маскировка Вирджинии была необычной для той роли, которую она намеревалась сыграть в поле и которая выходила далеко за рамки приказов – на удивление скромных, – отданных ее новой сети под кодовым названием «Святой». Ее официальное задание заключалось в том, чтобы искать конспиративные квартиры для других агентов и радистов в бегах на территории центральной Франции к югу от Парижа, включая опасный район, в котором немцы уничтожили сеть УСО «Проспер» и который стал практически запретной территорией для агентов союзников. В штаб-квартире УСС всем было очевидно, что
Арамис будет начальником (и получит миллион франков на расходы), а
Диана будет его помощником и радистом (и получит 500 000 франков)[297]. В Америке до сих пор считалось спорным решением отправлять женщину для участия в военизированной операции и немыслимым – возлагать на нее ответственность. В вооруженных силах Соединенных Штатов, которые были в срочном порядке расширены после событий Перл-Харбора, некоторые коллеги-мужчины клеймили женщин-новобранцев (которые никогда не приближались к линии фронта, не говоря уже о том, чтобы быть на передовой) как «проституток» или «лесбийскую угрозу». Женщины могли управлять истребителями, но летали только на заводы и обратно и никогда не участвовали в боях. Ближе всего к участию в боевых действиях была работа медсестрой. Однако слушать приказы в полевых условиях от непроверенного
Арамиса испытывало терпение Вирджинии. Да и едва ли она планировала довольствоваться скромной ролью второго плана. С самого начала, когда она, наконец, вернулась во Францию, у нее были большие амбиции. Ей нужно было свести счеты.
Страна сильно пострадала от нацистской оккупации со времени последней миссии Вирджинии, и настроения резко изменились. Вирджиния внимательно следила за общей картиной и еще задолго до своего прибытия видела, что пришло время формировать партизанские армии для нападения, а не создавать, как раньше, сети для наблюдения или подготовки. Один офицер УСО говорил: «мы сеяли ветер два с половиной утомительных года. И мы были готовы пожинать бурю»[298]. Действительно, уже было очевидно, чего можно добиться при грамотном руководстве и правильном снаряжении, но и того, и другого существенно не хватало. За первые четыре месяца того года Черчилль приказал ВВС Великобритании сбросить военным во Франции более трех тысяч тонн оружия и припасов (включая концентрированные продукты питания и витамины). Несмотря на это, большинство бойцов оставалось безоружными, необученными и плохо управляемыми, а часто и голодающими. Некоторые, уставшие ждать помощи, просто разочаровались, перестав надеяться на прибытие союзников, и больше не верили заявлениям о том, что помощь уже в пути. Однако группы, которыми правильно руководили и которые были хорошо оснащены, уже использовали свои новые ресурсы для подрыва складов боеприпасов и бензобаков, пускали поезда под откос и даже нападали на немецких военных или небольшие воинские части, демонстрируя, что это возможно. В результате нацисты-оккупанты начали опасаться Сопротивления как реальной военной угрозы и больше не считали его участников просто мелкими диверсантами. Фельдмаршал Герд фон Рундштедт, главнокомандующий во Франции, говорил, что некоторые регионы разжигали «всеобщее восстание», а немецкие войска описывал как «находящиеся под серьезной угрозой из-за обстрелов и бомбардировок»[299]. Сопротивление стало еще более организованным, когда стало подчиняться приказам правительства де Голля, базирующегося теперь в Алжире, – «Свободной Франции». Гитлер был вынужден развернуть некоторые из самых опасных дивизий гестапо и войска СС, убрав их с линии фронта, чтобы провести крайне жестокую контратаку на собственном «заднем дворе». Стремясь избавиться от повстанцев до ожидаемого ими вторжения союзников, в первые месяцы 1944 года они задержали 70 000 членов Сопротивления. Многие из них были расстреляны, некоторые перед смертью кричали: «Vive la France!» («Да здравствует Франция!»).
В марте оплот Сопротивления на плато Глиер в Савойских Альпах первым вступил в генеральное сражение с регулярными нацистскими силами. Но под бомбардировкой самолетами «Штука» и в окружении немецкой горнострелковой дивизии, превосходившей бойцов Сопротивления по численности более чем в двадцать раз, – и без столь желанной поддержки союзников – шансов было немного; столкновение вылилось в настоящее кровопролитие. Трагедия в Глиере ясно показало: Сопротивление активно участвует в войне. Но одновременно с этим она ускорила погружение Франции в горнило кровавого возмездия. Агент УСО Фрэнсис Каммартс перед отъездом Вирджинии предупредил Лондон о «царстве террора» в ее целевом районе центральной Франции с «сожженными фермами, расстрелами и повешениями». «Это очень трудное время, – добавил он. – Немцы хватают всех, даже тех, кого едва подозревают». Вирджиния прекрасно осознавала риск, но мысль о судьбе ее друзей в Лионе заставляла ее двигаться дальше. Она считала, что во Франции, наконец, сложилась идеальная обстановка, в которой можно собрать могучую силу, чтобы дать отпор и создать вооруженную нацию. Так или иначе, она тоже найдет способ отомстить.
Первая проверка маскировки Вирджинии состоялась ранним вечером следующего дня, когда они с Арамисом прибыли на вокзал Монпарнас в Париже. У турникетов дежурили офицеры гестапо, встречающие пассажиров агрессивными взглядами, и она знала, что, если ее остановят, ей конец. Чемодан болезненно давил, свисая с левой руки, но ей нужно было выглядеть непринужденно и не вызывать подозрений, поскольку в нем был ее беспроводной передатчик – новая, более легкая версия, хотя он все еще весил тридцать фунтов. К счастью, гестапо не заинтересовалось шаркающей старухой, приехавшей из деревни, – на вокзале толпились подобные ей персонажи. Теперь, когда Вирджиния действовала под прикрытием, каждый такой риск был вопросом жизни и смерти.
Вирджиния путешествовала под новым кодовым именем Марсель Монтань всего через несколько дней после подписания контракта с отделом специальных операций УСС. Она была первым и почти наверняка единственным полевым офицером, перешедшим из УСО за всю войну, – еще один барьер, который сломала Вирджиния. Однако она едва могла бы ответить на вопрос, почему она хотела это сделать. «Я уверен, что главная причина, по которой она хочет перевестись… – это патриотизм, – предположил один из ее вербовщиков, который, похоже, не знал о запрете УСО на ее возвращение во Францию. – Эта дама… родом из Америки»[300]. В действительности же переход к американцам был ее (как обычно изобретательным) способом обойти отказ Бакмастера отправить ее на новую миссию. Вирджиния, вероятно, хотела присоединиться к недавно зародившейся американской службе с тех пор, как разочаровалась в офисной работе в Мадриде, поскольку знала, что УСС отчаянно не хватает опытных оперативников. Она полагала, что крайняя необходимость в условиях войны означала, что даже у одноногой женщины был шанс, – так же, как она раньше сделала это в УСО. По счастливому стечению обстоятельств, пригодился еще один старый друг: Уильям Грелль, бывший менеджер роскошного отеля «Сент-Реджис» в Нью-Йорке, теперь работал капитаном УСС в Лондоне, и