С каждым мгновением, когда я не была в его объятиях, становилось все труднее поверить в то, что я поступила правильно, отказавшись от него. Это началось, как только он покинул мой дом и исчез прекрасный для меня звук его мотоцикла.
Теперь я ненавидела себя так сильно, что мне было плохо от этого, меня тошнило и лихорадило, я постоянно готова была упасть в обморок. Каждый раз, когда я видела его красивое лицо, широту его плеч, достаточно сильных, чтобы удержать мое небо, когда оно грозило обрушиться на мои уши, и ореол волос, который венчал его, как короля, которым он и был, я болела с такой силой, что потеряла дыхание на середине урока.
Осталось всего десять минут, сказала я себе, когда желчь хлынула на язык, а потом я пойду в туалет и выблюю съеденный мной обед.
— Правильно ли поступила Ева, поддавшись искушению? — спросила Маргарет, когда мы рассматривали их работы по «Потерянному раю».
— Конечно, — ответил Бенни, прежде чем я успела ответить. — Если бы она не съела яблоко, то навсегда осталась бы рабыней Адама. Когда она решила съесть яблоко, она приняла свое первое самостоятельное решение, отличное от Адама.
Я поджала губы, наконец-то втянувшись в разговор по-настоящему, и потому что он высказал интересную мысль, и потому что Бенни вернулся в класс с начала семестра, но я не могла привыкнуть к своей радости при виде его там, сидящего здорового и, невероятно, счастливого.
— Нет, она поменяла одного мужчину на другого и послушала сатану, — сказал Карсон. После драки ему потребовалось некоторое время, чтобы вернуться к разговорам в классе, но теперь он всегда сидел рядом с Бенни, и его парень отлично умел втянуть его в разговор, как и сейчас.
— Конечно, Сатана повлиял на нее, но Адам был ее хозяином, и даже решив подчиниться Сатане, а не ему, она стала независимой. Она совершила плохой поступок и, по иронии судьбы, получила от него свободу, — сказал Бенни, не сводя глаз с Карсона и проводя большим пальцем по их соединенным рукам.
Было очевидно, что он аллегорически говорит об их отношениях.
Также было очевидно, что я могу сделать то же самое для себя. Меня удерживали на Уильяме невидимые социальные кандалы, которые я носила с рождения, не подозревая о том, что ношу их, кроме смутного ощущения, что я не вписываюсь в собственную жизнь. Затем Кинг появился на парковке, яркий, опасный и блестящий, как запретный плод, и, сама того не подозревая, я откусила первый, восхитительный кусочек. К тому времени, когда я поняла, насколько это запретно, какие последствия повлечет за собой этот поступок, было уже слишком поздно. Я попробовала ту жизнь и свободу, о которой всегда мечтала, и, как и для Евы, пути назад уже не было.
Я резко повернулась, чтобы посмотреть на Кинга, который впервые за весь урок смотрел на меня. Наши глаза встретились с вибрацией удара грома, и я покачнулась назад на пятках, когда эта вибрация прошла сквозь меня. Я открыла рот и точно знала, что собираюсь сказать (что люблю его больше, чем свой следующий вздох) и что это будет означать (мое немедленное увольнение из ЭБА, мгновенное разрушение моей безупречной репутации), но мне было все равно.
Я открыла рот, чтобы заговорить, но меня прервал стук в дверь. Только через мгновение я поняла, что у входа в мой класс стоят два полицейских в форме.
— Чем могу помочь, господа? — спросила я, мои манеры взяли верх над моей дезориентацией.
Мой взгляд перескочил на Кинга и обнаружил, что он все еще наблюдает за мной. Я дрожала и смотрела, как его руки сжимаются в кулаки на столе, гадая, означает ли это, что он хочет дотронуться до меня или хочет меня задушить.
— Извините за беспокойство, миссис Айронс…
— Мисс Айронс, — одновременно произнес класс во главе с Кингом.
Полицейский с городского собрания, офицер Дэннер, красавец с копной светлых волос и флюидами Клинта Иствуда, из-за которых большинство девочек в классе смущенно потупились, вышел вперед.
— Мисс Айронс, мы здесь, чтобы арестовать Кайла Гарро за хранение запрещенных наркотиков. Мистер Гарро, встаньте и заведите руки за голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Воздух в комнате затвердел, и я в шоке наблюдала, как офицер движется сквозь него, как сквозь пластилин, к Кингу, который уже встал и поднялся со своего места. Его глаза были устремлены на меня, даже когда он оставался тихим и спокойным, пока его похлопывали и надевали на него наручники.
— Должно быть, здесь какая-то ошибка. — Сказала я, наконец-то вернувшись к реальности и шагнув вперед. — Кинг — честный, хороший студент. Это никак не может быть правдой
Это было возможно, учитывая, что «Падшие» были самыми крупными распространителями травки на западном побережье, но не может быть, чтобы Кинга поймали с какими-либо, тем более тяжелыми наркотиками в школе.
— У нас есть анонимная информация, что мистер Гарро хранит наркотики при себе, мисс Айронс, — сказал мне напарник Дэннера, когда он нашел рюкзак Кинга, спрятанный под стулом, и расстегнул его.
Все задохнулись, увидев огромный пакет с белым порошком, лежащий между учебниками.
— У вас есть ордер? — потребовала я, пытаясь придумать, как их остановить.
Полицейские проигнорировали меня, взяв Кинга за руки и начав вести его через парты.
Все ученики начали перешептываться друг с другом, и некоторые из них, включая Бенни и Карсона, начали высказываться против происходящего. Последний даже встал и вышел за дверь вместе с ними.
— Кинг ни за что бы не сделал ничего подобного. — говорил он, его голос повышался до крика, когда они удалялись от него и шли по коридору, который заполнялся студентами. — Ни за что, черт возьми!
Я оперлась рукой о дверную раму, чтобы устоять на ногах, наблюдая, как Кинга выводят за двери, осознавая, что студенты и преподаватели заполнили коридоры, что Кинг ушел, ушел в тюрьму, ушел прежде, чем я успела сказать ему, что я глупая, но в то же время влюбленная, так чертовски влюбленная в него, что готова умирать мучительной смертью каждый день до конца своей жизни, если это означает, что я могу быть с ним.
Все началось со звука в моей голове, какофонического треска и грохота, когда мои внутренности рухнули, как разрушенный дом. Все, чем я когда-то была и что считала важным, было в этом доме: моя мораль, отполированная как уотерфордский хрусталь в шкафах, мое самообладание и элегантность, нарисованные на стенах, мои предвзятые мнения, развешанные в шкафах как дизайнерская одежда. Я потеряла все в результате взрыва, все было разрушено до основания.
И в этом фундаменте я нашла ту Крессиду, которой стала с Кингом, достаточно сильную, чтобы поддаться искушению без чувства вины, ту, которая боролась за то, чего хотела, и плевала в глаза людям, которые ее осуждали. Именно эта Крессида почувствовала, как ярость зажгла ее, как 1 июля, и именно эта Крессида отправилась по коридору в сторону кабинета директора.
Я проигнорировала шокированные взгляды и сплетни о Кинге, сотрудников, которые протягивали ко мне руки, когда я проносилась мимо них, крик Тиффани Кэллоуэй, когда я пролетела вокруг ее стола и ворвалась в кабинет директора Адамса, не дожидаясь объявления.
Он сидел за своим роскошным столом и курил сигару.
Я изо всех сил боролась с желанием потушить ее у него в глазах.
— Миссис Айронс, что, черт возьми, вы делаете? — спросил он меня.
И я сказала ему. Или, скорее, крикнула ему.
— Вы позволили полиции незаконно обыскать студента и арестовать его во время моего урока? Даже если они пришли к вам со своими подозрениями, вы должны были настоятельно попросить их сначала поговорить с ним или, по крайней мере, подождать до окончания уроков, чтобы взять его на допрос. То, что вы позволили такому случиться с одним из наших учеников, достойно осуждения. И не говорите, что вы поступили бы так с кем угодно. Вы явно ненавидите семью Гарро за их образ жизни и решили унизить Кинга из-за этого.
— Я бы понизил ваш голос и подумал, прежде чем вы будете больше разевать рот, миссис Айронс, — подбодрил он меня.