Перемены в отношениях Ли и Изабеллы стали заметны другим. «Иногда он относился к ней покровительственно и смеялся над ней, – говорит БиллиБой*. – Он обращался с ней очень плохо, а иногда бывал настолько груб, что я ужасался: «Как он может?» Но между ними существовала своего рода психосексуальная связь. Она была совершенно очарована им и его творчеством; по-моему, он хотел ее наказать. На глубинном уровне он был мазохистом; поэтому его всегда тянуло к парням, которые плохо с ним обращались. По-моему, наказывая ее, он наказывал себя. В нем происходил определенный когнитивный диссонанс – причиняя ей боль, он получал радость, но в то же время причинял боль самому себе».[636]
Детмар, муж Изабеллы, вспоминает, как в мае 1997 года Маккуин приехал в поместье «Хиллз» со съемочной группой Би-би-си. После ужина Детмар и Александр сидели вдвоем в длинной комнате, в камине пылал огонь, и Детмар курил сигару. Вдруг Маккуин повернулся к нему и сказал: «Детмар, я теперь магнат». «Он не шутил, он имел в виду другое: «Теперь я влиятельнее тебя», – считает Детмар. Сцена напомнила ему шекспировского «Генриха IV» (часть вторая), когда король поворачивается к Фальстафу и говорит: «Я не знаю тебя, старик». После слов Маккуина Детмару стало грустно. «Насколько я понял, то был конец нашей дружбы, – говорит он. – Он как будто хотел сказать: «Отныне ты мой раб». А я не желал быть его рабом… Он подразумевал, что власть у него, а не у меня, но у меня и так никогда не было никакой власти. И все же я знал, что Иззи по-прежнему любит его и нуждается в его одежде. Она не могла жить без его вещей, как наркоманка без наркотика».[637]
На следующий день после показа коллекции Joan Ли поехал на машине в фотостудию Metro в Ист-Энде, где Ник Найт снимал его на обложку для номера журнала The Face. Маккуин пожелал сняться в образе Жанны д’Арк и одновременно Агнессы Сорель; он дополнил образ из показа лысой головой, белыми косичками, закрывающими лицо, красными контактными линзами и красной подводкой для глаз. Надпись рядом с фото Маккуина на обложке гласила: «Так просто вам не выйти». Когда его попросили объяснить, в чем смысл фотографии, Маккуин написал: «В глубине души я не жалею о том, как представляю себя публике. Если нужно, я готов встретиться с опасностью, но, если меня уговорят, уклонюсь от драки. В моей душе горит огонь любви к одному мужчине, но я помню и люблю женщин, которые ежедневно сгорают повсюду, от Чешира до Глостера».[638] В интервью Маккуин рассказывал, как он радовался, создавая коллекцию – «она получилась замечательной», – и даже руководство дома Givenchy решило, что коллекция «бьет наповал» (скорее всего, он передал не свое выражение). Кроме того, он рассказал, что к нему в студию позвонила некая таинственная женщина и сообщила, что все завещала ему – «она сказала, что я лучшее, что случилось с британской модой, и хочет, чтобы я получил ее сбережения». Хотя наследство меценатки оказалось не «огромным состоянием», Маккуин решил «основать фонд ее имени для молодых модных дизайнеров. Вот как я поступлю с деньгами; хочу, чтобы они помогли британским молодым талантам». Правда, Маккуин отложил этот замысел на несколько лет; лишь в 2007 году он вернулся к нему, основав благотворительную организацию Sarabande («Сарабанда»). Кроме того, он признался, что спит гораздо меньше, чем раньше, потому что в его голове постоянно вертится множество идей. В конце концов, у него осталось всего две недели до показа новой коллекции готового платья для Givenchy. «Наверное, сегодня я проснусь среди ночи, а думать буду уже о Givenchy», – сказал он.[639]
В марте 1998 года Маккуин представил коллекцию Givenchy, которая понравилась даже самым суровым его критикам. Бренда Полан, разгромившая его предыдущую коллекцию Givenchy в октябре предыдущего года, написала, что он «приглушил трюкачество и представил свой фирменный крой. В результате получилась сильная, сдержанная коллекция, которую мог бы назвать своей сам Юбер де Живанши».[640] В первом ряду на показе сидела Кейт Уинслет, приехавшая в Париж на примерку: Ли сделал ей платье, расшитое стрекозами, в котором она приедет на церемонию вручения «Оскара». Хотя Уинслет не получила титул «лучшая актриса» за «Титаник», ее платье сочли «хитом вечера». В первый раз она выйдет замуж также в платье от Маккуина.[641]
В апреле, вернувшись в Лондон, Ли и его друг Шон Лин отправились в Сохо выпить. Маккуин пребывал в отличном настроении. Только что вышел очередной номер журнала Visionaire; в нем имелась одна сделанная им фотография; Ли очень веселился по этому поводу. Выпуск, специальным приглашенным редактором которого стал Том Форд из дома Gucci, представлял собой черный проектор, похожий на «миниатюрный гроб», и серию из двадцати четырех слайдов. На слайде, сделанном Маккуином, был запечатлен эрегированный пенис в момент эякуляции. «Я не удивился, – заявил тогда Форд, – и ни о чем с ним не говорил. Таким было его представление о свете».[642]
В ту ночь в гей-баре на Арчер-стрит под названием Barcode Ли обратил внимание на высокого, стройного брюнета. Ричард Бретт, которому тогда было двадцать пять, тоже заметил Ли, одетого в шорты и клетчатую рубашку с коротким рукавом. Ли подошел к Ричарду и отпустил комплимент по поводу его внешности. Они разговорились. «То был один из тех волшебных моментов, когда ты испытываешь немедленное влечение к кому-то, и мы сразу подружились», – сказал Ричард. Они проговорили часа полтора, но из бара ушли по отдельности. В следующие дни Ричард все время думал о новом знакомом; он узнал его. Наконец, поддавшись уговорам коллег, он позвонил на студию и попросил кого-то из ассистентов Ли передать, кто звонил. Маккуин тут же откликнулся, и они договорились о свидании.
«Помню, стоял погожий майский день; мы взяли такси и на целый день поехали в Хэмпстед-Хит, – говорит Бретт. – Потом мы вернулись к нему домой в Ислингтон, а оттуда пошли в бар «Эдвард», где пробыли до позднего вечера. В конце ночи мы разошлись». Для Ричарда это не была любовь с первого взгляда, но постепенно он все больше привязывался к Ли. «В нем бурлила энергия, – говорит он. – С ним было весело, он заразительно, от всей души смеялся; мне показалось, что он не похож на других».
Тогда Ричард Бретт работал в пиар-агентстве на западе Лондона; в течение дня пара обменивалась нежными факсами. Ли часто посылал своему новому бойфренду с курьером огромные букеты цветов. Один букет, по словам Ричарда, был таким огромным, что он не мог унести его домой, и букет так и остался у него на столе на работе. Ли нравилось, что мир моды и знаменитостей не производит особого впечатления на Ричарда. Более того, новый бойфренд довольно цинично отзывался о «гламурном» образе жизни, что также помогало им найти общий язык. «Он знал, что я видел его истинную сущность, я знал, какой он на самом деле, – говорит Ричард. – Другие геи, наверное, хотели приблизиться к нему скорее из-за того, кем он был, чем из-за того, каким он был. Но, по-моему, между нами пролетела искра. Вместе нам было весело; наверное, в конечном счете именно в этом было все дело».[643]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});