Rex Corvus, parate Regis Corvi.
Адам чувствовал себя насыщаемым от ног до кончиков пальцев.
Где-то в темноте Гэнси тоже слышал это. Адам чувствовал, что он слышал это. Эти голоса были реальными так, как ничто другое не было в тот день. Адам вспомнил все сразу, как это, чувствовать себя настоящим, чувствовать себя Адамом Перришем, вместо «моего друга, Адама Перриша, дайте ему свою визитку». Он не мог поверить, какая огромная разница была между ними двумя.
Снова вспыхнул свет. Разговоры возобновились.
Какая-то часть Адама засела все еще там, в темноте.
— Это был испанский? — спросила Глория Элгин, зажав горло рукой. Адам мог рассмотреть линию ее макияжа на подбородке.
— Латынь, — ответил Адам, стараясь разыскать лицо Гэнси в толпе. Его пульс все еще мчался галопом. — Это была латынь.
Король-Ворон, освободить дорогу Королю-Ворону.
— Как забавно, — произнесла Глория Элгин.
Оуэн Глендовер был Королем-Вороном. Было так много историй о Глендовере, знающем язык птиц. Так много историй о воронах, нашептывающих ему секреты.
— Вероятно, перебои напряжения, — ответил Адам. Визитные карточки в кармане ощущались неуместно. Он все еще искал в комнате одну пару глаз, которая имела значение. Где был Гэнси? — Все до одного кондиционера работали одновременно.
— Вероятно, правда, — успокаиваясь, сказала Глория.
Разговоры вокруг них забормотали: «У детей Пибоди забавное чувство юмора!» «Я возьму еще одну креветку». «Что вы говорили?» «Что вы делали, когда разбился мрамор?»
Там, в другом конце комнаты, был Гэнси. Его взгляд встретился с Адамом и не отпускал его. Даже если освещение вернулось, голоса еще долго рассеивались. Адам все еще мог чувствовать силу заново разбуженной энергетической линии, нарастающей под ним, ведущей назад, в Генриетту. Блестящая толпа уже снова двигалась, но не Адам. Не Гэнси. Они были единственные двое живых в комнате. Они были поразительными созданиями.
«Видишь? — Адам чувствовал себя, как будто кричал. — Вот почему я принес жертву».
Вот как он бы нашел Глендовера.
Глава 34
Внутри старого Камаро пахло асфальтом и желанием, бензином и снами. Ронан сидел за рулем, уставившись на полуночную улицу. Уличный фонари отгораживали асфальт, исполосовав своими отражениями насыщенно-оранжевый капот. По обе стороны дороги растянулась жуткая и безмолвная шеренга пустотелых автомобилей.
Он был голоден, как ночь.
Под светофором цвет приборной панели стал зелено-желто-красным. В потрескавшемся боковом зеркале появился взволнованный Ноа. Он оглянулся на копов. Ронан посмотрел в зеркало на свои зубы.
— Рад тебя видеть, Ноа, — сказал он. Он мог чувствовать каждый клапан своего сердца, каждый толчок крови по венам. — Давненько не виделись.
«Я сумел, — подумал Ронан. Ключи дрожали в замке зажигания. — Я воплотил это в реальность».
Кавински опаздывал, как всегда. «Время — деньги», — любил он повторять, и, хотя у него было вдоволь и того, и другого, тем не менее, он наслаждался воровством.
— Я старался, — сказал Ноа, а потом добавил: — Не хочу видеть, как ты умрешь.
Ронан, не отвечая, потер большим пальцем по истертым цифрам рычага коробки передач. Двигатель через педали долбил по его обуви. Если в Камаро и было что-нибудь создано для комфорта, то по прошествии сорока лет износилось. Небольшой участок его спины был липким возле трещины в виниловом сидении. Часы не работали, но тахометр не сбоил. Воздушный поток слабо, с неохотой пропускался через вентиляционные отверстия, но волноваться о поломке поршней было нечего. Двигатель был самым громким концертом в мире, медленно делая обороты под капотом. Спидометр был пронумерован вплоть до ста сорока. Просто безумие. Машина казалась опасной и ощущалась быстрой.
— Я расскажу Гэнси, — пригрозил Ноа.
— Не думаю, что сможешь.
— Когда появится Кавински?
— Ноа, — с нежностью сказал Ронан, положив свою ладонь на холодную, мертвую как уже семь лет руку Ноа, — ты начинаешь меня бесить.
Зеркало заднего вида разрезал свет фар. Спустя семнадцать минут после назначения встречи прибыл Кавински.
Ронан наблюдал в зеркало заднего вида, как медленно подъехала Митсубиши. Её черный рот зевнул; нарисованный острый нож сбоку был точно таким же, как на предыдущей машине Кавински.
Митсубиши встала рядом с Камаро. Пассажирское окно начало открываться. На Кавински были его солнцезащитные очки в белой оправе.
— Линч, ублюдок ты эдакий, — сказал он вместо приветствия. Ноа он не признал, а скорее всего, просто не видел. Ронан свернул запястье в кулак, чтобы показать Кавински средний палец. Мышечная память.
Кавински оценил Свинью.
— Я впечатлен.
«Я её нагрезил», — хотелось выкрикнуть Ронану.
Но вместо этого он вздернул подбородок в направлении Митсубиши. Было трудно поверить, что машина была настоящей. Он видел, как предыдущая горела изнутри. Кавински, должно быть, покончил с той, а на следующее утро заменил её другой. А граффити? Может, он сам его намалевал, хотя сложно представить Кавински, уделяющего время чему-нибудь не порошковообразному.
Ронан ответил:
— Это про одного из нас.
— О, с этим одним происходит несколько больше. Тебе не нравится?
Рука Ронана, лежащая на рычаге коробки передач, слегка дрожала. Количество светящих фар в зеркале увеличилось — прибыла свора Кавински. Их лица оставались анонимными за затемненными стеклами, но Ронан знал их машины: Супра Джанга, RX-7 Скова, Гольфы Свона и Прокопенко. Он побеждал их раньше.
— Всю родню притащил, — заметил Ронан.
Через несколько минут все они разъедутся высматривать копов. Первый проблеск радара, и предупрежденный Кавински исчезнет, прежде чем успеет остыть асфальт.
— Ну, ты меня знаешь, — радушно сказал Кавински. — Я просто ненавижу быть в одиночестве. Так что, трахнешь старушенцию, в которой сидишь, или так и будешь держаться с ней за ручку?
Ронан приподнял бровь.
Ноа произнес:
— Ронан, не смей. Гэнси прибьет тебя. Ронан…
Через открытое окно Ронан спросил ровным голосом:
— Ты собираешься гоняться с теми тенями, болгарский кусок дерьма из Джерси?
Кавински медленно кивнул на вопрос, будто соглашаясь, почесывая запястье, лежащее на руле. Он выглядел очень усталым или очень скучающим.
— Вот чего я никак не пойму. — Светофор моргнул красным, заставляя линзы его очков покраснеть. — Кто из вас сверху: ты или Гэнси?
Внутри Ронана разгорелось что-то черное, неторопливое и отвратительное. Его голос был цианидом и керосином, когда он сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});