стрелять фазанов,[219] а я владею литературным даром. Но ты все же не снисходишь до разговора со мной. Мужчине не нужен сын, рожденный матерью, что так презирает его отца!
Взяв ребенка за ножки, он поднял его высоко над камнем и бросил вниз. Ребенок ударился головкой о камень и убился, кровь забрызгала все вокруг. Мать любила ребенка всем сердцем. Позабыв о запрете, она, не помня себя, закричала отчаянным криком.
Не успел крик замереть в воздухе, как Цзы-чунь уж сидел на прежнем месте. Перед ним был даос. Шла пятая стража. Пламя вдруг огромным снопом вырвалось через крышу наружу и охватило дом со всех четырех сторон, грозя обратить его в пепел.
— О, как глубоко я ошибся в тебе! — со вздохом молвил даос.
Схватив Цзы-чуня за волосы, он сунул его в котел с водой. Мгновенье — и пламя погасло.
— Твое сердце, сын мой, — сказал даос, — отрешилось от гнева и радости, скорби и страха, ненависти и вожделений. Лишь одну любовь не смог ты побороть, Это было последнее испытанье. Не исторгни гибель ребенка крика из уст твоих, мой эликсир был бы готов, и ты бы стал бессмертным. Воистину труден путь к бессмертию. Правда, я могу вновь приготовить мой эликсир, но жизнь твоя слишком крепко привязана к этому бренному миру. Что пользы в пустых усилиях!
И он указал Цзы-чуню путь назад к людям. Цзы-чунь с усилием встал на ноги и заглянул в котел. Огонь погас. Внутри котла лежал железный стержень, толщиною в руку, длиною в несколько чи. Сбросив с себя верхнюю одежду, даос начал резать стержень ножом.
Цзы-чунь пошел прочь, горько упрекая себя за то, что не сумел сдержать клятвы и заплатить даосу долг благодарности.
Спустя немного времени Цзы-чунь еще раз поднялся на эту горную вершину, но все на ней было дико и пусто. Вздыхая от напрасных сожалений, возвратился он домой.
За что даруется бессмертие?
[220]
Ян Гун-чжэн, дочь крестьянина из волости Чаншоу, области Го, в восемнадцать лет выдали замуж за односельчанина Ван Цина. Муж ее был беден и сам обрабатывал землю, и с тех пор как Ян стала прислуживать с совком и метелкой,[221] она добросовестно выполняла все работы, какие достаются на долю жены крестьянина. Видя это, родственники мужа рассказывали всем об усердии и трудолюбии молодой. Была она тихая и спокойная, не любила попусту зубоскалить и тратить время на забавы. Выдастся свободное время, она дочиста подметет в доме, польет пол. Жила затворницей, сторонилась людей, и сколько ни зазывали ее соседки, она к ним не ходила. К двадцати четырем годам у нее было уже три сына и дочь.
И вот что случилось с ней в двенадцатый год эры «Юаньхэ».
Когда настала двенадцатая ночь пятой луны, сказала она мужу:
— Что-то мне не по себе, все меня томит, даже звуки речей. Хочется мне остаться одной, успокоиться. Поэтому прошу вас побыть пока в другой комнате вместе с нашими детьми.
Муж ее устал в поле, да и не думал он, что с ней может что-нибудь приключиться, и потому согласился без долгих расспросов. Ян чисто вымылась, надела новое платье, подмела в комнате пол, полила его, зажгла благовония и закрыла дверь. А потом спокойно села и стала ожидать.
Наступил рассвет. Муж, удивленный тем, что Ян, против своего обычаи, так заспалась, открыл дверь… Смотрит, а одежда жены лежит на постели, словно пустая скорлупка, сброшенная цикадой. Вся комната полна странного аромата. Бросился он искать жену, звать ее, но Ян бесследно исчезла. Муж встревожился, сообщил о том отцу с матерью, вместе принялись они горевать. Вскоре зашел сосед и стал рассказывать:
— Нынче ночью случилось небывалое чудо. Ровно в полночь явились откуда-то с запада небесные музыканты. Будто с облаков сошли они на ваш дом, долго играли на разных инструментах, затем один за одним вознеслись вверх. Слышно было во всей деревне, неужели у вас в семье никто не слышал?
А удивительный аромат продолжал разливаться вокруг. Ветер был напоен благоуханием за десятки ли от того дома. Деревенский писарь доложил о случившемся правителю уезда Ли Ханю. Правитель приказал писарю с крестьянами обыскать всю округу. Искали, искали, но не нашли никаких следов пропавшей. Тогда велено было одежду Ян не трогать, комнату запереть, а ручки дверей обмотать колючими ветками.
Настала пятая стража восемнадцатой ночи… И вдруг сельчане вновь услышали звуки божественной музыки. Она как будто лилась с облаков. И все приближалась. С востока повеяло удивительным ароматом, на дом Вана снова опустились небесные музыканты. Долго играли они, затем исчезли. В семействе Ванов опять никто ничего не слыхал. Едва рассвело, все бросились к дверям комнаты Ян: колючки на месте, а в самой комнате словно звучит людская речь.
Поспешили доложить уездному управителю. Пожаловал сам Ли Хань в сопровождении буддийских и даосских священнослужителей, чиновников и писарей. Отперли они дверь и видят: лежит на постели какая-то женщина, ну вылитая жена Ван, но в глазах небесное сияние и лицо светится неземной красой.
Хань спрашивает ее:
— Куда исчезала ты, откуда пришла?
Она отвечает:
— Однажды вечером явился мне бессмертный, он прибыл верхом на коне и возвестил: «За тобой прибудут небесные аисты, прибери в доме и жди». Тогда-то и попросила я мужа перейти в другую комнату.
Настала третья стража. Появились небесные музыканты с разноцветными трезубцами и радужными знаменами. У одного была вишневая бирка посла. Фениксы и аисты стаями летали вокруг. Музыканты спустились с пятицветных облаков и вошли в дом. Державший вишневую бирку выступил вперед и возгласил: «Госпожа сподобилась стать бессмертной, и навстречу ей высланы послы Владыки Бессмертных. С ними она отправится на Западный пик».[222]
Тут двое мальчиков в одеждах из пестрого шелка поднесли мне нефритовый ларец. В ларце оказалось удивительное платье, было оно не из узорного шелка и не из прозрачного газа, а