утешением стали июльские новости о том, что Вирджиния была удостоена звания кавалера ордена Британской империи (MBE). Это титул ниже рангом, чем CBE (командор ордена Британской империи), в котором ей было отказано в прошлом году. Бейкер-стрит прислала ей «самые искренние поздравления» с «заслуженной наградой», хотя, поскольку она все еще работала на местности, публичных объявлений или празднований можно было не ждать.
Вирджиния, как всегда, справиться с трудностями – а возможно, и вернувшейся в последние годы депрессией, – полностью погрузившись в работу. Теперь, когда наступило лето, через Пиренеи шел постоянный поток беглецов. Она предупреждала Лондон о прибытии новой партии сообщениями вроде «La chienne de Florence a reçu je dis reçu cinq chiots dont un est une petite chienne» («У собаки Флоренс было пять щенков, повторяю, пять щенков, из которых одна девочка» – это означало, что через горы перешли еще пять человек, из которых одна была женщина). Затем Вирджиния предоставляла им испанские конспиративные квартиры и документы, которые должны были помочь беглецам вернуться в Великобританию либо через Гибралтар, контролируемый британцами, либо через Португалию. Но, поскольку это был уже хорошо отлаженный способ, работу едва ли можно было назвать утомительной.
Однако она была рада возможности помочь своим «племянникам» – Марселю Леччиа и Элизе Аллару, которые были так храбры в Лиможе и значительно помогли делу. Они прибыли в Мадрид истощенными после восьми изнурительных месяцев в зловонных испанских тюрьмах. После того, как через месяц после ухода Вирджинии, в декабре 1942 года, когда во Франции «становилось слишком опасно»[278], они покинули страну, их поймали в поезде без документов. Теперь распространился слух, что Вирджиния помогает сбежавшим агентам в Испании, и для них было очевидным решением отправиться после освобождения в Мадрид искать помощи у их всегда отзывчивой «тетушки». Утомленная и разочарованная своей новой ролью, Вирджиния была рада воссоединиться с ними обоими, особенно с Леччиа, чей черный юмор был ей очень близок. Она считала его одним из своих самых смелых рекрутов – а Леччиа с Алларом были неразлучны, – так что она организовала для них обоих поездку в Лондон, чтобы они могли пройти формальную подготовку УСО для возможного возвращения во Францию. Она предоставила им документы для транзита через Португалию на Бейкер-стрит, куда они и прибыли 10 октября.
Тем не менее, все это почти не занимало ее времени, и мысль о том, что она будет есть поросенка и пить шампанское на оживленной мадридской вечеринке, пока Франция страдает в немецкой оккупации, ужасала Вирджинию. Она договорилась с матерью, чтобы та прислала ей специальную лыжную обвязку для Катберта, – как всегда полная решимости заниматься любимым спортом, – но, конечно, ей пришлось бы дождаться зимнего снега, прежде чем отправиться на склоны. Стремясь быть полезной в предстоящие долгие месяцы, она написала Морису Бакмастеру, предлагая просматривать для давних коллег из Секции F французские и немецкие газеты.
Однако к сентябрю чаша терпения Вирджинии переполнилась. Она считала, что дала своей новой работе «целых четыре пробных месяца», но оставаться дальше в Мадриде было «пустой тратой времени и денег». Встреча с «племянниками» пробудила в ней мысли о возвращении во Францию, как она через несколько дней сообщила в письме Секции F. «Мне посчастливилось найти здесь двух своих ребят и отправить их к вам. Они хотят, чтобы я вернулась вместе с ними, потому что раньше мы уже работали вместе, и у нас отлично получалось… Я предлагаю вернуться в качестве их радиста». Она верила, что сможет освоить все «достаточно быстро, несмотря на скептицизм в некоторых кругах». Да и какой смысл имело оставаться в этом захолустье, когда во Франции можно было сделать так много полезного? «Когда я приехала сюда, я думала, что смогу помочь людям из Секции F, но я этого не делаю и сделать не смогу… Я просто живу в свое удовольствие и теряю время». «В конце концов, – добавила она, – у меня своя голова на плечах»; и она была «готова ей рискнуть, потому что идет война». «Думаю, вместе с двумя моими мальчиками я могу быть вам полезной. Они тоже думают, что я справлюсь, и я надеюсь, вы позволите нам попробовать, – потому что мы, все трое, очень серьезно относимся к этой кровавой войне». Она выразила свое почтение офису и сказала, что «ее мальчики буквально утопают в лимонах», и обязательно подарят их миссис Бакмастер по прибытии в Лондон (где цитрусовые стали редкостью), подписавшись: «Искренне ваша, DFV»[279].
Бакмастер сначала был ласков в своем ответе и, как и многие другие сдержанные англичане его эпохи, придумал прозвище для женщины, которую он находил милой, хотя и загадочной: «Дорогая Чертушка, какое вы чудо!» Но скоро его слог стал более суровым: «Я знаю, что вы могли бы научиться радиопередаче в кратчайшие сроки. Я знаю, мальчики хотели бы видеть вас в поле. Я знаю все обо всем, что вы могли бы сделать, и только потому, что я искренне верю, что гестапо тоже узнает об этом примерно через две недели, я говорю: „Нет, дорогая Чертушка, нет“». Он предупредил ее, что будет невозможно «избегать ареста дольше чем пару дней», утверждая, что «то, что раньше, образно говоря, было пикником, теперь стало настоящей войной». Даже если Вирджиния и могла позаботиться о себе, само ее присутствие подвергло бы опасности других: «Боши[280] умеют терпеливо идти по следу, и рано или поздно они распутают весь клубок, если у них будет шанс. Мы не хотим давать им даже полшанса, отправляя кого-то столь выдающегося, как вы». Без сомнения, он мог представить себе ее разочарование, поэтому попытался смягчить удар: «Я знаю, что ваше сердце принадлежит Секции F, и я знаю, что в Секции F вас очень не хватало», а также предложил ей вернуться в Лондон «в качестве инструктора для мальчиков». Понимая, что ее возмутит перспектива очередной офисной работы, он предположил, что «возможно, повторяю, лишь возможно» у нее был шанс вернуться на поле боя, как только союзники начнут вторжение в Европу, – когда бы это ни случилось. Наконец, он пообещал присмотреть за ее «мальчиками» по прибытии в Лондон, подписавшись: «С любовью от всех нас».
Бакмастер всего лишь делал свою работу и был прав в том, что Вирджиния была полностью скомпрометирована. Верно было также и то, что те самые качества, которые сделали ее превосходным оперативником в полевых условиях, не давали ей здраво оценить свое реальное положение, а также положение УСО на новом этапе войны. Но даже он не подозревал, как много немцы узнали о Вирджинии.