Герцогиня кивнула, соглашаясь, а слёзы бежали вниз по её щекам.
— И ради чего всё это? Твой дядя Чарльз уже десять лет как мёртв, кузен Эндрю предпочёл жизнь священнослужителя судьбе пэра. Мы оба прекрасно понимаем, как бы он ненавидел выходы в свет, которые сопровождались бы непрекращающимися скандальными слухами об обстоятельствах принятия им титула.
Саймон не мог не принять этого во внимание. Разумеется, она была права. Каждый раз, когда он видел кузена, Эндрю в шуточной форме благодарил его за избавление от худшей участи в семье. Став герцогом, он бы сник и растерял всю свою страсть к жизни, не говоря уже о том роде занятия, которому мог бы предаться с восторгом и воодушевлением.
Саймон издал вздох, идущий, казалось, из глубины его души, и прошептал:
— Несмотря на то, что мне невыносимо продолжать этот фарс, очевидно, я всё-таки должен сделать это. Ради блага всех, кто оказался вовлечённым в эту историю, и в особенности, ради моего брата.
Герцогиня поднялась и подошла к нему. От облегчения и поражения в этой битве у неё опустились плечи.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Очень хорошо.
Саймон заколебался. Одна проблема была решена, но у него ещё оставались вопросы. Мог ли он надеяться, что она даст на них ответы?
— Что вы знаете о моей жизни до приезда сюда? — задал он первый из них.
Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Ничего.
Саймон отшатнулся от неё, и она, казалось, поняла, о чём он подумал.
— Надеюсь, ты поверишь мне, если я скажу тебе, что это правда. Я даже никогда не слышала твоего настоящего имени, твой отец об этом не распространялся, настаивая на том, чтобы я даже думала о тебе только как о Саймоне. Я не знаю ничего ни о твоём происхождении, ни о том, откуда ты приехал.
Он кивнул в ответ. Он доверял своим суждениям о людях, и сейчас он чувствовал, что его мать… то есть, женщина, которую он считал своей матерью, не солгала ему. Не в такой день, когда многое из того, что было тайным, стало явным. Саймон медленно подошёл к ней, протягивая ей руку.
— Меня зовут Генри Айвз, ваша светлость.
Герцогиня оторопело смотрела на него и на протянутую ей руку. Затем она приняла её.
— Генри, — прошептала она, как бы пробуя его имя на языке, одновременно пытаясь осознать происходящее. Потом она покачала головой. — Это имя тебе совсем не идёт, Саймон.
Он прикрыл глаза, когда она осторожно убирала свою руку. Он получил от этой женщины ровно столько одобрительного к себе отношения, сколько мог вообще от неё принять. И зная всю правду, Саймон понимал, что этого было достаточно.
— А что с остальными? — задал он свой следующий вопрос, слегка наклонившись к ней, чтобы посмотреть ей прямо в лицо.
Герцогиня немного замялась.
— Ты имеешь в виду других незаконнорождённых сыновей твоего отца? — Кивнул Саймон. — Твой отец был очень занятым человеком, — еле слышно начала она, отвернувшись от него. — Соблазнял ли он самых недостойных из служанок или самых высокородных леди, он был неспособен хоть как-то контролировать или ограничивать себя, и так как он считал это своеобразным вызовом, мне кажется, ему даже нравилось сеять своё семя по всей Англии. О некоторых его завоеваниях я знала, иногда слышала, что та или иная связь привела к рождению ребёнка, но это всё. Вспомни, мы ведь даже не разговаривали с ним.
Саймон снова кивнул. Его отец и герцогиня никогда не были близкими людьми. Будучи ребёнком, он осуждал её за холодность и безразличие, а отца уважал за доброту.
Как меняется точка зрения на многие вещи при более внимательном их рассмотрении! Теперь он понимал, насколько лицемерным было поведение его отца, а поступки герцогини уже виделись в совершенно ином свете: это была нормальная реакция на то, через что ей пришлось пройти.
— Спасибо за всё, что вы мне рассказали, ваша светлость, — поблагодарил Саймон. — Понимаю, как вам тяжело было говорить об этом.
Она обернулась к нему и довольно долго пристально смотрела на него.
— Осмелюсь предположить, — тихим, хрипловатым после рыданий голосом проговорила она, — что теперь ты лишишь меня права пользоваться этой и любой другой собственностью, находящейся под твоим управлением. И захочешь наказать меня за участие в этом обмане. В конце концов, я тебе даже не мать. И ты мне ничего не должен.
Саймон, не веря своим ушам, ошеломлённо воззрился на неё. И только через несколько секунд он нашёл, что ответить на подобное заявление.
— Очевидно, что вы очень дурного мнения обо мне, мадам. Хотите вы того или нет, но я надеюсь, что в скором времени вы поймете, что воспитали меня намного лучше, чем думаете обо мне.
Удивление отразилось на лице герцогини, а еще он увидел в её глазах достаточно сильную надежду, что тронуло Саймона до глубины души. Она действительно искренне не ждала от него ни капли доброты. И за это ему надо было бы благодарить своего отца. Ведь от покойного герцога она видела очень мало добра.
— Это и ваш дом, ваша светлость, — мягко заговорил он. — Ваш сын живёт на этих землях. Так почему же, ради всего святого, я стану отсылать вас отсюда? Вы нужны брату, что становится понятным с первых же слов при разговоре с ним. Всё то время, что я провёл с ним, он, не умолкая ни на минуту, говорил только о вас. Если вы вдруг исчезнете, он просто погибнет.
Мать кивнула, у неё дрожали плечи от переполнявших её эмоций.
— Так ты не станешь разлучать меня с сыном?
Он покачал головой.
— Вообще-то, если хотите, я могу приказать, чтобы возвели вдовий домик на землях поместья поближе к его коттеджу, так что вам не придётся проделывать столь длинный путь всякий раз, когда вы захотите повидаться с сыном. Возможно, со временем, он мог бы переехать в ваш новый дом, чтобы вы смогли всегда быть вместе. Или мы могли бы расширить коттедж, сделав его более подходящим для вашего проживания, если вы захотите жить там. Думаю, что вы двое и так слишком долго жили вдали друг от друга.
Целую минуту она не проронила ни слова, а затем пересекла комнату и несколько неловко обняла Саймона, повергнув того в шок. Объятие длилось всего несколько секунд, но даже за эти мгновения он успел почувствовать себя окружённым достаточной теплотой и материнской заботой, которой был лишён на протяжении всех тридцати лет жизни во лжи и обмане.
Герцогиня отстранилась, и он разжал руки. Это было всё, на что он мог рассчитывать, и он не мог требовать большего.
— Благодарю тебя, — приглушённо сказала она и выпрямилась, вновь надев привычную маску холодности и пряча от окружающих свою ранимость. — А сейчас прошу простить меня, день был очень тяжёлый. Я хочу пораньше лечь спать и, возможно, попрошу принести поднос сюда. На сегодня я оставляю заботу о гостьях на тебя и на твою будущую невесту.