Поняв, что беспокоит Ирку, Багров на мгновение закрыл глаза. Официант ближайшего кафе решил, что скатерть сорвало ветром. Так она и примчалась к ним, сопровождаемая безнадежно отставшими воплями, со следами разлитого вина и гусиного паштета.
Матвей укрыл Ирке ноги. Спокойно укрыл, чтобы она видела, что он не стыдится ее ног и они его совсем не пугают.
– Я хочу сделать тебе подарок, – сказал он мягко.
Ирка посмотрела на море.
– Ты его уже сделал!
Матвей покачал головой.
– Это не подарок. Это антураж к подарку… Ты готова? Тогда закрой глаза и протяни руку!
– Опять мысленно? – Ирка очень любила Матвея в этот момент.
Он мотнул упрямой головой.
Забыв о своем обычном правиле знать все наперед, Ирка доверчиво протянула руку. Закрыла глаза. В ладонь ей легло что-то холодное.
– Можно открывать?
– Нет еще… – Матвей запнулся. – Скажи: ты согласна это принять?
– ДА!
– Что бы это ни было?
– ДА! Да! Да!
– Тогда сожми пальцы. Крепко!
Ирка крепко сжала руку. Потом открыла глаза и стала ловить лунные лучи, чтобы разглядеть то, что лежало у нее на ладони. Разглядела и вскрикнула. В лунном свете маленькие ноги на шнурке слабо серебрились. Казались живыми и… отрезанными у кого-то.
Ирка попыталась отбросить страшное украшение, но оно приросло к ее руке. На глазах у Ирки серебрящиеся ноги потускнели и, превратившись в сухие истолченные кости, скользнули к ней под кожу.
– Что это? – выдохнула Ирка, задыхаясь от брезгливости.
– Ноги. Ты же хотела их?
– Это ноги? Где ты их взял?
Багров видел, как кожа у Ирки вздувается и пузырится, как от ожога.
– Проклятая старуха! – прохрипел он.
– Мамзелькина?
Иркино лицо исказилось. Мгновение – и ей все стало ясно. Матвей схватил ее за руку.
– Тебе больно?
– Мне мерзко. Оно в меня просачивается! Зачем ты это сделал? Зачем?
– Это ноги. Твои красивые сильные ноги. Немного потерпи, и все будет хорошо! – убежденно повторил он.
Ирка заплакала. Тихо, беззвучно. Она еще не знала, рада она или нет, но уже поняла, что обратно ничего не отыграешь. Шло время… Море еще раз поменяло цвет и стало таким же, как небо. Откуда-то подошла собака, вопросительно постояла рядом, слабо шевеля выпрямленным хвостом, и ушла.
Кожа больше не бугрилась. Матвей держал Ирку за руку. Они оба ждали. Спустя полчаса Ирка ощутила слабое покалывание в большом пальце правой ноги. И ничего больше. Она решила, что ей почудилось. В остальном ноги оставались такими же мертвыми.
– Я замерзла. Хочу домой. Пожалуйста! – попросила Ирка едва слышно.
– Да, конечно…
Багров заспешил. Он ощущал себя виноватым. Возможно, поэтому с обратной телепортацией у Матвея не заладилось. Он сумел дотянуть Ирку только до подмосковного Одинцово и понял, что иссяк. Тут они и застряли. Микроавтобус остался в Сокольниках. Ирка без коляски. Тащить ее на руках от Одинцово до Москвы – проблематично. Глубокая ночь. На такси денег нет, да и где его поймаешь на городской окраине?
Пришлось звонить Бабане. Она примчалась спасать их на театральной машине с крошечным и противным мужичком-водителем, очень кислым оттого, что ему пришлось встать среди ночи и сделать доброе дело. Всю дорогу он скрипел и злобился. Ирка сообразила, что это и есть тот самый великан, наделенный природным благородством. Но, видимо, у великана просто началось обострение радикулита. Несколько раз он вылезал и кругами гулял вокруг машины, постепенно разгибаясь. Потом залезал, и они ехали дальше. Ирка была благодарна Бабане, что она не задает вопросов: как они оказались в Одинцово? почему без коляски? в какую скатерть она закручена?
Недалеко от МКАД Ирка ощутила в левой ноге судорогу. Но не в большом пальце, а чуть ниже колена, в атрофированных мышцах голени. Схватилась за ногу, поправляя похищенную с юга скатерть. И снова нога под скатертью показалась ей холодной и неживой.
У Бабани была характерная черта. Когда она волновалась, то не затихала, а, напротив, говорила без остановки. Громко, с красным, как помидор, лицом и круглыми глазами, синхронно озвучивала все, что делает: «Вот мы едем в машине!.. Ир, тебе укрыть ноги?.. Матвей, вам удобно сидеть на таком малом пространстве? Андрей Ильич, вы не устали?.. Не засыпаете?»
Ирка понимала, что все это Бабаня делает из лучших побуждений и этим принимает удар на себя, однако ей было безумно жаль ее.
Они приехали в Сокольники. Получив деньги, которые Бабаня неназойливо сунула ему в бардачок, карликовый великан смягчился.
– Бедная ты, девка! Смотреть на тебя и то печально! – заявил он, наблюдая, как Матвей вытаскивает Ирку из машины. Ирке стало обидно: не за себя (за себя она давно ни на что не обижалась), а за Матвея и Бабаню.
– А вот и нет! – упрямо возразила она. – Я счастливая! В меня вкачали столько любви, что я как Крез. Можно сказать, я избыточно проавансирована.
Карликовый великан ничего не понял. Иркина реплика содержала слишком много непонятных слов. Бабаня уехала вместе с водителем.
– Вы только постарайтесь… – робко начала она на прощание.
– …никаких поездок сегодня! И не дальше Петербурга! – пообещала Ирка.
Она сама не поняла, откуда в ее голосе взялась эта задорная веселость. Причем она даже не была поддельной. Матвей, державший Ирку на руках, покосился на нее с удивлением.
– На гамак! – велела Ирка, когда он внес ее через порог.
– На гамак сегодня лучше не надо. Спина в прогибе! – напомнил Багров.
– На гамак! – повторила Ирка.
Багров был уступчивее Антигона. Или, возможно, умнее. Он положил ее на гамак, на котором обычно спал сам, лег на Иркину кровать и потушил свет. Матвей был уверен, что с ногами ничего не получилось. Или старуха слукавила, или ноги не подошли. Должно быть, Ирке сейчас тошно и скверно, а он не знает, что ей сказать и как утешить.
– Спокойной ночи! – сказала Ирка все с той же бодростью.
– Спокойной ночи! – с коротким запозданием отозвалась темнота.
Багров ошибался. Ирке не было тошно. Она лежала с открытыми глазами и смотрела на фосфоресцирующий круг часов. Она думала о том, что любит Матвея, и одновременно о том, что не смогла бы сформулировать, что входит в понятие «я его люблю». Сюсю-муму? Мужество? Способность к самопожертвованию? Верность? Растворение в любимом человеке, которое одно только и дает настоящую полноту?
Она закрыла глаза. Фосфоресцирующий круг остался и долго еще лежал за сомкнутыми веками двумя зеленоватыми подковами.
* * *
Ирка спала долго. Ей ничего не снилось, хотя изредка через это «ничего» пробегали непонятные крысиные скелетики. Проснулась она ближе к полудню от того, что большая полосатая оса, залетев непонятно откуда, ужалила ее. Ирка заорала, рванулась и слетела с гамака на пол. Она сидела на полу и терла щеку. Потом, не задумываясь, встала на четвереньки. Лишь секунду спустя до нее дошло, что именно она сделала. Ирка вскрикнула и, боясь упасть, повисла на веревке гамака.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});