Тут на меня накатило нечто такое, что иначе как абсолютным пофигизмом не назвать. Ну и хрен с ними со всеми, пусть знают, кто упокоил всех этих сволочей. Плевать на последствия.
— Да, уважаемый Дмитрий Аркадьевич, именно мне пришлось уничтожить эту мразь, именующую себя Орловыми. «Почему?» спросите вы. А потому, что юный Орлов нанял отряд боевиков, специализирующихся на захвате одаренных. С их помощью меня вывезли за Грань. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь? Там меня аки Господа нашего Иисуса Христа приколотили гвоздями к позорному столбу и оставили умирать. Если мне не верите, опросите орловских гридней Рязанцева и Дворянова — эти люди принимали самое непосредственное участие в моей казни. Их я не тронул, поскольку люди подневольные находятся под клятвой, хоть и был очень зол на всех этих тварей.
— Как же вам удалось спастись? — Пестель с нескрываемым интересом уставился на меня.
На что я лишь развел руками и неприкрытой издевкой в голосе ответил:
— Простите, Иван Кузьмич, но, спроси я вас о чем-то подобном, вряд ли вы тут же передо мной распахнули душу и начали бы делиться сокровенными тайнами.
— М-да, согласен. — Ничуть не обиженный моим отказом ухмыльнулся Пестель. — Уж такие мы скрытные, чародеи. Специфика, понимаете ли.
— Понимаю, прекрасно понимаю вас, Иван Кузьмич, поэтому делюсь с каждым той мерой, которой могут поделиться со мной. Не больше и не меньше. — Во я задвинул тезис, прям Софокл, какой или Заратустра. Хе-хе!
Тут подал голос Дмитрий Аркадьевич:
— Андрей, поведайте, каким образом умер Виктор Орлов и где в данный момент находится его тело?
— Этот неблагодарный подонок похоронен живьем в гробу. Место я вам после укажу на плане Суздаля, могу лично препроводить.
— Живьем! В гробу! — Выдали едва ли не в один голос ведун и генерал.
— Но почему столь жестоко! Я бы сказал — бесчеловечно. — Эх, Пафнутов, Пафнутов, тоже мне гуманист.
— А потому, Дмитрий Аркадьевич, что некоторые представители нашей, так называемой, золотой молодежи совсем уж зажрались и потеряли берега. Простых людей иначе как быдло не воспринимают, хамят напропалую, посередь улицы кнутом огреть норовят ни за что. А когда кто-то дает им реальный укорот, против него тут же разворачивают государственную карательную систему. И каким бы ты белым и пушистым ни был, ловкие следователи, мотивированные хорошей денежкой из родовой казны, переиначат все факты и отправят невиновного человека в места не столь отдаленные. Вот такая справедливость в нашем царстве-государстве.
Тут Пестель, гневно сверкнув на меня глазами, выдал весьма нервно:
— Но-но, молодой человек, не следует обобщать печальный пример следователя Сухорукова!..
— Иван Кузьмич, — я с укоризной посмотрел в глаза царскому ведуну, — вы еще оправдайте его тем, что человек слаб и легко поддается всяким искушениям, ну и так далее, в том же духе. А вот ответьте мне, почему как очень сильный чародей вы не озаботились тем, чтобы такие как полковник Сухоруков не портили людям жизнь? Почему в нашем «идеальном» государстве какой-то надутый боярчик может ни с того, ни с сего дать «в рыло» всякому первому встречному простолюдину, и тот простолюдин непременно окажется виноват тем, что своей челюстью покалечил белы рученьки отпрыска блаародного рода?
Ведун распахнул было рот, чтобы дать достойный ответ зарвавшемуся критикану, но не найдя аргументов, тут же захлопнул его. А вот генерал Пафнутов нашел нужные слова:
— Эко вы, батенька, уж слишком переусердствовали. Стоит признать, что наше общество не идеально, как и любое другое. Чай не в Раю живем. Но мы на пути к этому самому совершенству. Да будет вам известно, что полковник Сухоруков недавно был разжалован, лишен всех наград и отдан под трибунал. Уверяю вас, теперь его судьба незавидна. И так будет со всеми, прочими махинаторами от власти.
На что я ответил строчкой из стихотворения великого Пушкина:
— Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
— Господа, — наконец-то опомнился Пестель, — смею напомнить, что мы здесь не для того, чтобы обсуждать несовершенство мироустройства, а совсем по другой причине. Итак, факт гибели Виктора Орлова установлен, с местом захоронения разберемся после. Лучше всего будет, если Андрей Драгомирович обстоятельства смерти Господ Орловых, а также ведуна их рода Николая Викторовича Черепнина самым подробным образом изложит на бумаге…
— Писать ничего не стану, — я тут же пошел в отказ, — сами понимаете, слова — одно, а бумажка — это уже документ, которым можно крепко накрепко прихватить человека, пардон-с, за яйца. Место покажу, но не более того, поскольку, все, что хотел, уже вам поведал.
На что присутствующие в кабинете начальники переглянулись между собой и заулыбались, непонятно чему.
— Вот оно как, Дмитрий Аркадьевич, с виду вьюнош неоперенный с не обсохшим молоком на губах, а речёт аки муж опытный, жизнь познавший.
Ну да, именно опытный и познавший жизнь. Знали бы эти деятели, каких крутых «зубров», считавших себя гениями бизнеса мне в свое время доводилось уламывать на закупки продукции именно нашего предприятия, да еще с немалой выгодой для нас. Между нами более полутора веков эволюции человеческой хитрости и оборотистости. В этом искусстве мне, без ложной скромности, удалось преуспеть еще в первой своей жизни. Поэтому никаких бумаг, написанных моей рукой и никаких моих подписей под документами, способными кинуть хотя бы малейшую тень на мою (хе. хе!) безупречную репутацию.
Никто из присутствующих препираться со мной не стал. Генерал с ведуном вновь загадочно переглянулись. Затем слово вновь взял Пестель:
— Итак, Андрей Драгомирович, насколько мы понимаем, возвращаться в свой боярский род вы не планируете ни при каких обстоятельствах и желаете остаться Воронцовым. Кстати, откуда столь интересная фамилия?
Щас, расскажу вам, что до своего появления в этой реальности целых сорок шесть лет был именно Воронцовым. Растопыривайте уши, готовьтесь принимать на них лапшу.
— Тут все просто, ваши высокоблагородия. Когда с бабушкой выбирали для меня фамилию, я случайно в окно выглянул и увидел сидящего на заборе ворона. Сначала так и хотел назваться Вороновым, но Егоровна переиначила на казацкий манер — Воронец. Её вариант мне не очень понравился, сошлись на Воронцове. — Эко вам объяснение? Красота! Комар носа не подточит.
— Забавно, — сказал Пафнутов, — все у