Но вот настал день похорон. Рано утром в Мьюз приехали из Джексон-хоул мать, отец и оба брата Билла. Они выглядели совершенно раздавленными, однако даже горе не смягчило их сердца и не примирило с «шахтерской дочерью». Если не считать Тома, который побывал у Дженни накануне, никто из них не сказал ей ни слова. На отпевании Суиты тоже держались особняком, словно полагая собравшихся в церкви прихожан «неподходящим обществом», поэтому рядом с Дженни стояли только Том, Гретхен и Элен. Глядя на гроб с телом мужа, Дженни не шевелилась; ее лицо выражало столь глубокое потрясение и горе, что казалось неживым, отчего все присутствующие глубоко ощущали свое бессилие и беспомощность перед лицом смерти. Через Тома родители Билла предложили забрать тело в Нью-Йорк для погребения, но Дженни отказалась. Она хотела, чтобы Билл лежал на местном кладбище – Вайоминг в конце концов стал его домом, Нью-Йорк же казался Дженни не самым подходящим местом даже для его бренных останков. Билл сам много раз говорил, что быть здесь предназначено им Богом и Судьбой, и теперь она тоже так считала.
Речь Тома была очень проникновенной и трогательной. Он начал с детских лет Билла и закончил рассказом о том, каким человеком – «настоящим мужчиной, самостоятельным, решительным и мудрым» – стал его брат. Том говорил и о его доброте, о самопожертвовании, о готовности отдать себя людям («черта, которую даже его родные принимали за инфантильность и эгоизм»), чем окончательно растрогал прихожан. Прослезился даже Клей Робертс. Многие подходили к Дженни, чтобы принести ей свои соболезнования и сказать несколько сочувственных слов, большей частью ею не услышанных и не воспринятых. Как, думала она, эти люди могут ей со-чувствовать, если никто из них даже не представляет, что значил для нее Билл? Кем он для нее был? Все происходящее виделось ей как в тумане, зато день, когда они с Биллом встретились в первый раз, вспоминался с особенной, почти кинематографической отчетливостью. Будто наяву Дженни видела снегопад на площади перед «Плазой», серое небо, манекенщиц в мехах и его высокую, стройную фигуру в строгом пальто, которая вдруг возникла перед ней, словно посланный Судьбой знак. Вспоминала она и их встречу на заправочной станции в Массачусетсе, которую Дженни долго считала случайной, но потом – как и Билл – пришла к убеждению, что иначе просто не могло быть и что они с самого начала были созданы друг для друга. Но Билла не стало, и даже воспоминания, которыми она так дорожила, утратили прежний смысл. Без него все обесцветилось, и Дженни чувствовала, что от нее самой осталась пустая телесная оболочка, которая лишь по недоразумению сохраняет способность двигаться, стоять, издавать какие-то членораздельные звуки. Все остальное ушло вместе с Биллом.
Сами похороны Дженни почти не запомнила, да и, наверное, к лучшему. Остаток дня тоже прошел как в бреду – размытые фигуры, с трудом узнаваемые лица, неразборчиво произнесенные слова. Вечером Дженни буквально валилась с ног, и Гретхен уложила ее в постель. Родные Билла прямо с кладбища уехали в Джексон-хоул. Они все-таки попрощались с ней, но довольно формально, и Дженни уверилась, что никогда больше их не увидит. Только Том задержался, чтобы поговорить с ней более тепло; он дружески пожал Дженни руку и обещал время от времени ее навещать. Элен хотела остаться с ней хотя бы на неделю, но Дженни уговорила мать уехать как можно раньше – она хотела побыть со своим горем наедине. Сначала Элен колебалась, но возражать не стала, к тому же Гретхен обещала ей позаботиться о Дженни. Пожалуй, из всех, кто окружал Дженни, именно она лучше других понимала, что творится в душе подруги. Билл не просто вошел в жизнь Дженни, он стал частью ее существа чуть не в тот самый день, когда они впервые встретились, и поэтому сейчас она никого не хотела видеть рядом с собой, не исключая и матери. Гретхен тоже пришлось бы удалиться, но она старалась держаться как можно незаметнее и поменьше говорить, хотя постоянно была рядом, готовая в любой момент прийти на помощь.
В первый день после похорон Дженни оправилась настолько, что решила проведать Люси. Та очень беспокоилась – она не видела приемную мать своего будущего ребенка почти неделю. За это время немного похолодало, опасность внезапных селей вроде того, что отнял жизнь у Билла, практически сошла на нет, и короткая дорога через перевал снова открылась, так что до монастыря Дженни добралась без проблем и сравнительно быстро. Выглядела она, однако, не лучшим образом, поэтому, едва увидев ее ввалившиеся щеки, серое лицо и глубоко запавшие, покрасневшие глаза, Люси не выдержала и заплакала. Ее испуганно-жалобные всхлипывания помогли Дженни окончательно прийти в себя. Крепко обняв девочку, она гладила ее по голове и старалась успокоить. «Все будет хорошо, Люси. Все будет хорошо…» – повторяла Дженни и в конце концов сама почти поверила в то, что говорила. Ей действительно казалось, что с появлением ребенка жизнь более или менее наладится, благо ждать оставалось совсем недолго. Врачи ожидали родов со дня на день, и, глядя на раздутый живот юной матери, в это легко можно было поверить. Люси, однако, по-прежнему боялась родов. Теперь она плакала почти постоянно, и Дженни еще раз пообещала, что, когда настанет срок, и она, и Мэгги приедут в монастырь и будут рядом.
Когда Дженни вернулась домой, к ней неожиданно зашли Тимми с сестрой. Они принесли огромный букет полевых цветов, а Эми, стесняясь, сунула ей в ладонь несколько плотно слипшихся тянучек. Потом появилась Гретхен. Она приготовила горячий обед, но Дженни так ни к чему и не прикоснулась. Вечером обе женщины снова допоздна сидели на веранде и смотрели на звезды, и, хотя Дженни ничего не говорила, у Гретхен появилось отчетливое ощущение, будто ее подруга надеется увидеть высоко в небесах Билла, который дожидается ее в раю. Подобное поведение Гретхен не удивляло и не пугало: сама она давно решила, что у этих двоих – одна общая душа и ничего прекрасней быть не может… Вот только как Дженни будет жить без Билла? Впрочем, никакого выбора у нее не оставалось.
Было уже далеко за полночь, когда Гретхен наконец отправилась домой. На этом настояла Дженни. Она уверяла, что с ней ничего не случится («Что со мной может случиться теперь?»), и добавляла, что Гретхен тоже нужно отдохнуть, что мужу и детям она нужна не меньше, чем ей, и подруга в конце концов сдалась, пообещав, что снова придет завтра.
– Ну, как она? – спросил Эдди Маркус, когда Гретхен добралась до дома.
– Трудно сказать, – задумчиво ответила Гретхен и тяжело вздохнула. – Выглядит она так, будто умерла вместе с ним. Даже не знаю, что с ней теперь будет!..