Франк знал, что делает. Где он добывал кровь, никто не интересовался, но Илему становилось заметно лучше. У него снова заблестели потускневшие было глаза, порозовели губы, отпускал казавшийся вечным кашель. Правда, его постоянно тошнило, но, как объяснил Франк, это психологическое, придется бороться, пройдет со временем.
Он запивал тошноту горячим вином с пряностями, а остальные составляли ему компанию. Кай сидел в единственном кресле, вытянув ноги и прикрыв глаза, все больше молчал, но он, наверное, был единственным в мире человеком, то есть эльфом, чья молчаливость не была ни враждебной, ни даже равнодушной. Лири, сбросив сапожки, устроилась на кровати Диля, обхватив руками острые коленки и уложив на них подбородок, Диль расположился рядом. Илем был заметно пьян, да и они тоже вряд ли смогли бы держаться прямо. Реши Сандурен сейчас нарушить правила, пришлось бы Франку начинать новую миссию.
На столе подогревался на специальной горелке очередной кувшин, и никто не возражал. Франк заглядывал, ничего не сказал, прихватил из корзинки пригоршню орехового печенья и ушел по своим драконьим делам, и они восприняли это как разрешение продолжить. Кто знает, может, это последняя возможность основательно надраться. У Диля здорово шумело в голове, он чувствовал себя расслабленным после горячей бани, хорошего ужина и вина.
– А вдруг мы сможем? – сказала Лири неожиданно. Кай, не открывая глаз, поправил:
– Мы должны.
– Я знаю. Я имею в виду другое, вдруг мы сможем выжить. Неужели никто и мысли такой не допускает, кроме Франка? Думаете, он просто утешает нас?
– Не-а, – отозвался Илем, развалившийся на собственной кровати. – Он говорит чистую правду. Вопрос в том, что именно он говорит.
Лири вопросительно подняла бровь. Илем отхлебнул из своего стакана, блаженно прижмурился и продолжил:
– Он говорит, случается, что доходят все. Доходят. А это не значит, что выходят из пещер.
– То есть у нас нет будущего?
Голос Лири стал совсем тоненьким. Кай сказал мягко:
– Ты и сама это знаешь.
Лири помолчала, тоже отпила вина и кивнула.
– Знаю. Знаю, что это кара, расплата за то, что мы совершили. Но почему так несоразмерно? Почему всем одинаково?
– Ты хочешь сказать, что больше виновата? – удивился Илем. – Надо же, признаешь…
– Признаю. И всегда признавала. И я не знаю, что делать. Этого не искупить, потому… потому я готова выполнить то, что должна. И вы понимаете, что должна именно я. Только разве это что-то изменит? Я навсегда останусь принцессой Лирией, из-за которой разразилась война. Войду в историю. – Она горько усмехнулась. – Когда я была маленькой, очень хотела войти в историю. Стать великой королевой, быть мудрой, великодушной и справедливой.
– А чего сбежала? – лениво осведомился Илем. – Шанс был.
– С Райгуном? Я бы в лучшем случае присутствовала на пирах, где такие же, как он, нажираются до беспамятства, и рожала каждый год по ребенку, совершенно ему не нужному.
Кай бросил на нее короткий взгляд, но промолчал. Похоже, он знал короля Райгуна куда лучше, чем его неудавшаяся невеста.
– Я не очень плохо знаю историю, – сообщил Илем. – И не помню славословий героям, победившим Сарефское зло. Так что в историю ты попадешь, но не как спасительница мира, а как причина войны. Да. Я не знаю, почему второе перевесит первое.
– Потому что плохое помнится сильнее, – тихо сказал Диль. – Человек так устроен, что зло помнит долго. Простое близкое зло, а не непонятное Сарефское. Я очень плохо знаю историю, но понимаю, что нас она перемелет, не заметив. Разве это важно?
Лири передвинулась поближе и переложила голову со своих коленок на плечо Диля.
– Я маленькая была. Все мечтают о подвигах, славе и величии.
Диль промолчал, потому что мечтал разве что о славе. О том, чтобы стать знаменитым акробатом. Ни подвигов, ни величия, только красивые трюки.
– Ты помечтать хочешь? – проницательно спросил Илем. – А почему не попробовать? Давай.
Лири подозрительно на него посмотрела и не увидела насмешки. Помедлив, она начала:
– А правда, давайте представим, что мы выжили. Закрыли эту проклятую брешь, выбрались из пещер. Что будет?
Все молчали. Лири растерянно переводила взгляд с одного на другого, пока Кай не произнес:
– Я – вряд ли. Эта миссия отличается от остальных, потому что впервые враг обозначил себя. Франк встревожен, хотя идет шестой раз. Ну, а я единственный воин, если не считать самого Франка. Воины не выживают. И скажу честно: меня это только радует. Вы все понимаете, почему. Я устал нести свой груз. Каждую ночь я вижу лица своих друзей. Никто из них не упрекнул меня, никто из их родственников не упрекнул. Меня сочли правым.
– Все, кроме Ракайена Тиэррела, – согласился Илем. – Ты не хочешь выжить. Нашел удобный способ избавиться от своей вины – благородно умереть, защищая никчемных спутников. Лири, погоди испепелять меня взглядом. Кай, я большая скотина и неисправимый циник, но в твоем благородстве ничуть не сомневаюсь. Способ не из худших. И вообще… ты это заслужил.
– Спасибо, – совершенно серьезно поблагодарил Кай. Илем раскланялся лежа – не за что, мол, и допил вино. Диль встал и разлил по стаканам содержимое кувшина.
– А я бы не возражал еще пожить, – вдруг сказал Илем. – Несмотря на вину. Я ведь начинаю забывать, как выглядела Силли, она не является ко мне по ночам, ни такой, какой была при жизни, ни такой, какой я увидел ее последний раз. Только я ее все равно помню. Так странно… Хожу, ем, умываюсь, с девками развлекаюсь, убиваю – и помню. Как будто она все время рядом, за плечом, и я это чувствую. Оглядываюсь – нет…
– Ты готов жить с этим дальше?
– Готов, Кай. Я-то готов, но понимаю, что не придется. Потому что я следующий – за тобой. Вояка из меня, конечно, тот еще, но я не только жить готов, я еще и убивать ради этого готов. Не ради священной миссии, это, простите мою приземленность, сопутствующее и неизбежное. Такой вот парадокс: я понимаю, что не выживу, но дерусь за то, чтобы выжить. Диль, а ты?
Диль неопределенно пожал плечами. Вино тянуло за язык.
– Не знаю. Мне все равно было, жить или умереть. Я за свою жизнь драться не стану. Но я хочу, чтобы миссия была завершена… чтобы Лири выполнила свое предназначение. Любой ценой.
Губы принцессы прижались к его щеке. Что за глупости я несу?
– Я здесь самый бесполезный. Кай, не возражайте, это ведь очевидно. Вы готовы умереть в том числе и за меня. Мне больно из-за этого, но я ничего не могу поделать. Я ничего не могу поделать с собственной жизнью, потому что я слишком маленький человек. Если я и мечтал о славе, то лишь о славе акробата. Я мечтал об аплодисментах, восторженных криках детей, радости в глазах взрослых. Я хотел радовать. И даже этого не сумел. Я не хочу умереть, но не хочу думать о том, что случится, если я вдруг выживу. Акробат Диль Ванрел все равно уже кончился. Я боюсь думать о будущем. О ближайшем и далеком. Я его не вижу. Не хочу снова становиться… сломанной веткой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});