голову. — Кусни, — протянул Бородин вилку.
— В жару мяса не ем, спасибо. Возьму себе лепешку с зеленью, для компании.
— Соблазнительно ты попиваешь байцзю, — дунул в усы Бородин, — пожалуй, придется нарушить сухой закон. Но Фане не скажем!
Он ударил в гонг, китаец принял заказ и вскоре вернулся с графином и лепешкой.
— Тяжело нашим женам приходится, твоя, небось, за тебя и за сына боится, а моя и вовсе в тюрьме сидит. — Бородин отер рот от змеиного соуса и пригубил водку. — За них, за декабристок!
Выпили. Бородин положил перед Канторовичем машинописный лист.
— Нота Литвинова. Косвенно касается Фани, а прямо — всех нас.
«В последнее время в связи с обыском в советском полпредстве в Пекине штаб Чжан Цзолиня начал публиковать списки „документов“, якобы захваченных в канцелярии военного атташе и в квартирах сотрудников полпредства. Кроме того, штаб Чжан Цзолиня включает в число этих документов и те, что якобы были найдены при обыске советских дипломатических курьеров, плывших на пароходе „Память Ленина“ и арестованных полицией в Нанкине. Иностранная пресса публикует тексты этих „документов“, переданных их корреспондентами по телеграфу из Пекина, делая вид, будто она верит в их подлинность, комментируя их вкривь и вкось, делая выводы, нужные и удобные тем правительствам, которые поощряли налет на здание полпредства, если не являлись его инициаторами.
Штаб Чжан Цзолина пока публикует только списки „документов“, не приводя их подробного содержания. Единственный документ, фотография которого пока опубликована в газете „Норт Чайна Стандарт“ в Пекине, носит все признаки подложности. Автор подделки, не зная, очевидно, что в СССР уже десять лет введена новая орфография, пользуется старой орфографией, притом с массой грубейших ошибок».
— Насчет орфографии — пожалуй, единственный аргумент, да и тот жалкий, — вздохнул Бородин. — Что мы с этого имеем? — постучал он острым ногтем указательного пальца в ноту Литвинова.
— Это не по моему департаменту, — ответил Канторович, — я адвокат, но не политик.
— Дело швах, Толя. Если честно, изъято множество документов. Секретные шифры, списки агентуры, документация на поставку оружия компартии Китая, инструкции по оказанию помощи в разведработе. Кое-что уже просочилось в английскую и белогвардейскую прессу. В связи с этим Москва отзывает весь состав полпредства.
Права Фаня, нельзя Бородину пить. Болтает лишнее. Кругом уши…
Испросив прощения, Канторович оставил Бородина. Туалет был в конце коридора. Проходя мимо соседней двери, он раздвинул створки. Так и есть. Потные бородатые незнакомцы обмахивались веерами — для прослушки им пришлось отключить вентилятор. Не покрытый скатертью столик заставлен тарелками и соусницами. Камуфляж.
Канторович по-английски извинился за беспардонное вторжение — спьяну-де ошибся дверью, — и, забыв про туалет, ринулся к Бородину с неприятным сообщением.
— Напугал моих ребят! — смеялся до слез Михаил Маркович. — Закажу-ка я им лягушек, а то с трех часов сидят голодные…
На звук гонга прибежал все тот же китаец. По мере нарастания заказов лицо его добрело и уже не казалось бульдожьим.
— Бери лобстеров, раз мяса не ешь. Гурмань за всех. Как юридический советник ты покинешь Китай в последнюю очередь. А что жена рассказывала про погром?
— Она видела, как выводили из здания китайских коммунистов. Китаец, который нас обслуживал, вбежал в квартиру с криком: «Миссис, Чжан Цзолинь пришел!» Александра кинулась из дому и увидела жуткую картину: наш лучший друг Ли Дачжао и его товарищи были связаны и сильно избиты, особенно Ли Дачжао, его трудно было узнать. Ли обожал нашего сына, часто приходил в сад полпредства, чтобы с ним поиграть. Он был ласковым, очень любил детей…
— Скоты! — процедил Бородин сквозь зубы. — Чтобы превратить праздник трудящихся всего мира в день траура, они прибыли за имуществом казненных именно 1 мая! Чтобы поразить ужасом сердца коммунистов, они избрали медленное удушенье, мучительную средневековую казнь. Ненавижу!
Кулак Бородина расколол тарелку из-под змеи надвое.
На звук прибежал китаец с тряпкой и подносом. Бородин отправился в туалет.
Канторович достал из портфеля досье с показаниями шанхайского генконсула Линде, взятого у капитана парохода «Памяти Ленина».
В нем говорилось, что захват парохода войсками генерала Чжан Цзолиня произошел 28 февраля 1927 г. под Нанкином. Советский пароход «Памяти Ленина» вышел из Шанхая ранним утром 27 февраля. Он плыл в Ханькоу за грузом чая для Совторгфлота. Около полудня раздались сигналы, пароход остановился. Была спущена якорная цепь. К «Памяти Ленина» подошло китайское военное судно во главе с адмиралом Ху, морскими офицерами и моряками. До своей «адмиральской» карьеры Ху был агентом Чжан Цзолиня в Нанкине и Шанхае, знал все русские пароходы, их расположение и капитанов. Офицер, проводивший досмотр вещей Бородиной, имел при себе фотографию досматриваемой и спросил ее по-английски, жена ли она Бородина. Ее и ее каюту досматривали трижды: дважды китайцы, третий раз — белогвардейцы.
Кантрович еще раз пробежал текст глазами и заметил ошибку в фамилии Фани. Товарищ Ф. Линде ослышался и написал «Гроссберг» вместо Грузенберг.
Опять Линде… Наш родился с именем Фридрих, и тоже в Латвии. Наш по отчеству Федорович, а генконсул — Вильгельмович. Наш родился в 1891-м и погиб в 1917-м, а этот родился в 1892-м. В последний раз его видели на посту помощника заведующего 2-го Западного отдела НКИДа в 1934 году. Канторович, сотрудник того же НКИДа, вероятно, мог знать, куда подевался Вильгельмович после 1934-го, но его не спросишь — он пока в Китае.
Да