мальчикам, так как «феминизирует их, поскольку им приходится освобождаться от
свойственного им грубого животного элемента». Он предостерегал, что, нивелируя различия
между мальчиками и девочками, совместное обучение «растворит» таинственную
привлекательность противоположного пола, иными словами, что совместное обучение
приведет к гомосексуализму. (Конечно, Холл не мог предвидеть исследования Альфреда
Кинси, который обнаружил, что большинство гомосексуальных опытов у мужчин происходит
именно в чисто мужских учреждениях — раздельных учебных заведениях, летних лагерях
бойскаутов, армии и тюрьмах, — в которых Холл видел средство против гомосексуализма.)
Конечно, были и последовательные сторонники женского образования, как, например,
основатели и первые президенты женских университетов Мэтью Вассар и Майло Джуэт
(Вассар), Генри Дюран (Уэлсли) и Л. Кларк Силай (Смит). Дюран утверждал, что истинный
смысл женского образования заключается в «восстании» «против рабства, в котором женщину
держат обычаи общества, против подорванного здоровья, жизни без цели, подчиненности,
беспомощности, обмана и притворства так называемого образования»5.
Физическая слабость, беспомощность и зависимость жен-шины суть, таким образом,
последствия тендерного неравенства, а не причины. Знаменитый британский врач Генри
Модели предложил в 1874 г. социологическое объяснение отличительных особенностей
женщин: «Есть другие причины вялого детства и отрочества американской девочки. Ей нельзя
участвовать в радостных спортивных состязаниях со своими братьями вне дома. Все, что
можно посчитать шумной игрой, запрещено! Она зашнурована в тугой корсет, доводящий ее
до обмороков, ибо он настолько неудобен, что никакой мальчишка не смог бы носить его на
себе целый день и оставаться веселым оптимистом. Все эти мучения из-за требований
приличия и моды сказываются на физическом развитии девочки, и вместо того, чтобы обрести
женственность, она превращается в развалину. Она достигает зрелости, но скрывает за этим
страдание и однообразие жизни. Все это происходит из-за ее совершенной неспособности
сопротивляться методам такого образования, которое убило бы любого мальчика...
Многочисленные статистические данные доказывают, что дисциплина и образование необхо-
димы девочкам, чтобы вытеснить чрезмерную сентиментальность и пустые мечтания,
возникающие от модного безделья
245
и провоцирующие „нервную" меланхолию и общее истощение. Статистические данные
доказывают, что женщины, окончившие колледжи, становятся здоровыми и счастливыми
женами и матерями, как будто они никогда не решали математических задач и не переводили
Аристотеля»6.
Официальный курс на совместное обучение не останавливал его противников среди мужчин.
В 1900 г. университет Рочестера пообещал открыть двери женщинам, если они соберут
достаточно денег на строительство новых общежитий и оборудования. Когда они собрали
средства — а Сьюзен Б. Энтони продала свой страховой полис, чтобы внести недостающую
сумму, — и попытались войти в аудитории, студенты-мужчины стучали ногами об пол,
держали двери аудиторий, высмеивали женщин, появлявшихся на территории кампуса. В
ответ администрация физически изолировала женщин, поместив их в отдельный, явно
уступавший остальным колледж. Университетская аудитория, куда женщины изо всех сил
стремились попасть, не могла удовлетворить их интеллектуальные запросы, поскольку
хранила принятое в обществе повиновение тендерному различию. Женщин снова заперли в
гендеризованной учебной аудитории.
Гендеризованная классная комната
Официальный процесс гендеризации начинается в тот момент, когда мы входим в
образовательное учреждение, и затем длится все время, пока мы получаем образование. В
детских садах мы видим кубики, грузовики, самолеты и плотницкие инструменты водном
месте, а куклы и предметы домашнего хозяйства — в другом. Формально игрушки
«доступны» каждому, но пространства разделены невидимыми, но реальными границами
полового различия между детьми. В дошкольном возрасте девочки и мальчики после садика
играют в разные спортивные игры, придерживаются различных правил, по-разному ведут себя
на детской площадке.
Детский сад, где я работал в конце 1970-х гг., разделялся на три зоны. В закрытом помещении
было место для тихих игр, стояли книжные полки, маленькая песочница с чашками и блюдцами и
была еще тихая комната с набором мольбертов для живописи. Рядом со зданием располагался
«ближний дворик» с двумя песочницами побольше и отдельной площадкой для игр типа
«классики». А затем уже располагался «дальний
246
дворик» с гимнастическими снарядами, большой неогороженной песочницей и другими
приспособлениями для развития моторных навыков.
Утром трехлетние девчушки спокойно входили внутрь, аккуратно вешали свои пальтишки в
шкафчики и медленно и неуверенно проходили в помещение, где они общались, разго-
варивали, играли во внутренней песочнице, готовясь к новому дню. А вот мальчишки вбегали,
бросали свои куртки в шкафчики (у половины они вываливались назад), выбегали вон, хва-
тали грузовички, неслись к дальнему дворику и при этом все время орали.
Так поступали все мальчики, кроме Брэда. Брэд был тихим и задумчивым трехлетним
мальчуганом, добрым и внимательным. Он был одним из самых блестящих учеников за время
моей работы! Каждое утро Брэд входил и направлялся прямо к мольбертам и там целый день
радостно рисовал. Иногда он отдавался живописи полностью, и рисунок выходил за
рисунком, а иногда, немного порисовав, мечтательно смотрел из окна на деревья.
Когда его родители увидели меня, нового преподавателя-мужчину, они с жаром стали
убеждать меня: «Вы должны заставить Брэда выходить в дальний дворик!» Они умоляли
меня, и их глаза были полны ужаса. «Пожалуйста, — снова и снова повторяла мать Брэда. —
Пожалуйста!»
Не нужно ученых степеней в области дошкольного воспитания, чтобы понять, что пугало
родителей Брэда. В воздухе витал призрак гомосексуальности. Брэд вел себя не так, как
другие мальчики, и в его несоответствии тендерным образцам видели знак его будущей
сексуальной ориентации. Я пробовал заверить его родителей, что Брэд выглядит во время
рисования совершенно счастливым, что это занятие ему только на пользу, но родители не
успокоились, пока я не пообещал, что буду поощрять Брэда играть с машинками. Они хотели
быть уверенными, что детский сад воспитает их сына как настоящего, гетеросексуального
мужчину. Брэд, как я думаю, хотел, чтобы его оставили в покое и позволили стать
художником. Что касается меня, я иногда подходил к его мольберту и спрашивал, не хочет ли
он пойти со мной в дальний дворик. Он всегда широко улыбался, отказывался и возвращался к
рисованию.
Несмотря на внешние отличия, опыт детского сада воспроизводится каждый день, в каждой
классной комнате, в каждом городе Америки. Мальчики и девочки учатся друг у друга
поведению, приличному для мальчиков и девочек, и доказывают
247
друг другу, что каждый действует по плану. Менее заметны способы, которыми учителя и
учебные программы явно и скрыто усиливают не только тендерные различия, но и гендерное
неравенство, сопровождающее и даже порождающее эт различия.
Обстановка классной комнаты воспроизводит гендерное неравенство. «Начиная с детского
сада и кончая высшим образованием, девочки получают меньше помощи, времени и внимания
со стороны преподавателя», — пишут профессора педагогики Майра и Дэвид Садкеры.
Многие преподаватели считают мальчиков активными, вспыльчивыми, заносчивыми,
мстительными, а девочек нежными, послушными, отзывчивыми и терпеливыми. Когда
мальчики подавляют девочек, преподаватель (обычно женщина) часто ограничивается замеча-
нием, но ничего не делает, чтобы изменить их поведение, поощряя в них чувство
собственного превосходства. Многие преподаватели думают, что девочки больше «любят»
читать и «ненавидят» математику и естественные предметы, и ожидают от мальчиков прямо
противоположного7.
Преподаватели обращаются к мальчикам чаще и тратят на них больше времени. Они задают
им более стимулирующие вопросы и дольше ждут от них ответа. Они поощряют мальчиков
стараться, постоянно говоря, что они могут «сделать это». В одном исследовании десяти
групп студентов колледжа обнаружилось, что юноши более активны, независимо от ген-дера
преподавателя, а вот активность девушек была значительно выше на занятиях, которые вели