– Она потеряла контроль над машиной. Не справилась с управлением, – проговорил шериф мрачно. – Ее пикап выбросило на встречку, прямо под колеса грузовика, который как раз вылетел из-за поворота. Она умерла мгновенно.
При этих словах Гретхен почувствовала, как у нее закружилась голова и потемнело в глазах. «Она умерла мгновенно…» Только потом Гретхен подумала, что Дженни погибла через четыре дня после Билла и что ей бы, наверное, именно этого и хотелось. Нет, они умерли не в один день, однако почти одновременно, и сейчас Гретхен казалось, что все было правильно. Эти двое были созданы друг для друга. Им суждено было быть вместе; без Билла жизнь Дженни стала бы совершенно иной, и даже ребенок не мог этого изменить. А раз так – значит, все правильно. Все правильно.
Коротко поблагодарив шерифа, Гретхен повесила трубку, но телефон тут же зазвонил вновь. Это снова была Мэгги, которая ужасно волновалась за Дженни, и Гретхен рассказала ей все. Потом она позвонила в Нью-Йорк Азайе, и та пообещала известить мать Дженни и родных Билла. Как и Мэгги, Азайя плакала. Она не представляла, как сообщит ужасную новость Элен, которая в течение недели потеряла и зятя, и дочь. Эта двойная трагедия могла стать для нее слишком тяжелым ударом – все-таки Элен была уже немолода. Впрочем, Азайя надеялась, что она выдержит, но не знала – как. Даже вообразить подобное было совершенно невозможно.
А тем временем Мэгги сидела в больничной палате рядом с кроватью дочери и, вытирая катящиеся по лицу слезы, ждала, когда Люси проснется. Было уже за полдень, когда девочка наконец открыла глаза, но взгляд у нее все еще был плавающим, рассеянным, руки тряслись, а голос сделался хриплым от криков и слез. Она так и не видела своего ребенка и не хотела видеть, коль скоро все равно собиралась отдать его на усыновление. Ей сказали только, что у нее родилась девочка. Не знала Люси и того, что Дженни уже не приедет – ни сегодня, ни вообще когда-либо.
Мэгги долго собиралась с силами, но все же решилась рассказать дочери, что случилось на шоссе накануне ночью. Слез у Люси почти не осталось, но она все равно заплакала. Она любила Дженни, к тому же теперь у нее не было никого, кто мог бы взять к себе ее собственную дочь.
– Мама… – негромко проговорила Люси, подняв на Мэгги взгляд, и та вдруг увидела, что перед ней уже не дитя, а взрослая женщина. – Мама, я хочу оставить ребенка себе…
Ни секунды не колеблясь, Мэгги кивнула, и Люси с облегчением всхлипнула. Только теперь все, что она вынесла прошлой ночью, обрело смысл. Только теперь все оказалось не зря. Да, Люси очень страдала, зато теперь у нее будет ребенок. Ее собственный ребенок.
Потом девочке пришла в голову новая мысль.
– А как же папа? – спросила она, и в ее глазах мелькнул прежний страх. Именно в эту секунду Мэгги окончательно и бесповоротно поняла, что настало время изменить свою жизнь. Теперь она была к этому полностью готова и не испытывала ни малейших сомнений.
– Я собираюсь от него уйти, Люси, – твердо ответила она. – Будем жить втроем: ты, я и малышка. Уж как-нибудь не пропадем. – Мэгги ободряюще улыбнулась. – Кстати, как ты назовешь свою дочку?
Люси на мгновение задумалась.
– Дженни, – проговорила она с печальной улыбкой. – Я назову ее Дженни.
И тут Мэгги наклонилась к дочери и крепко поцеловала в соленую от слез щеку.
Глава 12
Подготовкой к похоронам Дженни снова занималась Гретхен, но на этот раз ей помогала Мэгги, да и Азайя, которая так и не смогла приехать из Нью-Йорка, дала ей несколько советов. Прощальная церемония проходила в церкви Святых Петра и Павла, а отпевал Дженни все тот же священник, который приезжал на похороны Билла.
Прилетела из Филадельфии Элен. Она походила на привидение, и Гретхен постаралась окружить ее особенным вниманием. Казалось, мать Дженни сломлена свалившимся на нее горем, она ничего не могла решить, постоянно плакала и выглядела очень хрупкой и слабой. Дженни была ее единственной дочерью, со смертью которой само существование Элен утратило смысл.
На похороны собрались многие прихожане и все мужчины и женщины, которые занимались в ее группах: Анонимных алкоголиков, Семейной, для женщин, пострадавших от насилия, а также девочки-подростки из «модного кружка». Все, кому Дженни сделала добро, кому помогла, посочувствовала или просто согрела добрым словом, – все пришли в церковь, чтобы отдать ей последний долг уважения и любви. Она не прожила в Вайоминге и года, но многим казалось, что они знали эту удивительную женщину уже много, много лет. Каждый из членов общины, кто хотя бы раз столкнулся с Дженни, считал, что благодаря ей его жизнь изменилась к лучшему, и так полагали не только местные жители. Из Нью-Йорка прилетели двое знаменитых модельеров, которых она когда-то консультировала, еще несколько человек прислали огромные венки из живых цветов. «Вестник современной моды» посвятил ее памяти статью на полразворота, особенно отметив уникальный талант Дженни и ту роль, которую она сыграла в формировании новейших модных тенденций. И это были не пустые слова. Дженни многое удавалось, она всегда старалась не следовать за модой, а развивать ее. Сама того не подозревая, она научила многих молодых дизайнеров творить и тем самым сумела поднять современную моду на новый уровень.
Из родственников Билла на поминки приехал один лишь Том. Он был удручен, подавлен и печален. Сначала он лишился брата, а потом и невестки, которую успел полюбить как сестру. Но главное, Том чувствовал себя виноватым перед обоими – не столько за себя, сколько за остальных родственников, – а теперь ему даже не у кого было попросить прощения. И ничего исправить тоже было нельзя. Он потерял двух людей, ближе которых у него, наверное, никого не было, и Тому оставалось только оплакивать свою потерю.
А между тем солнечный и теплый день, на который были назначены похороны, вовсе не располагал к унынию и печали. И когда Дженни предали земле на маленьком поселковом кладбище, в кронах деревьев весело заливались птицы и шелестела под ласковым ветерком мягкая, сочная трава. Могила Билла успела порасти белыми и голубыми полевыми цветами, охапки таких же цветов украсили и небольшой земляной холмик, под которым покоилась Дженни, и хотя супруги ничего этого не видели, они снова были вместе, как и хотели.
После похорон все собрались в бывшем доме Дженни, теперь пустом и неуютном. Некоторое время гости потерянно слонялись из комнаты в комнату, потом по одному, по двое начали расходиться. Вскоре коттедж опустел – в нем остались только Том, Гретхен и Элен. Мать Дженни знала, что должна собрать и упаковать вещи дочери, но эта работа была ей вряд ли по силам, и Гретхен довольно легко уговорила ее вернуться домой. Даже просто оставаться в Мьюзе было для нее слишком тяжело, так что уже на следующий день Элен улетела назад в Филадельфию.