за Павловским дворцом. Здесь все было по-прежнему — уже окоченевшие и начинавшие гнить трупы, припорошенные снегом — следы недавнего боя, сожженные остовы вертолётов, черный, выгоревший и полуразрушенный дворец...
Любовь к чистоте явно не входила в число достоинств Либератора. Да и были ли вообще у него достоинства, могут ли они быть у Дьявола?
Либератор даже не распорядился убрать отсюда трупы, ему просто было плевать.
Алёнка сейчас стояла на коленях перед Его Темнейшеством. Она замерзала на ледяных ветрах, каждая снежинка колола кожу холодом...
Девушка понимала, что встать с колен ей стражницы не позволят, если она попытается — то немедленно получит сапогом в зубы. А зубов у Алёнки уже и так осталось немного, регенерация у неё не работала.
Но богиня старалась держать голову прямо, главное сейчас — показать, что она не боится. Вот почему она спокойно смотрела единственным оставшимся у неё глазом на шестиметровую тушу Либератора, на его мерзкую ухмылку, на его каменные сапоги, в которых он не мог ходить, даже на его громадный член. Ибо надеть штаны адский монстр так и не удосужился.
На самого Либератора снежинки не падали, весь снег обращался в пар, едва коснувшись его...
В паре метров слева от чудовища в воздухе висел волшебный кокон, сиявший чернью, золотом, синим и фиолетовым.
Рюрик. Сын. Её сын...
Алёнка собрала всю свою гордость, чтобы не расплакаться.
Самого сына она не видела, лишь сияющий шар его ауры.
— ТВОЕМУ СЫНУ БОЛЬНО, — произнёс Либератор, и Алёну обдало зловонием из пасти демонической твари, — ОЧЕНЬ БОЛЬНО.
— Врёшь, — ответила Алёнка, стараясь четко произносить звуки, хотя без зубов ей это давалось нелегко.
Громадный член Либератора чуть приподнялся. Монстр явно получал искреннее удовольствие, то ли от созерцания истерзанной девушки, то ли от беседы о мучениях детей...
— Ты не достанешь моего сына! — в ярости продолжила Алёнка, — Он спрятался от тебя, спрятался в этом коконе! Он сам его сплёл. Мой сын — умница. И ты не можешь открыть, ты не откроешь!
Поросячьи глазки Либератора, красные и слишком маленькие для его огромной башки, внимательно глядели на кокон, сплетенный Рюриком.
— ДА, — признал Либератор, — ХОРОШО. ТЫ ПРАВА. Я НЕ МОГУ ДОСТАТЬ ТВОЕГО СЫНА ИЗ ЭТОЙ ШТУКОВИНЫ. НО ЭТО ПОКА.
— Ты никогда его не достанешь! — выкрикнула Алёнка, вложив в крик всю свою ненависть.
— ДОСТАНУ. У НЕГО РАНО ИЛИ ПОЗДНО КОНЧИТСЯ АУРА. У ВСЕХ КОНЧАЕТСЯ. Я МОГУ ПОДОЖДАТЬ. ДАЖЕ МИЛЛИОН ЛЕТ. Я БЕССМЕРТЕН. ДУРА.
Алёнка истерично расхохоталась:
— Ага, ну конечно. Это ты дурак! Ты забыл пророчество...
— ПРОРОЧЕСТВО?
— Да. Крокодил ест сам себя! Так сказано в сагах... И это — про моего сына. Он плод любви предтечи Рюрика и предтечи Крокодила. Но сам он — истинный Рюрик и Крокодил, в одном лице. Древний предсказанный герой! Так что мой сын ест сам себя, рождает бесконечную магию из себя самого. И тебе не одолеть его, ни через миллион лет, ни через миллиард... Мой сын выше законов сохранения энергии! Он вырастет в этом коконе, а потом выйдет наружу... О, да, настанет день, когда он выйдет, и тогда ты ничего не сможешь сделать, оживший ты кусок дерьма...
Красная вспышка.
Алёнка взвизгнула от шока, язык ей будто проткнули разом тысячей иголок.
Девушка сплюнула в снег кровь...
Похоже, что Либератор только что заткнул ей рот, не не кляпом, а чистой болью.
— ТЫ БРЕДИШЬ, — грянул голос Либератора, — НЕСЕШЬ ЧУШЬ. ПЫТАЕШЬСЯ ПОДСЛАСТИТЬ ПИЛЮЛЮ СВОЕГО ПОРАЖЕНИЯ. ПЫТАЕШЬСЯ НАЙТИ СЕБЕ СМЫСЛ, ЧТОБЫ ТЕРПЕТЬ СТРАДАНИЯ ДОСТОЙНО. НО Я НЕ ДАМ ТЕБЕ ТАКОЙ ВОЗМОЖНОСТИ. Я УБЬЮ ВСЕ ТВОИ СМЫСЛЫ. ТЫ УМРЕШЬ. ТВОЙ СЫН УМРЁТ. Я ЗНАЮ РЮРИКА, ЗНАЮ МОЕГО БРАТА. ОН НЕ БОГ. Я — БОГ. А ОН — НИЧТОЖЕСТВО. СЛАБАК. ЕСЛИ ТВОЙ СЫН ТАК СИЛЕН — ПОЧЕМУ ОН ТОГДА СПРЯТАЛСЯ В ЭТОТ КОКОН? ПОЧЕМУ ОН НЕ УЛЕТАЕТ ОТСЮДА? А ПРОСТО ВИСИТ ПЕРЕДО МНОЙ? ПОЧЕМУ?
Говорить теперь было мучительно, каждый звук доставлял боль, но Алёнка проорала кровоточащим ртом:
— А ты почему до сих пор торчишь здесь, мразь? Боишься? Спрятался от Нагибина? Тебя же самого все бросили, смотри! С тобой больше нет ни Чуйкина, ни твоего канцлера...
Алёнка только сейчас осознала это, она вспомнила, что когда её таскали сюда на допрос в прошлый раз — назначенный Либератором канцлер Таня Нагибина и этот мерзкий ублюдок Чуйкин стояли рядом с монстром. Но теперь их здесь и правда не было...
Либератор расхохотался.
— ГЛУПАЯ СУЧКА! ЧУЙКИН И ТАНЯ СЕЙЧАС И ОТПРАВИЛИСЬ В ПУТЬ, ЧТОБЫ УБИТЬ НАГИБИНА. НАГИБИН ИМ ДОВЕРЯЕТ. СЧИТАЕТ СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ. ОН НЕ ПОНИМАЕТ, ЧТО ТАНЯ И МОЙ ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК ЧУЙКИН, ПОСТИГШИЙ САМЫЕ БЕЗДНЫ НЕНАВИСТИ — МОИ ВЕРНЫЕ СЛУЖИТЕЛИ. ОНИ ПОД МОЕЙ ВЛАСТЬЮ. И ОНИ ПРИНЕСУТ МНЕ ГОЛОВУ НАГИБИНА. Я НЕ СЧИТАЮ НАГИБИНА ПРОБЛЕМОЙ. ОН — НИЧТО ДЛЯ МЕНЯ.
Вот теперь Алёнка забилась в истерике, её ярость была столь велика, что пожирала её саму:
— Ты слабак! Чмо! Ты отнял у людей Солнце и магию, ты принёс нам вечную зиму, и ты еще думаешь, что кто-то будет служить тебе...
— ЧТО?
Либератор снова расхохотался, на этот раз столь гомерически, что даже забулькал горлом.
— СОЛНЦЕ... Я ПРОСТО ВЗЯЛ ЕГО ПОД КОНТРОЛЬ. ОНО НА КОЛЕНЯХ ПРЕДО МНОЙ. КАК ТЫ, АЛЁНА. А НИКАКОЙ ВЕЧНОЙ ЗИМЫ НЕТ. ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО СНЕГ ВЫПАЛ ИЗ-ЗА ИЗМЕНЕНИЙ КЛИМАТА? ГЛЯДИ НА ОБЛАКА, СУКА. ГЛЯДИ НА НИХ!
Алёнка задрала голову и на самом деле посмотрела в серые небеса.
Она только теперь заметила, что облака летят как-то ненормально, слишком быстро... Раньше, когда её в прошлый раз вытащили из подвалов дворца, она не обращала на это внимания, она думала, что это просто сильный ветер...
Но это был не ветер.
Павловск летел, и летел на стремительной скорости. Либератор заставил летающий город перемещаться!
— МЫ СЕЙЧАС В СТА КИЛОМЕТРАХ К СЕВЕРУ ОТ НОРИЛЬСКА. ТЫ УЖЕ ДАВНО НЕ В ПЕТЕРБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ, ТУПАЯ ТВАРЬ. И ЭТОТ СЕНТЯБРЬ В НОРИЛЬСКЕ И ПРАВДА ВЫДАЛСЯ ХОЛОДНЫМ. А ЧЕРЕЗ ПАРУ ЧАСОВ МЫ БУДЕМ УЖЕ НА ЧУКОТКЕ. А ПОТОМ В АМЕРИКЕ. А ПОТОМ НАД ОКЕАНОМ. МНЕ ДАЖЕ НЕ НУЖНЫ ЗАЩИТНЫЕ КУПОЛА НАД ГОРОДОМ, ПОТОМУ ЧТО МОИ ВРАГИ ПРОСТО НЕ ЗНАЮТ, ГДЕ Я! Я НЕПОБЕДИМ. ВЫ ПРОИГРАЛИ. ПОЙМИ ЭТО!
Но Алёнка не хотела понимать. Она теперь хотела просто достойно умереть, хотя сознавала, что Либератор лишит её и этой возможности...
— Чего ты