– По крайней мере, газетчикам будет теперь о чем написать. Уверена, что завтра во всех газетах будут во-от такие заголовки. «Кровавый Маркиз и Хартфордширская Проказница занимались любовью в гостиной, куда их загнала бешеная мышь!»
Лотти откинулась на подушку, гляда в залитое лунным светом окно. Хайден так долго лежал молча, что она подумала, не уснул ли он. Но Хайден вдруг приподнялся на локте и с любовью посмотрел на жену.
– Я должен рассказать тебе о Жюстине, – медленно сказал он.
Лотти покачала головой и ответила, погладив его по щеке:
– Я уже все знаю. Ничего не нужно рассказывать.
Он взял руку Лотти, поднес к губам и нежно поцеловал:
– Я думаю, что должен сделать это. Может быть, не столько для тебя, сколько для себя самого.
Лотти медленно кивнула, и Хайден заговорил – спокойно и неторопливо, словно рассказывал не о себе, а о том, что случилось с кем-то другим.
– Спустя три месяца после того, как мы вернулись из Лондона, стало ясно, что Жюстина беременна. Она, разумеется, не знала, что ребенок у нее от Филиппа.
Лотти зажмурила глаза. Благодаря Неду ей не нужно было спрашивать Хайдена, почему он был уверен в том, что это не его ребенок.
– Жюстина по-прежнему думала, что в ту ночь в Лондоне с ней был я. А у меня не было сил сказать ей правду. Узнав, что она беременна, Жюстина буквально ожила. Она часами шила для малыша чепчики, напевала колыбельные песенки и все время говорила, как будет хорошо, когда у Аллегры появится братик. Жюстина не сомневалась в том, что это будет мальчик, наследник, продолжатель рода. Мне же оставалось лишь прикидываться, будто я разделяю с ней ее радость.
– Представляю, как тяжело тебе было тогда, – прошептала Лотти и погладила Хайдена по руке.
– Я не знал, что мне делать. Ведь ребенок не был ни в чем виноват, не от него зависело, при каких обстоятельствах зародилась его жизнь. Единственное, что я мог придумать, это держать Жюстину в Корнуолле до тех пор, пока в Лондоне не улягутся и не забудутся все слухи, связанные с той проклятой ночью. Но кто-то из слуг привез из Лондона газеты, и они попались Жюстине на глаза. Там было описано все – ее измена, дуэль и смерть Филиппа.
Теперь Лотти впервые поняла, почему все с таким презрением относятся к газетчикам, падким до сенсаций.
– И что она сделала?
– Впала в жуткую депрессию. Такой я Жюстину не видел еще никогда. Целыми днями она не вставала с постели, а по ночам бродила по темным коридорам, словно уже превратилась в привидение. Никого она не желала видеть, даже меня и Аллегру. Я думаю, ей было стыдно посмотреть нам в лицо. – Тут Хайден покачал головой. – Я пытался объяснить Жюстине, что она ни в чем не виновата. Это была моя вина, я не должен был покидать ее той ночью.
Лотти прикусила губу, зная, что сейчас не время разубеждать Хайдена. Время придет потом, позже.
– А в одну ужасную ночь она исчезла. Мы со слугами обыскали весь дом, затем двор. Я уже не знал, что подумать, как увидел Жюстину стоящей на самом краю обрыва. Я позвал ее, бросился бежать к ней сквозь дождь и ветер, но, когда она обернулась и посмотрела на меня, я замер на месте. Я знал, что не имею права сделать хотя бы еще один шаг. Во взгляде Жюстины не проглядывало и тени безумия, лицо ее было спокойным и прекрасным. Сумасшедшим в эту минуту был скорее я сам. Я валялся у Жюстины в ногах, я умолял ее подумать об Аллегре и о том невинном ребенке, которого она носила под сердцем. Подумать обо мне, в конце концов. И знаешь, что она мне ответила?
Лотти молча покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Она с любовью посмотрела на меня и сказала: «Я уже обо всех подумала». Я бросился к ней, но было уже поздно. Она даже не вскрикнула. Просто исчезла – мгновенно и беззвучно, словно и не было ее никогда на земле.
– А в полиции ты заявил, что это был несчастный случай, что Жюстина просто оступилась и упала, – всхлипнула Лотти.
– Я хотел уберечь Аллегру от скандала, связанного с самоубийством ее матери, – кивнул Хайден. – Но я даже не подозревал, какой скандал разразится вокруг всего этого. И уж конечно, я не думал, что Аллегра когда-нибудь начнет обвинять меня в смерти матери. Но все это я сделал не только ради дочери, но и ради Жюстины. Я хотел, чтобы ее отпели в церкви и похоронили на кладбище, а не за его оградой, там, где хоронят самоубийц. – Хайден скрипнул зубами и продолжил: – Мне невыносимо думать, что после всех страданий душа ее обречена целую вечность гореть в адском огне. Я надеюсь на то, что бог справедлив и милостив. А тогда, стоя над обрывом, я поклялся, что тайна смерти Жюстины умрет вместе со мной. О ней не узнает никто. Так оно и было до сегодняшнего дня. – Он повернул лицо к Лотти и закончил: – До тебя.
Лотти прижала к груди Хайдена залитое слезами лицо. 4Потом она подняла голову и нежно поцеловала лоб Хайдена, его брови, щеки, переносицу, словно желая смыть его боль своими поцелуями.
Хрипло шепча ее имя, Хайден обнял Лотти, повалил на спину, оказался сверху, и она с готовностью приняла его в себя. Упоенные страстью, они так и не услышали, как еще раз заскрипела входная дверь.
23
Кто-то настойчиво барабанил в дверь спальни, но это было бы только полбеды. Стучавший при этом еще во все горло выкрикивал имя Лотти. Проснувшийся от стука Хайден сел в постели и негромко выругался себе под нос. Лотти же просто перевернулась на живот и недовольно застонала, не желая покидать свое уютное гнездышко.
Но стук и крик никак не желали прекращаться. Лотти тоже села в кровати, прикрыв подушкой обнаженную грудь, и сказала, с трудом поднимая отяжелевшие от сна веки:
– Мне кажется, это Стерлинг. Зачем это он пришел, интересно? Или я опять кричала ночью?
Хайден скользнул ладонями по плечам Лотти, нежно поцеловал ее в затылок и ответил:
– Нет. Но если Стерлинг немного подождет, мы ему это устроим.
Стук в дверь продолжался. Лотти попыталась выскользнуть из рук Хайдена, но тот сказал, опрокидывая жену на подушки:
– Я предупреждал, что, когда мы окажемся с тобой в нормальной кровати, ты никогда ее не покинешь. На тот раз я сам разберусь со Стерлингом.
Хайден спрыгнул на пол, обернул бедра покрывалом и направился к двери. Волосы у него на голове торчали в разные стороны.
– Осторожнее, – предупредила его Лотти. – Он ножет быть вооружен.
– Тогда ему лучше было бы сразу прийти с секундантом, поскольку на этот раз я не намерен отклонять его вызов.
В другое время Лотти, очевидно, встревожилась бы, услышав такие слова, но сейчас она целиком была поглощена созерцанием обнаженной фигуры мужа. Он направлялся к двери, и при каждом движении по плечам, спине и рукам перекатывались под кожей мощные мускулы.