Он рывком поднялся с кресла, сошел с возвышения, шагнул по направлению к девушке. Из тьмы вынырнули носки его сапог, ноги до бедер, грудь и лицо. Летиция отшатнулась. К ней вмиг вернулась память, и воспоминания ударили ее, как пощечина. Она предала Ланна, втоптала в пыль то, что было между ними, бросила их чувства на алтарь своей гордыни, как жертвенного агнца, и в глубине души надеялась, что боль и вина, терзавшие ее днем и ночью, в один день уйдут навсегда. Можно убежать от волка, от своей судьбы, но от того, что у тебя внутри, не убежишь. Ланн сковал ее по рукам и ногам; он поработил ее и забрал у нее волю. Эта любовь была болезнью, от которой не ищут лекарств.
Она заплакала, бессильно свесив голову. Тяжелый фолиант выскользнул из ее пальцев и раскрылся на полу, подняв облачко пыли. Ее голос, перемежаясь со всхлипами, отдавался эхом под сводами зала. Ланн потрясенно застыл.
— Я ненавижу тебя, — сказала Летиция.
— Почему? — выдохнул он.
— Ты зверь, которому я была обещана, и ты не отпускаешь меня. Я волчья невеста, — она обратила к нему заплаканное лицо, — твоя.
В несколько шагов Ланн преодолел разделяющее их расстояние. Раскинул руки и обнял ее, крепко прижав к себе. Летиция уткнулась ему в плечо, а он вдыхал аромат ее волос, не помня себя от счастья. Она была реальной — не фантазией и не сном. Его сердце как будто раздулось и рисковало лопнуть от нахлынувших чувств. Затем явилась другая мысль, делового характера: кто-то мог их потревожить.
Он взял Летицию за руку и повел, безмолвную, в свою спальню. Она не сопротивлялась, шла послушно, как на привязи. Ланн чувствовал ее дрожь и боялся предположить, чем она вызвана. Он не желал быть источником ее страданий, он только хотел защитить ее от всего и никогда не выпускать из своих объятий. Слова любви стыли у него на губах, потому что он понимал: здесь не место и не время. Они должны остаться наедине, и тогда Ланн скажет ей все, что тяготило его с момента ее отъезда. И он должен получить ответы, непременно должен; разве он не заслужил их своим ожиданием?
Как только они перешагнули порог спальни, ульцескор запер дверь на ключ и прислонился к ней спиной. На тумбочке горела лампа, которую он забыл выключить, уходя. Похоже, в ней заканчивался газ: она давала мало света и начала мерцать.
Летиция медленно, без особого интереса оглядела его жилище и опустилась на краешек кровати. Ее слезы высохли, о них напоминали лишь покрасневшие веки. Ланн решил начать издалека:
— У тебя не было никаких трудностей?
— Например?
— Ты знаешь, о чем я говорю, — он добавил в голос суровости, — не надо от меня ничего скрывать.
Она с раздражением взглянула на ульцескора.
— О боги, Ланн. Я не ношу твоего ребенка, если ты об этом.
— Ладно. — Он замолчал, подыскивая слова. Летиция сосредоточенно рассматривала свои ладони, лежащие на коленях. — Я не понимаю тебя. Скажи, что я делаю не так? Что-то взбрело тебе в голову, и ты взяла и ушла непонятно куда, не давая мне никаких объяснений. Что я должен был думать? А как же я? — Ланн сглотнул, сделал над собой усилие и спросил исключительно ровным голосом: — Я надоел тебе? Я был плохим любовником, ты… презираешь меня?
Госпожа ди Рейз театрально вздохнула и переменила позу, поджав одну ногу под себя. На ней была лишь часть ведьмовского костюма — под серым платьем не было бриджей. Ланн с трудом отвел взгляд от ее голени, призывно белевшей в полумраке.
— То, что сделал с тобой Кайн… В этом есть моя вина, я признаю это. Я привез тебя в Гильдию и вовлек в интриги Вираго. Я был беспечен, я не уберег тебя. Я опоздал, и ты выжила чудом. Тебя спасла Шайна, не я. Я не мог ничего сделать. И все-таки ты… — Ему казалось, что он должен говорить не переставая, искать оправдания, иначе она встанет и уйдет, на этот раз навсегда. Он цеплялся за ускользающие мысли, кровь отхлынула от его щек. — Я знаю, что не заслуживаю… твоего расположения. Я никчемный и слабый. Возможно, я мог бы найти другое решение, чем гнаться за тобой по лесу с обнаженным клинком. Но я не собирался причинять тебе вреда. Я просто боялся тебя потерять. Скажи же хоть что-то, — взмолился Ланн, видя ее показное равнодушие. — Ты еще любишь меня?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она вскинула на него глаза.
— Замолчи.
— Что? — растерялся он.
— Закрой рот и подойди.
Ланн несмело шагнул к кровати. Летиция встала на колени, взяла его лицо в руки. Чуть зардевшись, провела губами по сеточке шрамов на левой щеке. Он стоял, затаив дыхание, не смея шелохнуться. Она пахла благовониями и оливковым маслом, от этого запаха и ее близости у него мутился рассудок.
— Так что ты там говорил? — тихо спросила она.
Он собрал ее волосы в хвост, осторожно потянул вниз, запрокидывая ей голову. Второй рукой Ланн оголил белое плечо. У Летиции на шее была тонкая цепочка: он поддел ее пальцем и вытащил целиком. На цепочке висело кольцо с узором, изображавшим альвийские цветы, идентичное тому, что охватывало его указательный палец. Летиции не столько не понравилось кольцо, сколько то, что оно означает, и она не хотела его носить; тем не менее, она его носила.
Ланн явно обрадовался находке, а лицо госпожи ди Рейз отразило досаду. Нужно было спрятать кольцо, положить в карман, чтобы он не нашел, запоздало подумала она.
— Так ты сдалась, — произнес он с плохо скрываемым торжеством. — Покорилась мне.
— Иди к лешему, — рассердилась Летиция.
Он улыбнулся во весь рот.
— А что это ты так раскраснелась? Изнемогаешь от желания, касатик? — Ланн отпустил ее волосы, ласково обнял за шею и приблизил губы к ее уху: — Потерпишь, пока я разденусь?
— Твоя смена настроений меня пугает, — сообщила она.
— Меня тоже. А знаешь почему? — Он отстранился, указал на окно, за которым была беспросветная тьма. — Там, снаружи, сущий ад, а мне нет до этого дела. Тиша, — его голос понизился до страстного шепота, — ты мне позволишь?
— А ты меня любишь? — ревниво спросила она.
— Люблю.
— Сильно?
Ланн задумался на секунду.
— Мне не с чем сравнивать, но думаю, что очень сильно.
Она обняла его, и какое-то время они молчали, прислушиваясь к стуку сердца в чужой груди. Госпожа ди Рейз и думать позабыла о Кассе: она ни разу не вспомнила о нем с того времени, как оказалась здесь. Она никогда не сравнивала их, его и Ланна, никогда не собиралась делать между ними выбор. Касс нравился ей, но не более того. Ланн владел ее сердцем, как владеют чем-то материальным, и отобрать его она была не в состоянии.
— Мир закончился, а я здесь с тобой, — наконец произнесла Летиция. — Какого ответа ты еще хочешь? — Он испытующе смотрел ей в глаза: она ведь явилась сюда не по своей воле. — Или, может, ты потребуешь клятв, которыми обмениваются влюбленные? Так я принесу их.
Ульцескор расстегнул цепочку у нее на шее, снял кольцо и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, позволила ему надеть кольцо. В конечном счете, Ланн был прав: он давно уже одержал победу.
— Что теперь? — спросила она.
Ланн прижался лбом к ее лбу. Она приоткрыла рот, и он прикипел взглядом к ее губам, сулившим наслаждение. Его дыхание было жарким, как драконово пламя, когда он произнес:
— Поцелуй меня. Ляг со мной. Вот каких клятв я бы хотел.
Летиция кивнула на дверь, пребывая в крайнем смущении:
— Мы в безопасности?
— Никто не войдет сюда.
Она легла спиной на кровать, чуть раздвинув колени. Ланн навис над ней на вытянутых руках, его волосы растрепались, лицо потерялось в тени. Летиция притянула его к себе, схватив за отвороты камзола, и в тусклом мерцании лампы покрывала его поцелуями. Им обоим казалось, что эта комната существовала где-то извне, что она была островком света посреди океана тьмы, висящая в пустоте за пределами мироздания.
Госпожа ди Рейз расстегнула пояс, сняла перчатку и стянула через голову платье. Он торопливо раздевался, когда желтый шар мигнул в последний раз и спальню поглотил мрак. Ланн мигом похолодел и судорожно нащупал Летицию в темноте, чтобы она не вздумала никуда исчезать. Девушка тихо рассмеялась, ничуть не разделяя его беспокойства. Яркий лазоревый свет излился из его глаз, и ульцескор обнаружил, что кожу Летиции, ото лба до кончиков пальцев на ногах, покрывают затейливые серебристые узоры.