внешние границы стола.
Между двумя кусками дерева должно появиться небольшое произведение искусства, напоминающее морское дно. Так что поверх первого слоя смолы я насыпаю немного песка и мелких камешков и тщательно все распределяю. Мика тем временем приносит корзину с разными мелочами, которые мы нашли на Венис-Бич: ракушки, кусочки дерева и гальку всех форм и оттенков. Ими мы украшаем океанское дно, а закончив, покрываем все еще одним слоем смолы. Пока ждем, когда все высохнет, устраиваем перерыв.
– А не так уж плохо выглядит, – с довольным видом замечает брат. – Как ты считаешь?
– Эту часть было не так уж трудно испортить. – Я нервно провожу рукой по волосам. – Но больше меня беспокоит следующий этап. Я со времен колледжа не прикасался к акриловым краскам.
Мика хлопает меня по плечу:
– Что ж, значит, настало время выпустить на волю своего внутреннего художника.
33
Холли
Сан-Франциско, Калифорния
На следующий день после сдачи рукописи я еду в Сан-Франциско – последний крупный город в моем путешествии – и паркую фургон возле моста Золотые Ворота.
Пока не опустились сумерки, покупаю себе поесть в китайской закусочной и ищу место на пляже, откуда можно полюбоваться закатом. Вид на залив с легендарным мостом открывается просто потрясающий, и я не единственная, кто сидит на песке и наслаждается теплым летним вечером. Двое влюбленных устроились у скал на одеяле для пикника и целуются, а молодая семья с двумя детьми как раз собирает вещи: их день на пляже подошел к концу.
Глубоко вздохнув, я открываю коробочку с жареной лапшой. Впервые за несколько недель у меня нет никаких дел. Книга дописана, видео подготовлены заранее, посты в соцсети тоже распланированы, а продажи в магазине приостановлены, с тех пор как я уехала из Лос-Анджелеса. Даже следующий прямой эфир состоится только завтра. Но пустота в списке дел вызывает странные ощущения. Как черная дыра, которая волшебным образом притягивает мысли о будущем. Ровно через неделю я вернусь в Лос-Анджелес. Вернусь в квартиру, которая больше не будет казаться моей. В жизнь, которая за последние несколько недель стала слишком тесна для меня. А потом?
Сейчас, когда появилось время по-настоящему задуматься о том, что делать дальше, меня охватывает паника, потому что будущее расплывается передо мной, как густой, непроницаемый туман. Во всяком случае, я знаю, чего больше не хочу. Я больше не хочу бояться, что другие могут злоупотребить моим доверием. Не хочу больше быть одинокой. Не хочу больше копить вещи, чтобы заполнять ими дыры в своей душе, которые невозможно заполнить.
Я хочу быть свободной, но в то же время иметь дом, куда можно вернуться в любой момент. А Лос-Анджелес не мой дом, за прошедшие недели я это поняла. «Жизнь без самых дорогих мне людей – это для меня ненастоящая жизнь». Так сказал Паскаль в нашем интервью. И с тех пор эта фраза не выходит у меня из головы. В Лос-Анджелесе нет дорогих мне людей. Даже если после нашего обмена Паскаль действительно останется там и наши отношения станут чем-то большим, чем воспоминание об этом волнующем лете, я все равно буду скучать по своим родным, особенно по маме. Но по Мейбруку – ни капли. Назад не хочу. Я бы предпочла, чтобы моя семья переехала ко мне.
Закрываю коробочку с жареной лапшой и ставлю ее рядом. На мосту Золотые Ворота зажглись огни. Тихий и величественный, мост раскинулся над заливом Сан-Франциско и выглядит так, словно способен выдержать любой шторм.
Растроганная этим видом, я достаю мобильный, чтобы сделать снимок для соцсетей. Потом нажимаю на иконку своего профиля и еще раз просматриваю свои посты за последние несколько недель. В глаза сразу бросается разница с привычным мне разноцветным стилем. Все началось в тот день, когда я впустила в свою жизнь Паскаля. Мы широко улыбаемся в камеру, не подозревая, как сильно нас изменят грядущие недели. Интересно, понимают ли наши подписчики, что их предложение просто перевернуло все с ног на голову? Может, они даже желали, чтобы с нами произошли такие перемены?
Больше глубины в моих постах, больше настоящей Холли вместо вечного фальшивого шоу с хорошим настроением. Я больше не хочу возвращаться туда, где была раньше. Мой профиль нравится мне таким, какой он сейчас. Я нравлюсь себе такой. А затем в голову неожиданно приходит мысль: я не обязана возвращаться. Я могу закрыть за собой эту дверь, потому что передо мной распахнулась другая. Могу продолжить идти по пути, который мне открылся. А мастерить что-то своими руками можно в любой точке мира.
Люди меняются. Так почему же я всю жизнь должна заниматься одним и тем же? Как и все остальные, я имею право следовать за своим сердцем. А сердце очень четко показывает мне, в каком направлении хочет двигаться. Сглотнув ком в горле, пытаюсь подавить порыв, который подстегивает меня начать строить планы, и вместо этого открываю страничку Паскаля, чтобы посмотреть, так ли сильно изменилась и она.
На первый взгляд ничего не заметно. Лишь тот, кто знает, что он пережил за последнее время, увидит, что он вдруг стал показывать больше личного, публиковать более значимые фотографии. Сейчас появился снимок с Микой, который помогает ему с проектом DIY. Кроме того, я обнаруживаю фото мужчины постарше, который держит в руках бутылку пива и смотрит в сад. Сразу понятно, что это его отец. У него такие же карие глаза, как у всех мужчин Моретти, и густая борода, не такая ухоженная, как у Мики.
«Семья», – написано под этим кадром, и я догадываюсь, что ему очень важен сегодняшний вечер. Тот самый совместный ужин, которого их семья ждала два года. Уверена, он окажет целительное действие на каждого из них. Паскаль принял правильное решение, когда захотел остаться в Лос-Анджелесе.
Последнее фото Паскаля – это его лицо крупным планом под дождем, первым дождем в Лос-Анджелесе за несколько недель. Капли попали на густые ресницы, губы слегка приоткрыты, глаза серьезно смотрят в камеру. Меня сразу завораживает этот кадр. В душе коварно пробуждается тоска по нему, желание прикоснуться, поцеловать, почувствовать, как его сердце бьется о мое. Я читаю описание, которое он оставил под фотографией:
«По двум ступенькам я поднимаюсь на крыльцо. Там все еще стоит старое кресло-качалка. Обивка порвалась в двух местах. Одну дырку я даже помню, потому что ты зашивала ее трижды. Мне кажется, что на сером шерстяном пледе до сих пор остался твой запах, словно ты все