1125). Впрочем, последующие годы показали, что в примирении с Римом был заинтересован также и император Алексей, который совершенно справедливо осознавал стратегический тупик, в который заводит империю продолжение схизмы. Филипп I, король Франции, зять Боэмунда, скончался еще во время боевых действий 29 июля 1108 года. Новый король Людовик VI Толстый (1108–1137), коронованный в Орлеане 3 августа 1108 года, был занят борьбой с собственной мачехой Бертрадой де Монфор (1070–1117), из-за брака с которой его отец был отлучен от Церкви, и нисколько не интересовался заморскими делами. Боэмунд, сломленный поражением, вернулся в Апулию, где заболел и 3 марта 1111 года скончался в городке Каноса ди Пулья. Сын Боэмунда и Констанции Французской, маленький Боэмунд II (1107–1130) впоследствии стал князем Антиохийским, женился на Алисе Иерусалимской (1110–1151), дочери короля Балдуина II, и погиб в бою с сельджуками.
В научной литературе большое внимание уделяется описанию Боэмунда, составленному Анной Комниной, которая непосредственно видела норманна и искренне восхищалась этим опасным, но отважным и прекрасным человеком. Анна Комнина писала:
«Он был такого большого роста, что почти на локоть возвышался над самыми высокими людьми, живот подтянут, бока и плечи широкие, грудь обширная, руки сильные. Его тело не было тощим, но и не имело лишней плоти, а обладало совершенными пропорциями и, можно сказать, было изваяно по канону Поликлета. У него были могучие руки, твердая походка, крепкая шея и спина. По всему телу его кожа была молочно-белой, но на лице белизна окрашивалась румянцем. Волосы у него были светлые и не ниспадали, как у других варваров, на спину – его голова не поросла буйно волосами, а была острижена до ушей. Была его борода рыжей или другого цвета, я сказать не могу, ибо бритва прошлась по подбородку Боэмунда лучше любой извести. Все-таки кажется, она была рыжей. Его голубые глаза выражали волю и достоинство. Нос и ноздри Боэмунда свободно выдыхали воздух: его ноздри соответствовали объему груди, а широкая грудь – ноздрям»[356].
[τοιόσδε μακρὸς ἦν τὴν ἀναδρομὴν τοῦ σώματος ὥστε εἰς πῆχυν ἕνα μικροῦ τοὺς μακροτάτους ὑπερελαύνειν, τὴν γαστέρα συνεσταλμένος καὶ τὰς λαγό νας, καὶ τοὺς ὤμους καὶ τὰ στέρνα πλατὺς καὶ τοὺς βρα χίονας καρτερός, καὶ τὴν ὅλην ἕξιν τοῦ σώματος οὔτε περιεπτισμένος οὔτε περιβριθόμενος ταῖς σαρξίν, ἀλλ’ ὡς ἄριστα κεκραμένος καὶ οἷον εἰπεῖν κατὰ τὸν Πολυκλείτειον κανόνα ἐνηρμοσμένος· τὰς χεῖρας ἁδρὸς καὶ τῶν ποδῶν τὰς βάσεις στερρὸς καὶ τὸν αὐχένα καὶ τὰ μετάφρενα εὐπαγής. Ὑποκεκυφὼς δὲ μετρίως τῷ ἀκριβῶς αὐτὸν περιεργαζομένῳ ἐφαίνετο, οὐ τῶν νωτιαίων σπονδύλων τι πεπονθότων τῆς ῥάχεως, ἀλλ’ οὕτω μετρίως ἐκ γενετῆς, ὡς ἔοικε, τὴν διάπλασιν ἔσχηκε. Τὸ χρῶμα κατὰ τὸ ἄλλο μὲν σῶμα λευκότατος, τὸ δὲ πρόσωπον μετὰ τοῦ λευκοῦ ἐπυρσοῦτο. Καὶ ἡ κόμη ὑπόξανθος, ἀλλ’ οὐ μὲν οὖν μέχρι τῶν μεταφρένων αἰωρουμένη κατὰ τοὺς ἄλλους βαρβάρους· οὐ γὰρ ἐτριχομάνει ὁ ἀνήρ, ἀλλὰ κουρίας ἦν μέχρι τῶν ὤτων. Τὸ δὲ γένειον εἴτε πυρσὸν εἴτε ἄλλο τι χρῶμα εἶχεν, οὐκ ἔχω λέγειν· ὁ ξυρὸς γὰρ ἐπεξῆλθεν αὐτὸ καὶ τιτάνου παντὸς ἀκριβέστερον· ἐδόκει δ’ οὖν εἶναι καὶ τοῦτο πυρσόν. Τὸ βλέμμα γλαυκὸν καὶ ἅμα θυμὸν καὶ ἐμβρίθειαν ὑποση μαῖνον. Καὶ ἡ ῥὶς αὐτῷ καὶ ὁ μυκτὴρ ἐλεύθερον ἔπνει τὸν ἀέρα· συνηγόρει δὲ τῷ μυκτῆρι διὰ τῶν στέρνων καὶ διὰ τοῦ μυκτῆρος τὴν τῶν στέρνων εὐρύτητα. Ἡ γὰρ φύσις διεξόδους ἐδεδώκει διὰ