1918 года Алянский просил его предложить «название для этого дневника-журнальчика». Очевидно, что тогда Алянский не получил ответа — иначе зачем бы он стал просить в декабре Белого о том же? Но не исключено, что долгожданное предложение назвать журнал «Записками мечтателей» пришло позже, когда Белый уже написал вступительную статью…
В пользу Иванова свидетельствует письмо Иванова-Разумника Белому от 23 августа 1919 года. В нем Иванов-Разумник пишет, что у журнала издательства «Алконост» «название, достойное элегантности Вяч. Иванова» (Белый — Иванов-Разумник. С. 175). Примечательно, что Белый в ответном письме не опроверг его. К сожалению, Иванов-Разумник в письме Белому ошибочно назвал журнал «Дневниками мечтателей» и потому не прояснил ситуацию до конца: может быть, Иванов только заменил «писателей» на «мечтателей», но, может, и предложил все название целиком, а Иванов-Разумник в сменяющихся названиях запутался.
Белый, как кажется, внес максимальный вклад в разработку и утверждение первого названия журнала — «Дневники писателей», а с новым названием, на первый взгляд, кротко смирился, хотя оно и разрушало выстроенную им же структуру номера. Впрочем, есть некоторые соображения, допускающие причастность Белого и к новому названию.
Во-первых, все-таки именно Белый написал передовицу, разъясняющую смысл нового названия журнала. Значит, оно было ему близко.
Во-вторых, образ мечтателя — из арсенала Белого-«аргонавта». «Мечтателем» в «Симфонии (2‐й, драматической)» именует Белый романтического героя, вечно влюбленного в Сказку. Более того, «вдохновенным мечтателем» называет Белый главного героя рассказа «Аргонавты»: «Мечтатель, стоя над морем, говорил: „Броня моего Арго будет соткана из этих молний. Мой Арго — золотая стрела, пущенная с земли к Солнцу. Довольно солнечности разгуливать по гостям. Теперь принимай ты, Солнце, само дорогих гостей… Мой Арго вонзится в мировое пространство и, вонзясь, погаснет, как искра, для взора земных существ“»[639].
И наконец, идея устремленности к будущему, которой, как следует из мемуаров Алянского, был мотивирован выбор нового названия для журнала, в наибольшей степени соответствовала именно настроениям Белого. Напомним, что в марте 1919 года в юбилейном альбоме Алянского он оставил уже цитировавшуюся ранее экзальтированную запись про устремленность в будущее:
<…> В настоящее время должны понести мы все лучшее погибающей Трои в иные эпохи; и — передать дар наш грядущим: соединенье даров прошлой эры, плодов ее, с зацветающим садом грядущего есть подлинно действие посвящения. <…> эти приветствия — не приветствия юбиляру, совершившему плаванье; эти приветствия — в «добрый путь!»… И — вперед! Впереди лежат годы.
Устремленностью в будущее проникнута и статья Белого «Записки писателя». Она заканчивается утверждением: «<…> там, за дверью — Храм Жизни; распахнута дверь <…>»[640].
Рассуждениям о пророческом смысле «фантазии» и утверждению права фантазировать посвящена статья Белого «Утопия», написанная в апреле 1919 года (РД. С. 450) и напечатанная в номере 2/3 «Записок»[641]. В финальных строках статьи Белый даже делает довольно неуклюжую попытку приспособить свою совершенно антропософскую трактовку «фантазии» и основанную на ней антропософскую космогонию к образу мечтателя:
Осуществится «фантазия». Я, утверждая ее, порождаю Коперника будущей эры, которого миссия — доказать, что так близко к нам Солнце, что, собственно говоря, мы на Солнце, что, собственно говоря, непонятно, как мы не сгорели досель; тут мы вспыхнем; и в миги сгорания вскрикнет мечтатель: вот Солнечный град Кампанеллы спустился, вот мы — в граде Солнца!
По слову мечтателя вступим мы в Солнечный Град[642].
О том, что «устремление к будущему» представляет наибольший интерес для сегодняшнего дня в утопии Кампанеллы «Город Солнца», Белый говорил на открытом заседании Вольной философской ассоциации 2 мая 1920 года (оно называлось «Солнечный град (Беседа об интернационале)»[643].
Стоит также напомнить, что возвышенный и одновременно трагический образ мечтателя, приветствующего революцию духа, появился в письме Иванова-Разумника Белому от 26 августа 1917 года:
Дела плохи. <…> плохо то, что революция гибнет в болоте; и не одна эта революция, внешняя, видимая, а и другая, более глубокая, внутренняя, духовная. Обыватель сожрет мечтателя, — так тому и быть надлежит (Белый — Иванов-Разумник. С. 128).
Под мечтателями Иванов-Разумник, конечно, подразумевал себя, Белого и других «скифов», под обывателями, как ни парадоксально, Ф. Ф. Кокошкина, Н. А. Бердяева и других представителей «кадетской общественности»[644]. И хотя к моменту организации издательства «Алконост» угроза революции со стороны «кадетской общественности» была уже давно ликвидирована, но оппозиция «обыватель — мечтатель» могла запомниться и дать толчок к раздумьям о новом названии журнала.
Впрочем, в те годы утопические настроения были свойственны не только Белому, и не только Белый мог оперировать словом «мечтатель». Тем не менее можно утверждать, что название «Записки мечтателей» вполне отвечало взглядам Белого на журнал и было им с готовностью интерпретировано как в новой вступительной статье к журналу, так и в эскизах обложки (о них речь пойдет далее).
Думается, что в гаданиях об авторстве названия журнала не следует сбрасывать со счетов и еще одно действующее лицо — самого Алянского. Безусловно, он тоже был способен придумать новое название взамен старого. Ведь название издательства «Алконост» Алянский придумал без помощи Блока и других маститых авторов. Именно Алянский, и только Алянский как издатель журнала в замене названия мог быть больше всех заинтересован. Косвенный намек на это можно обнаружить в его письме Блоку от 19 февраля 1919 года.
Первоначальная мысль: интимный круг лиц, интимные темы останутся, вероятно, мыслью, т. к. такой журнал не будет жизненным, не будет иметь материала, а если и будет иметь, то журнал придется переименовать в «Записки мечтателя А. Белого» или «Дневник писателя А. Белого», так как ни Вы, ни кто другой в такой журнал ничего по разным причинам не даст[645], —
высказывал он свои сомнения. Не исключено, что его могла в какой-то степени напугать активность Белого, особенно заметная на фоне пассивности Блока и других авторов. Также не исключено, что его опасения вызвала статья Белого «Дневник писателя», в которой «интимные темы» были сужены до материала сознания «Я». Но все же вероятнее всего, что Алянский испугался выпускать журнал, антисоциальность которого была заявлена уже в самом названии. И действительно, трудно придумать название менее созвучное духу революционного времени, чем «Дневники писателей», да еще к тому же «дневники» писателей старой школы, писателей-символистов, «революционность» которых и актуальность которых для нового пролетарского читателя еще требовалось доказать. Думается, что Алянский не собирался делать журнал, отвечающий требованиям советской идеологии, но не исключено, что он хотел соответствие этим требованиям хотя бы имитировать. Напомню, что Алянский настойчиво подчеркивал, что «Записки мечтателей» и есть по сути