доведя число одновременных соправителей до нелепых пяти; и даже когда в 927-м объявил Христофора вторым только после себя, отодвинув Багрянородного на третье место, – ни разу Константин не вымолвил ни слова против, хотя каждое из этих событий глубоко его ранило. Он знал, что у него есть лишь один долг, самый важный из всех, – выжить.
Главной внешней проблемой Романа была Болгария. С восшествия на трон он делал все возможное для восстановления хороших отношений с Симеоном, но тот не принимал никаких условий, если они не начинались с отречения Романа от престола, так что стычки с болгарами продолжались. В 919 году Симеон продвинулся на юг до самых Дарданелл, в 921 году уже был в пределах видимости с Феодосиевых стен, в 922 году дошел до европейского побережья Босфора, разграбил всю территорию вокруг Истинье и сжег один из любимых дворцов Романа в Паги, а в 923 году вновь захватил Адрианополь. Однако ни один из этих мелких триумфов не приблизил его к цели: с земли Константинополь по-прежнему оставался неприступным. В 924 году царь решился на последнюю атаку с моря. У него не было своего флота, но он договорился о помощи кораблями с североафриканским халифом из династии Фатимидов. Однако Симеон не знал, что византийцы тайно подкупили халифа, чтобы тот ничего не предпринимал, и когда в середине лета болгарский царь по крайней мере в десятый раз повел свою армию во Фракию, то, к своему удивлению, не обнаружил в Мраморном море никаких следов фатимидских кораблей. Вместо того чтобы снова опустошить прилегающие земли, он отправил в город посланника с просьбой о встрече со своим старым другом патриархом.
Постаревший Николай снова подошел к городской стене, где для него отперли одни из ворот, чтобы он мог проскользнуть в болгарский лагерь. Однако на этот раз царь оказался менее сговорчивым. Симеон больше не желал вести переговоры с нижестоящими и коротко уведомил Николая, что будет договариваться о мире только с самим Романом. Император не возражал – он всегда предпочитал переговоры войне. Однако ни он, ни Симеон не забыли, что произошло с Крумом и Львом V за век до того, поэтому в Космидиуме, на северной оконечности Золотого Рога, построили большой пирс, поперек которого установили изгородь. Симеон должен был подойти со стороны суши, Роман – со стороны моря, а изгородь оставалась бы между ними.
Встреча состоялась в четверг 9 сентября. Симеон прибыл с большой помпой, в то время как сопровождаемый патриархом император нес самую священную из реликвий Константинополя – покров Пресвятой Девы Марии – и казался задумчивым и подавленным. В разговоре главную роль играл Роман, который в типично византийской манере угостил своего оппонента проповедью: вместо того чтобы молить о мире, он воззвал к лучшей стороне его христианской души и убедительно просил его вернуться на стезю добродетели. По общему мнению, это было мастерское представление, и оно оказалось успешным. Роман выступил с позиции слабого; это он просил мира; он был армянским крестьянином, в то время как Симеон мог похвастаться чередой знатных предков, восходящей по меньшей мере к великому Круму, а может быть, и дальше. Однако Роман говорил как правитель тысячелетней Римской империи, в сравнении с которой Болгария была княжеством-парвеню, основанным полуцивилизованными варварами. И Симеон знал, что это так.
Вскоре стороны договорились о деталях условий, которые предложил сам Роман. Помимо увеличения размеров дани, в них оговаривался ежегодный дар в виде ста богато расшитых шелковых одеяний, и в обмен на это Симеон согласился покинуть территорию империи и захваченные крепости на Черноморском побережье. После этого он молча повернулся спиной к изгороди и уехал на родину. Симеон больше никогда не вторгался в Византию. К этому времени ему было уже за шестьдесят, и он сидел на троне более тридцати лет. Симеон больше не мечтал править Константинополем; принятие им в 925 году титула василевса римлян и болгар было в каком-то смысле признанием поражения: поступок не государственного мужа, а обиженного ребенка. Как холодно заметил Роман, Симеон мог называть себя даже халифом Багдада, если пожелает. В последующие годы Симеон наконец объявил о независимости болгарской церкви, сделав своего архиепископа патриархом. Николай пришел бы от этого в ужас, но он был уже мертв, а всем остальным, похоже, до этого не было никакого дела. Вскоре после этого Симеон умер 27 мая 927 года в возрасте 69 лет.
Перед смертью он оставил ясные распоряжения: болгарская корона должна перейти к его сыну Петру, на время малолетства обязанности регента возлагались на его дядю по матери Георгия Сурсувула. Георгий настроился на официальный мирный договор, скрепленный брачным союзом; Роман с готовностью откликнулся, и Георгий прибыл с посольством в Константинополь, где был представлен очаровавшей его юной Марии, дочери старшего сына Романа, Христофора. Он не стал терять времени и послал за своим племянником. Императорская свадьба состоялась в Паги 8 октября, всего через четыре с половиной месяца после смерти Симеона. Чету должным образом благословил патриарх Стефан II, сменивший Николая в 925 году, поскольку восьмилетнего императорского сына Феофилакта сочли слишком юным для этого поста. После этого императорская дочь, получившая при крещении имя Ирина, в слезах – ведь она едва вышла из детского возраста – отправилась на северо-запад.
О подписанном в то время мирном договоре нам мало что известно. Роман согласился признать независимость болгарского патриархата и царский титул Петра. Первое из этих обязательств не слишком его беспокоило, так как независимость патриархата фактически лишала болгар их любимого повода для шантажа – угрозы перейти в Римскую церковь. Второй пункт он просто проигнорировал. Роман был прежде всего реалистом, и в интересах быстрого достижения согласия, дальнейшей гарантией которого был брачный союз, готов пойти на небольшие уступки. В течение первых четырех лет правления он ни за что не смог бы себе позволить такую роскошь, однако теперь все ключевые посты в государстве находились в руках его сторонников. Флот и большая часть армии выступали на его стороне, а церковь под управлением услужливого патриарха больше не причиняла ему беспокойств. Единственный возможный соперник – его зять, находящийся в его полной власти. Роман наконец-то был уверен в своем положении. Кроме того, вскоре стало ясно, что Болгарию можно вообще списать со счетов: она никогда не станет великой, не завоевав Византию, а Византия оказалась непобедимой. В любом случае молодой Петр совершенно не обладал агрессивным характером своего отца. За время 42-летнего правления он так и не сумел сохранить целостность своего царства, и на ближайшие полвека Болгария перестала доставлять империи какие-либо хлопоты.
На восточной границе империи дела обстояли иначе. Ко времени смерти Льва в 912 году она оставалась в основном в том же состоянии, в котором находилась в течение последних двух столетий. Затем, в 923 году и