…так зачем ему очередная грамота со связкой печатей?
— И вы вот так позволите разрушить мир? — Мастер Визгард простер руку отработанным жестом. Видимо, ему приходилось выступать на Совете. Или не на Совете, но точно перед публикой, которая с благодарностью слушала эти выступления, придавая мастеру веры в правильность каждого слова.
— Да, — ответил Кайя, присаживаясь в кресло.
Оно осталось одно. Второе он скормил огню, потому как топить иногда забывали, а Кайя без огня грустил. Да и не любил он гостей.
— Вы будете смотреть, как лорды, ошалев от собственной безнаказанности, раздирают страну на части? Позволите им и дальше пить кровь…
Стало ясно, перед какой публикой привык выступать мастер Визгард. И заодно, каким образом обыкновенный мастер, не получивший высшего звания, занял пост старейшины. Гильдия не пожелала раскола, предпочла уступить тем, кто выкрикивал это имя. Их было много.
— Я бы понял, будь вы одним из них. — Его не останавливали, и мастер Визгард смелел.
Он помнил, как вчера говорил перед толпой, и толпа отзывалась, готовая поддержать его. И если так, то не за ним ли сила? Чего бояться?
Пусть Ортис, лис, из тех, чье время уже ушло, дрожит. А мастер Визгард понимает: в новое время нельзя себя вести по-старому, поджимать хвост и гнуть шею перед титулом.
— Но вы… издыхающий лев, который только издали выглядит грозным. Мы зря пришли к вам.
Он покинул комнату с видом человека, который все для себя решил и от решения собственного не отступит ни на шаг. Что ж, пускай.
— Выйди, — велел мэтр Ортис кузнецу, и Вихро послушно удалился. Кайя мог бы сказать, что этот человек запутался, не зная, к кому примкнуть. Его пугали люди Визгарда своей агрессией и тем, что за словами их не видно было умения, но и медлительность Ортиса не привлекала.
Кузнецы примкнут к тому, у кого будет больше шансов на победу.
— Я прошу у вашей светлости прощения за слова этого глупого человека. Кликуша и пустобрех с деревянными руками. — Это было сказано с искренним презрением. — Но он прав. Лорды потеряли край. Они не желают слушать нас, когда мы просим остановиться. И скоро в замок придут не просить — требовать. Хлеба. Угля. Жизни. Прольется кровь.
Она уже льется, но пока далеко от города.
Одни отбирают хлеб у других. Другие идут в леса и убивают первых. Третьи просто оказываются не там, где должны бы… где сила, там насилие.
Где слабость, впрочем, тоже.
В храме множество свечей. В городе не продохнуть от злобы. И скоро Кайя захлебнется ею.
— Город не переживет эту зиму, — тихо закончил мэтр Ортис. — Почему вы от нас отвернулись?
Предопределенность убивает страх.
— А почему вы отвернулись от меня?
У него наверняка приготовлен и ответ, и объяснения, настолько убедительные, чтобы в них поверить. Но к чести мэтра Ортиса, он промолчал.
Кайя молчать не хотелось. Ему теперь редко выпадает случай поговорить.
И слова он стал забывать. Не только слова… лица… ситуации… всю память сложно перерисовать.
— Вы желали власти, но не желали властью делиться. Вам хотелось перемен, но не тех, которые я предложил. Чего вы испугались? Того, что я получу своих мастеров, а они разрушат многовековой уклад? Возможно, так и было бы. Гильдии не сохраняли мастерство. Они его убивали. Вы тряслись над знанием, над своими секретами, тащили их с собой в могилы… кто сменит вас, мэтр Ортис, когда вы уйдете?
Молчит. И это молчание сродни признанию вины. Вот только Кайя не собирается менять приговор.
— Вам предложили сделку. Места в Совете. Право голоса. И всего-то надо — сложить оружие. Оставить без помощи человека, которому вы принесли присягу. Я ведь не зря ее требовал, мэтр Ортис.
Присяга — лишь слова. На кону были глобальные интересы.
— И что нам делать теперь?
— Делайте оружие. — Кайя закрыл глаза. — Пригодится.
Изольда вернулась к началу зимы.
Кайя услышал ее за рокотом волн, которые теперь били часто, без передышки, вымучивая, обессиливая до того, что Кайя не мог спуститься с крыши.
В эту ночь он и встать не сумел.
Лежал, разглядывал звезды, позволяя городу разрывать себя на части.
Блок хрустел, шатался больным зубом, проседая глубже, но не разваливаясь на части. И в какой-то момент Кайя потерялся. Он перестал существовать цельно, рассыпавшись на черноту, которой стало слишком много, чтобы мир выдержал. Эта чернота стерла остатки Кайя.
Наверное, он бы и сам сроднился с ней.
Но пошел ледяной дождь. И Кайя слышал, как капли пробивают тугой воздух. Ощущал их прикосновения к векам и губам. Холод камней. И узкий кошачий хребет под ладонью.
Слишком мало, чтобы вернуться.
Кот рокотал.
Звал.
А вторым ориентиром стала искра где-то так далеко… на краю сна.
Она была такой раздражающе яркой, что темнота схлынула, разжимая объятья. И Кайя сел. Набрал дождя в ладони и вытер лицо. Сгреб кота, промокшего и злого.
Сон?
Нет. Искра не исчезла. Манила. Звала.
Принадлежала Кайя. Но ему нельзя ее трогать, иначе случится плохое. Например, она погаснет. И Кайя останется один в темноте. Навсегда.
Глава 19
ПРЕДДВЕРИЕ БУРИ
В жизни случается всякое — дождись нужного.
Девиз пофигиста
Ее светлость, поддавшись уговорам отца, соизволили почтить своим присутствием ежегодный гильдийный бал. И взяли с собой Юго.
Ее светлости полагается иметь свиту, но вот беда, ее светлость не доверяют больше придворным дамам — те слишком хороши. И жадны до сплетен.
Они завидуют и ждут, когда же ее светлость покинут этот мир.
Это больно — умирать, зная, что все, включая собственного отца, ждут твоей смерти, только одни дают себе труд скрывать ожидание, другие — не считают нужным быть вежливыми с той, кто уже ничего не значит. Конечно, ее светлость не имеют привычки изливать душу, но Юго не нужны слова, чтобы понять.
Он сидел в карете между ее светлостью и тенью, словно между двумя отражениями одной женщины. Одинаковые маски из нежнейшей ягнячьей кожи, расписанной рябиновыми листьями. Рисунок повторяется на тяжелом бархате платья, и тускло поблескивают граненые гранаты.
Переливаются огнем рубины ожерелья.
И красные капли на платке, который ее светлость прижимают к губам, тоже выглядят частью узора.
Осень наступала. Юго слышал, как плачут журавли, расставаясь с этой землей. Зиму ее светлость не переживут. Сквозь скрип рессор и далекий, но опасный гул улицы слышно было натужное хриплое дыхание.
Она и сама знала, что скоро уже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});