Читать интересную книгу Моя мужская правда - Филип Рот

— Ты позвонишь в полицию, а я — Сэлу Валдуччи.

— Никому ты отсюда не позвонишь.

— Ах, Пеппи, почему бы тебе не вызвать на помощь миллионершу с Парк-авеню? Если сама мигом не прискачет, так пришлет шофера, чтобы вызволить миленка из западни. Не таращься, существование миссис Макколл, жалкой уродины, рот гусиной гузкой, бери меня, кто хочет, — не секрет. У тебя вообще нет от меня секретов, муженек. (Гадкий смешок.) За тобой глаз да глаз.

— За мной — что?!

— Слежу я за тобой, вот что. По пятам! Большие деньги, конечно, но зато сколько удовольствия.

— Зачем? Я же готов развестись с тобой в любую минуту! За каким чертом тебе понадобилось нанимать детективов, кому это надо?

— Только не учи меня, кому что надо. Не я завела миллионера, чтобы покупать запонки от Картье! Я сама прокладываю себе дорогу в этом мире!

— А кто живет иначе?.. Постой-постой, какие запонки?

(Морин пропустила вопрос мимо ушей. Так и унесла историю с запонками от Картье с собой в могилу.)

— Ты только мигнешь, а они уже тут как тут. Несчастные денежные шлюшки. Ах, какой он у нас утонченный и семи пядей кое в чем! То дура с конским хвостом в Висконсине. То еврейская принцесса из Лонг-Айленда. То кобылистая тевтонка во Франкфурте. Больничная нянечка, кажется? Нянька — это как раз то, что тебе нужно! Баю-баюшки-баю, не плачь, наш маленький кареглазый переросток! А он, как встретит настоящую женщину, — сразу в рев.

— Что ты имеешь в виду? Это ты-то — настоящая женщина? Ха! Ты — ничто, и в этом вся ты. Ту, которую зовут Морин Тернопол, звать никак. И — пошла прочь, скатертью дорожка!

— Вот выскажу все, что собиралась, тогда и распрощаемся. Не забудь — рассказ еще не прочитан. Пора понять, коллега, что не за вами эксклюзивное право на клевету в литературной шкуре. Не вы один можете затевать склоку и покрывать легкоузнаваемые персонажи струпьями мстительной лжи. Склока за склоку, приятель, струп за струп!

— Марш за дверь!

— Слушай. Главный герой — писатель по имени Пол Натапов. Его произведения никто не читает, чем автор сильно обеспокоен. А тут еще затаскали по судам. И вот, чтобы расслабиться, бедный Пол начинает разгуливать по дому в женском исподнем…

— Идиотка! — завопил я и рывком поднял Морин с кресла.

— Чертова психопатка, изыди вместе со своими подтирочными бумажками!

— Только после того, как прочтем, и не вздумай порвать рассказ. Хотя контрольный экземпляр хранится в сейфе у Дэна Игена!

Она бросилась на пол, ухватилась за массивные ножки кресла и принялась молотить ногами в туфлях с каблуками-шпильками: не подходи, покалечу.

— Вон отсюда! Прекрати! Уходи, Морин, не то выпущу тебе мозги!

— Давай-давай, попробуй!

Я изловчился, и удар пришелся по носу.

— Боже мой! — простонала она; кровь потекла на изящный пиджак и дальше — на юбку, извиваясь по руслам рубчиков.

— Не думай, что это конец, Морин. Только начало. Я сделаю из тебя котлету!

— Интеллектуальный мясник, давай! А рассказ-то у Дэна в сейфе!

— А ты — здесь. — И я отвесил две звонкие пощечины. — Этого хотела, дрянь?

— Давай-давай!

— На! — последовали еще два удара. — Теперь тебе не придется лицемерить перед судьей: я отлуплю тебя по-настоящему! Наконец-то!

Она лежала лицом вверх. Я сидел на ее животе и работал, как взбесившаяся молотилка. Лицо Морин, шея, костюм, мои руки, циновка были покрыты кровью. Разбросанные листы рассказа тоже покрылись красными пятнами. Я испытывал величайшее удовольствие.

Убивать здесь и сейчас, всерьез говоря, не входило в мои планы. Во-первых, пенитенциарные последствия, о которых так много толковал Шпильфогель; во-вторых, как ни странно, ослепляющий гнев внезапно развеялся. Я даже пожалел испорченный шерстяной костюм: очень уж он ей шел. И все же прошептал (обращаясь, скорее, к самому себе): «Ты умрешь, дражайшая женушка, отправишься в ад тридцати шести лет от роду, время самое подходящее. Неразумно было отказываться от встречи в „Алгонкуине“, Морин». Она, кажется, расслышала.

— Что ж ты остановился? — Кровь ручейком текла по подбородку. — Чем так жить, лучше уж и вправду умереть…

— Подожди, недолго осталось. Лучшая жена — мертвая жена. И ты станешь лучшей. — Я перевернул почти не сопротивлявшееся тело лицом вниз (так мне показалось оскорбительней) и стал лупить ее по заднице. Юбка и комбинация задрались, обнажив аккуратную попку в белых трусах (многим ли ты успела поведать, шлюха, о том, как Питер Тернопол красовался в них?). Шлепок. Два. Десять, пятнадцать, двадцать — подсчет велся вслух. Оставив Морин рыдать в циновку, я отправился к камину за кованой кочергой, которую Сьюзен приобрела в Гринич-Вилидже. — Теперь все. Наступила развязка, Морин. — Снизу слышались лишь захлебывающиеся рыдания, ни одного связного слова. — Боюсь, что рассказ будет опубликован посмертно. Хорошая кочерга, тяжелая. Хочу посмотреть на твои мозги. Понять, как в такую малость вместилось столько мерзости. Не разберусь сам — передам ученым. Пусть они займутся этим феноменом.

— Убей меня, убей, — донеслось с пола сквозь всхлипывания. Комната заполнилась зловонием. Что такое? Боже правый, Морин наложила в штаны. Го есть в трусы. Кал высовывался наружу со всех сторон. Ну и запашок! — Убей меня, убей меня как следует. Убей меня!

— Морин, вставай. Морин, поднимайся сейчас же.

Она повернула ко мне лицо. На губах играла какая-то загадочная улыбка. Сошла с ума, что ли? Сошла с ума и остаток жизни проведет в дурдоме. За мой счет. Десять тысяч в год, а то и больше. Она открыла глаза. А вдруг она окончательно помешалась, пронеслось в моей голове, и проведет всю оставшуюся жизнь в лечебнице — причем за мой счет. Да это же больше, чем десять тысяч баксов в год! Мне конец!

— Морин! Морин! Ты что, не чувствуешь? Не понимаешь? Ты умудрилась обделаться!

— Это ты опять обделался, — ответила она.

— Не вали с дурной головы на здоровую!

— Ты так и не смог сделать этого.

— Чего — этого?

— Струсил. А ведь обещал. Дутый храбрец. Герой с дырой.

— Ладно, Морин, вставай и иди мыться.

— Жалкий трус.

— Иди мыться!

Она оперлась на локти, попыталась встать — безуспешно. Я протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но отступил, не в силах переносить вонь.

— Мне надо позвонить, — всхлипнула она.

— Успеется.

— Срочно позвонить! — Морин, сидя на изгаженной циновке, провела ладонями вдоль тела и, словно только что осознав происходящее, произнесла испуганно и возмущенно: — Ты избил меня! Тут кругом кровь! Исколошматил, как гарлемскую проститутку!

Я отошел еще на шаг. Зловоние, казалось, еще усилилось. Слезы рекой хлынули из глаз. Морин встала на колени.

— Где телефон?

— Кому ты собираешься звонить?

— Кому надо! Ты, грязная свинья, избил меня!

Один удар кочергой, все еще сжатой в правой руке, и со всеми звонками будет покончено навсегда. Но я не решился. Она наконец поднялась на ноги и, пошатываясь, поплелась в спальню.

— Нет, иди в ванную!

— Мне надо позвонить.

— Святые угодники, весь пол в дерьме.

— Тоже мне, проблема. Циновочку в стиле «Дом и сад» замарали! Скажите пожалуйста, какой удар по буржуазным ценностям! Разве сравнишь с твоими — по мне?

— ИДИ МЫТЬСЯ!

— ФИГ ТЕБЕ!

Из спальни донесся скрип матрацных пружин. Морин бросилась на кровать так, словно прыгнула в реку с моста Джорджа Вашингтона. Скрежетнул наборный диск телефона. Послышался плач.

— Алло! Мэри? Это Морин. Он избил меня, Мэри, он… Алло! Не Мэри? — С горловым всхлипом она швырнула трубку на рычаги. Новый набор. Внимательный, такой медленный, что в перерывах между цифрами мне представлялась Морин, заснувшая на моей кровати. — Алло! Алло, квартира Игенов? 201-236-2890? Нет? — Трубка вновь брошена. — Мне надо поговорить с Дэном Игеном! Я хочу говорить с Дэном! — Трубка снята-брошена. Брошена-снята. Я застыл с кочергой в дверях спальни. — Ты-то какого черта ревешь? Избили меня, а рыдаешь ты. И это называется мужчина! Сделай что-нибудь!

— Что сделать? Что?

— Набери хотя бы номер Игенов! Ты сломал мне пальцы! Я не чувствую пальцев!

— До пальцев я не дотрагивался.

— Так почему же я их не чувствую? ПРЕКРАТИ СВОИ ИДИОТСКИЙ ПЛАЧ ХОТЯ БЫ НА ПЯТЬ МИНУТ И НАБЕРИ НОМЕР!

И знаете, что случилось? Я так и сделал! Жена велела — муж повиновался. 201-236-2890. Длинные гудки.

— Алло! — прозвучал в трубке женский голос.

— Алло! — откликнулся я. — Это Мэри Иген?

— Да. С кем я говорю?

— Одну секунду! С вами хочет соединиться Морин Тернопол. — Я протянул трубку, не оборачиваясь, чтобы опять не попасть в эпицентр вони.

— Мэри? — произнесла Морин жалобно и беспомощно. — Дэн дома? Мне надо поговорить с ним. Мэри, меня избили до полусмерти. Как — кто? Разумеется, Питер, кто же…