Читать интересную книгу Нона из Девятого дома - Тэмсин Мьюир

class="p1">Нона не знала, что это значит, поэтому сказала:

– Да, все в порядке. Я в порядке.

Табаско сказала более решительно и с большим удивлением:

– Я это придумала.

– Да, только в здании люди, и нам придется сидеть здесь, потому что они пришли похитить Ангела, – объяснила Нона.

– У нее есть телохранитель.

– Да, – согласилась Нона.

– Глупо, – сказала Табаско. – Глупо. Плохо следила за ней. Не видела знаков. Не смотрела. Нона… я это все придумала?

Нона решила согласиться с этим, раз уж это было так важно для Табаско.

– Да, ты это придумала.

Рука Табаско все еще немного дрожала. Больно ей, кажется, не было, но она дрожала. Рубашка задралась, и Нона увидела не только мягкие чешуйки ожогов по животу, но и пистолет, заткнутый за пояс. Нона встревожилась.

– Табаско, не носи пушку так. Пирра говорит, что все, кто носит оружие в штанах, рано или поздно отстрелят себе яйца. Это, конечно, очень грубо, но я верю.

Лицо Табаско дрогнуло и смягчилось.

– Ты такая милая.

В коридоре и за ним послышался сильный грохот, а потом чудовищный громкий хлопок – примерно так же Пирра хлопала кухонным полотенцем – и очень короткий крик. Табаско села так быстро, что Ноне оставалось только силой уложить ее обратно. Она попыталась добраться до двери, так что Ноне пришлось привалиться к ней всем телом, прижать ее к полу, обхватив руками и ногами, как будто она была ребенком Табаско и пряталась у нее в сумке. Обе рухнули на пол, и громкое гулкое БУМ-БАМ-БЛАМ слегка их оглушило. Звук выстрела прокатился по коридору куда раскатистее, чем обычные короткие выстрелы. Табаско вздрогнула в руках Ноны и обмякла.

– Я это выдумала? Все это? Да?

– Да, все это, – сказала Нона, а затем в порыве честности спросила: – Табаско, а что ты придумала?

– Тебе пуля попала в голову.

Нона попыталась вспомнить все, что Чести когда-либо говорил ей о лжи, вранье и неправде.

– Ты думаешь, что так и было, – хитро сказала она, – но это не так.

– У тебя дыра была в голове.

Нону, измученную враньем, спас от необходимости придумывать подробности еще один громкий выстрел, долгий пронзительный крик и грохот разбитого стекла. Крик, кажется, донесся с улицы, а потом крики прекратились. Нона обнимала Табаско очень крепко, а почувствовав, что Табаско обняла ее в ответ, поняла, что та будет в порядке. Они лежали вместе в душной вонючей темноте, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора.

Узнав, что такое драка, Нона мечтала увидеть, как дерется Камилла, а вот Камилле этого не хотелось. Она спарринговала с Пиррой пару раз, коротко и резко, всегда под аккомпанемент критики Пирры, а Нона едва могла уследить за происходящим: иногда на пляже, в темноте, вдали от горячей полосы желтого света от еще работающего пирса. Прислушиваясь изо всех сил к звукам, которые она не могла понять, Нона вся дрожала и не разбирала, что она чувствует и чего хочет. Она яростно кусала губы изнутри, пока не потекла кровь, а потом ранка затянулась. Она услышала шум, как будто в классе швырялись мебелью – довольно грубо с их стороны, если учесть, что стульев не для малышей и так не хватало, и старшие дети сидели на чем попало, а потом послышался последний длинный звук, не крик, а скорее стон. И все стихло. Пистолет Табаско ткнулся Ноне в бедро.

После долгого молчания она прошептала:

– Все кончено?

Табаско не ответила.

– Наверное, нам следует остаться здесь, – сказала Нона самой себе. Всегда приятно, когда тебе отвечают, пусть даже ты сама. Табаско вела себя так тихо, что Ноне показалось, что она заснула. Но когда кто-то тихо постучал в дверь, она откатилась от Ноны, держа руку на поясе, и не убрала ее, пока не услышала голос Ангела:

– Нона? Табаско?

Нона вздрогнула, когда дверь открылась и появилась Ангел. В темноте видно было плохо, но она не казалась особенно измученной, не хромала, ничего такого. Лапша брела за ней, все еще немного взъерошенная, но, увидев Нону и Табаско, пошла прямо к ним: Лапша любила лежащих людей. Она обнюхала рот Ноны и лизала ей лицо, пока Нона не сказала:

– Фу! – и не села торопливо.

– Нам нужно уходить, – мягко сказала Ангел.

– Как Кэм? – спросила Нона и, чувствуя несправедливость, поспешно добавила: – И Страсти?

– Они в порядке. Так, пара царапин.

– Ух. Класс цел?

– Ну, окна придется заменить, и жалюзи испорчены, – уклончиво сказала Ангел, – плюс кто-то упал на эксперимент с фасолью, а Лапша напи́сала в учительской, но на самом деле… могло быть и хуже. Малышам придется начать эксперимент с фасолью заново, этот уже не спасти.

Нона пожалела фасоль.

– Табаско, Страсти не сделала тебе больно, когда тащила сюда? Она бывает… немножко агрессивной.

– Я порядке, – без выражения ответила Табаско, – идем.

Нона была более чем счастлива последовать этому приказу. Они с Табаско держались за руки весь путь по коридору. Ей показалось, что Табаско смотрит на нее немного странно, но после всего случившегося это было нормально. Когда они дошли до светлой части коридора и вошли в квадрат света от открытой двери класса, Табаско вырвала руку.

Класс выглядел гораздо хуже, чем сказала Ангел. Проблемы с фасолью Нона вряд ли бы заметила. Страсти нигде не было видно, а Кэм таскала тела в гардероб – настоящие человеческие тела. Нона зачарованно следила, как очередная пара сапог исчезает за дверью, но Кэм вернулась и резко сказала:

– Нона, сюда.

Нона на мгновение застыла. За Кэм в гардеробе виднелись и другие сапоги. Ветер задувал в огромную дыру в окне, острые края которой краснели каплями крови. От горячего и сухого ветра у Ноны сохли глаза. Она с удивлением рассматривала то, что осталось от выставки на стене, в создании которой она принимала активное участие: это было впечатляющее собрание изображений и текстов о Людях нашего сообщества. Теперь большую часть Людей нашего сообщества изрешетили дыры. В остальном все было довольно чисто, хотя Ангел все-таки оказалась права насчет фасоли. Крови было не так уж и много, особенно по сравнению с тем, что осталось после Ноны и Кэм. Морок спал, когда Кэм взяла ее за подбородок одной рукой и заставила посмотреть в серьезные серые глаза и на засохшую кровь и дыры в ее рубашке. Камилла вся вспотела. Нона уткнулась лицом ей в грудь, и слушала, как мягко и громко колотится ее сердце, и поражалась, какое это сердце глупое и хрупкое и как плохо защищено. Камилла обнимала ее довольно долго, а потом отстранилась.

– Они все… – сказала Нона.

– Почти, – ответила Кэм.

Табаско стояла посреди класса, там,