Михаил Зыгарь
Вся кремлевская рать. Краткая история современной России
[143]
Ключевая эмоция, которую вызывает книга главного редактора телеканала «Дождь» Михаила Зыгаря, – это благодарность: благодарность за то, что, несмотря ни на что, в России до сих пор можно так говорить обо всем случившемся с нашей страной за последние пятнадцать лет. Так – это значит не просто разрушая систему категорий и парадигм, которые мы привычно используем для осмысления и описания окружающей нас реальности, но словно бы не подозревая об их существовании. Не развенчивая стереотипы, но попросту их игнорируя.
В основе книги – колоссальный ресерч, десятки и сотни интервью, годы и годы внимательного, осознанного и вдумчивого наблюдения. Однако всё это – в глубине, на уровне фундамента, а явленные читателю 230 страниц – это прекрасный, гладкий и яркий текст, живущий по законам настоящей большой литературы, – эдакий захватывающий документальный роман. Герои Зыгаря – Путин, Березовский, Волошин, Сурков, Сечин, Касьянов и еще десятки персонажей, от протагонистов до камео, – живут, разговаривают, проходят испытания и внутренне эволюционируют таким образом, что вольно или невольно вызывают в читателе чувства, далеко выходящие за рамки их медийных амплуа. Если совсем грубо, то на тридцатой странице (на описании попыток новоизбранного российского президента подружиться с британским премьером Тони Блэром) вы испытаете к Путину щемящую симпатию, на семьдесят пятой, когда речь пойдет о создании движения «Наши», вас скрючит от неприязни, а ближе к финалу, в момент украинской революции 2014 года, вы опять невольно ему посочувствуете – но уже совсем по-другому, не так, как двумястами страницами раньше.
Количество мифов, с которыми Зыгарь походя расправляется, неимоверно велико. Борис Березовский не вводил Путина в большую политику (строго говоря, уже к 1999 году ельцинская «Семья» начала его постепенно «сливать»). Путин не рвался к власти и могуществу (скорее наоборот, его пришлось тащить на роль преемника чуть ли не силой, и самым весомым стимулом для него стала перспектива скромного персонального благополучия). Виктор Янукович – не друг и тем более не протеже Путина (Янукович – ставленник прежнего президента Юрия Кучмы, и единственная причина его возвышения в том, что только Янукович мог в 2004 году сам оплатить свою предвыборную кампанию). Игорь Сечин не является тупым и безграмотным номенклатурщиком (по образованию он филолог, специалист по французскому и португальскому языкам). Решение о возвращении Крыма в Россию не было спонтанным (разговоры об этом велись с 2008 года, когда Украина впервые задумалась о вступлении в НАТО). Список можно продолжить – практически каждая страница «Всей кремлевской рати» так или иначе сообщает что-то новое о времени, в котором мы живем.
И всё же главная ее ценность не в этом. Куда важнее то, что, по сути дела, книга Михаила Зыгаря формирует новый язык для разговора о современной политике. На место бесконечной и разнообразной конспирологии и наивного поиска структуры там, где в действительности царствует хаос, автор «Всей кремлевской рати» продвигает дискурс одновременно аналитический и очень человечный. Большинство вещей – и большая политика тут не исключение – происходят не потому, что у кого-то есть хитроумный план, а потому что так получилось. И далеко не всегда бескомпромиссная оценка произошедшего так уж необходима – часто достаточно простого понимания. Именно этот – понимающий и объясняющий – тип политического мышления и демонстрирует Михаил Зыгарь в своей книге. Однако – и это не менее важно – понимание и объяснение не означают автоматического принятия и оправдания: автор проходит по тонкому лезвию, отказываясь судить и проклинать своих героев, понимая их мотивы и движения души, но вместе с тем не снимая с них ответственности за то, мягко скажем, незавидное положение, в которое мы все сегодня угодили. То есть в одни буквально руки Зыгарь делает то, от чего упорно уклоняются практически все остальные эксперты в области политики: понимает, сочувствует и не прощает. Поэтому – еще раз – благодарность, чистая благодарность. Ну, и немного удивления, пожалуй.
Мир вещей
Фредерик Рувиллуа
История бестселлеров
[144]
Почему одни книги становятся бестселлерами сразу, другие – через много лет после выхода, а третьи – вообще никогда? Для меня, известного любителя помедитировать на рейтинги книжных продаж, эти вопросы всегда были (и, вероятно, останутся) в числе самых волнующих и неразрешимых. Когда книга уже вошла (или не вошла) в топ-10 или топ-20, можно найти убедительное объяснение произошедшему. Иногда (хотя это гораздо сложнее) можно выдать толковый прогноз по книге, которая только готовится к публикации. Но свести эти разрозненные факты в единую формулу, вывести универсальный – сколь угодно сложный, но работающий – рецепт бестселлера, не получается, что ни делай.
Книга Фредерика Рувиллуа, скажу сразу, тоже не решает этой задачи. «История бестселлеров» – скорее собрание историй книжного успеха с довольно скромными попытками обобщения и систематизации, чем пособие «как написать и издать бестселлер». Впрочем, в данном случае отсутствие четкого ответа, пожалуй, и само по себе уже является ответом – никакого универсального рецепта нет, но есть много стратегий, осознанное или неосознанное следование которым при определенных условиях может привести к успеху. А может, как в известном анекдоте, и не привести.
С точки зрения Фредерика Рувиллуа, бестселлер – триединая сущность, одновременно существующая в трех измерениях: как собственно книга, как результат авторского труда и как предмет читательского (или, вернее, покупательского) интереса. Двигаясь вдоль трех этих векторов, Рувиллуа анализирует главные бестселлеры всех времен – от Библии до «Гарри Поттера», и первое, с чего ему приходится начать, это определение бестселлера.
Мы привыкли считать, что бестселлер – это просто книга, которая очень хорошо продается. Но что значит «хорошо»? Очевидно, что «хорошо» в XVII веке, когда тираж в несколько сотен копий, проданных за пять лет (как это произошло с «Дон Кихотом» Сервантеса), считался выдающимся достижением, не равно «хорошо» начала века XXI, когда за одни сутки может быть распродано одиннадцать миллионов экземпляров «Гарри Поттера и Даров Смерти». Но это сюжет относительно простой, гораздо интереснее, как это самое «хорошо» измерить. Традиционно принято опираться на цифры издателей и книготорговцев, но, по мнению Рувиллуа, ни те, ни другие не заслуживают доверия. Рассказывая историю успеха романа Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», ставшего одним из главных бестселлеров середины XIX века, Рувиллуа показывает механику «самосбывающегося пророчества», работающую на книжном рынке лучше, чем где бы то ни было. Искусственно завышая объявленный тираж (в случае с «Хижиной» он был завышен в десятки, если не сотни, раз), издатель фактически берет читателя «на слабо», позиционируя человека, не купившего модную книгу, как лузера и аутсайдера. Таким образом создается парадоксальная ситуация, при которой хорошо продаваемая (в реальности или по легенде) книга начинает продаваться еще лучше. Правда, не все купленные экземпляры когда-либо прочитываются – но это уж и вовсе не поддается никакому учету…
Еще одно свойство бестселлера – продаваться не только «хорошо» (что бы это ни значило), но и быстро. Однако с этим «быстро» тоже есть проблемы. Стендаль, небесный заступник всех неоцененных писателей, умер в безвестности, но через сорок лет после первой публикации его романы стали расходиться огромными тиражами. А вот «Пятьдесят оттенков серого» стали бестселлером еще до публикации – как и книги Джона Гришэма, Тома Клэнси, Даниэлы Стил, Стивена Кинга и других «серийных» писателей, романы которых начинали продаваться едва ли не прежде, чем зарождались в головах своих создателей.
«Книжный клуб» Опры Уинфри (и скандал с Джонатаном Франзеном, демонстративно отказавшимся стать ее гостем – и тем самым поднявшим свои рейтинги еще чуть ли не вдвое) и программа «Lesen!» на немецком телевидении, феноменальный успех «Юного Вертера» в начале XIX века и «Любовника леди Чаттерлей» столетием позже, кинематограф как лучший способ продвижения – и экранизации, подпитывающие уже сформировавшийся культ… Рувиллуа собирает, пересказывает и по мере сил анализирует самые яркие феномены книжного рынка, делая это умно, информативно и в высшей степени занимательно. Единственное, пожалуй, что можно поставить автору в вину, – это непроговариваемое им вслух, но ясно прочитывающееся между строк презрение к объекту своего изучения. Подспудная уверенность Рувиллуа, что объект высокой культуры просто не может быть интересен миллионам, немного обесценивает его же собственные изыскания. Ну, и поклонники Джоан Роулинг («“Гарри Поттер” – книга более, чем скромных достоинств») и Джона Р.Р.Толкина («“Властелин колец” – культовая книга всех тех, кто больше ничего не прочитал») могут обидеться.