Читать интересную книгу Начало жизни - Елена Серебровская

Маша тратила много времени на учком. К прочим обычным делам прибавилась шефская работа в колхозе. Школа обязалась послать в подшефный колхоз бригаду, чтобы организовать красный уголок и провести вечер смычки города с деревней. Заранее выпустили специальный номер газеты «Смычка» для колхоза, приготовили подарки — плакаты, диаграммы, портрет Ильича, книги, четыреста штук тетрадей. Ребята вооружились лыжами, захватили из школьного буфета ведро, чтобы сварить на ужин пшенной каши, и в морозный солнечный день выехали в Кузьмолово.

Члены драмкружка тоже выехали в подшефный колхоз. В числе кружковцев была и Тамара. В классе над ней все подсмеивались, особенно мальчишки любили подразнить Тамару, — она была какая-то потешная.

Миша что-то задумал. В поезде он ехал рядом с Тамарой. Ветер сорвал с него кепку, и Тамара отдала ему свою меховую ушанку, а сама повязалась платком. В конторе колхоза, где ребята остановились на ночлег, Миша расположился на соломе с самого краю, на границе, отделявшей половину девчонок. Ночью он долго разговаривал с Тамарой, но так тихо, что Маша ничего не могла расслышать. Она задыхалась от обиды, но старалась не подавать виду. Вот он какой! Ему всё равно, кому написать такую записку! Ему всё равно, с кем смеяться и разговаривать.

Они выступили перед колхозниками с номером живой газеты, показали отрывки спектаклей «Коля в плену» и «Недоросль». Маша играла плохо, ей было не до игры. Если бы знал он, как растревожил ее душу!

После концерта все пошли гулять. Миша подхватил под руки Тамару и Лену Березкину. Контора стояла на дороге, на краю села. Ветер гудел, намело высокие сугробы. Тускло светила луна.

Маша подождала, чтобы ребята позвали ее, и вышла на холод. Как хорошо охватил ее ледяной ветер! Где же этот изменник, этот Михаил Майданов? Его не было видно, только вдали, на дороге чернели три фигуры — это он забавлял девчонок, валяя их в снегу и потом отряхивая, чтоб не простудились.

Поездка обернулась для Маши сплошным мучением. Возвратившись обратно в Ленинград, она уже не могла быть спокойной, не могла заниматься, учить уроки, читать книги. Заседание учкома она провела кое-как и не могла дождаться перевыборов: скорее бы переизбрали, невозможно успеть справиться со всем.

Когда были выставлены отметки за четверть. Маша обмерла: по химии и физике у нее стояло «неуд», по трем другим предметам «уд» и только литература да обществоведение немножко скрашивали картину.

В довершение всего, Михаил Майданов собирался уйти в фабзавуч. Дядя не мог держать его в школе, пора было получать специальность и самому зарабатывать на жизнь.

Когда-то из окна класса Миша показал ей дом, в котором он жил. Его окно было на третьем этаже, четвертое слева. Он рассказывал, что у окна стоит стол, за которым он чертит свои плакатики.

В воскресенье, когда школа была пуста, Маша, крадучись, вошла в школьный двор и приставила к забору лестницу. Взобравшись на последнюю перекладину, она достала принесенный из дому бинокль. Или бинокль никуда не годился, или руки у нее слишком дрожали, только разглядеть сквозь стекло комнату и в ней виновника Машиных страданий никак не удавалось. Маша оглядывалась стыдливо: а вдруг дворник увидит, что она влезла на лестницу и смотрит куда-то в бинокль! Начнет спрашивать, — что она скажет? Это просто счастье, что дворника не было и никто ее не увидел.

Маша ошибалась: сверху, с четвертого этажа ее видел Коля Сорокин, живший с матерью при школе. Сначала он не мог понять, что делает эта сумасшедшая Лоза. Потом сообразил, отвернулся и угрюмо засел за книгу. До чего же низко способны упасть девчонки, даже такая стоющая, в общем, девчонка, как Маша Лоза!

Этот месяц Коля жил один — мать получила путевку в дом отдыха в Крым и уехала, дав ему точные инструкции и оставив запасы продуктов. Уезжая, она разыскала Машу Лозу и попросила ее приглядывать за Колей, забежать когда-нибудь к нему и посмотреть, варит ли он себе кашу и картошку, не сидит ли голодным.

Маша зашла всего один раз. Это была суббота. Уроки кончились в два часа дня, и сразу после уроков она сказала Коле: «Ты как хочешь, а сегодня на твои кастрюли будет налет легкой кавалерии…». Коля высоко поднял брови, сделал недоуменное лицо и сказал: «Не было печали, черти накачали… Ну, идем».

В маленькой комнате, где Коля жил вдвоем с матерью, пол был подметен, но по верхам — на краю книжной полки и на шкафчике виднелся серый налет пыли. Подметая комнату, Коля вздымал облака пыли, и они оседали на мебели. Мести осторожно, неторопливыми движениями, он не умел.

— Что у тебя сегодня на обед? — спросила Маша и сняла с кастрюли крышку. В кастрюле оказалась нечищенная вареная картошка.

— Куплю селедочку, и с картошечкой… масло подсолнечное есть, — неуверенно похвастался Коля.

— Селедочка, картошечка… А горячее что?

— Еще чего захотела! Мы люди не гордые, и без горячего проживем.

— У тебя крупа есть?

Он открыл дверцу буфета. Там стояли рядами несколько кульков.

— Будем варить гречневую кашу.

— Вари! — сказал снисходительно Коля. — Я примус разожгу.

Он разжег примус, и Маша поставила на огонь кастрюльку с водой. Она не была уверена, что крупу засыпают сразу, — манную, например, мама сыпала в горячую воду. Но эта — крупная, ей надо развариться…

Маша высыпала в кастрюльку стакан крупы. На поверхности воды тотчас всплыла целая горсть шелухи, — забыла промыть гречу…

Вскоре вода закипела и каша стала пыхтеть. Маша помешивала ее ложкой. Примус давал слишком сильный жар, приходилось помешивать непрерывно. Она волновалась: нехватало ей опозориться перед мальчишкой, да еще в таком нехитром деле!

Коля пошел в лавочку за хлебом, и на некоторое время Маша осталась одна. Она вздумала обтирать пыль с книжной полки, но в это время примус вдруг погас и начал чадить отвратительным керосинным чадом. Маша кинулась искать примусную иголку, но нашла не сразу. Когда она, наконец, разожгла примус снова, в комнате стояли клубы сизого керосинового чада. Маша открыла форточку, чтобы проветрить комнату. Чад уходил медленно. Вдруг она уловила, вместе с запахом керосина, запах горелого. Открыла поспешно крышку кастрюли: каша определенно подгорела…

Вот поблагодарит Николай! Ему только этого счастья нехватало, — в комнате жуткий чад, каша пахнет горелым! Найдя сковородку. Маша налила в нее воды и поставила кастрюлю туда. Так делала мама в подобных случаях.

Коля вернулся сияющий. Он купил пеклеванный ситный с тмином, селедку и двести граммов круглых твердых конфет.

Коля не заметил чада и горелого запаха, всё в нем ликовало: эта Лоза — настоящий товарищ. Морали не читает, нудных разговоров не ведет. А, главное, сама, безо всякой его просьбы, своими руками варит ему на обед кашу.

Красная, с брызгами керосина и воды на платье, обеспокоенная исходом своего поварского опыта, она показалась ему красавицей.

Маша вымыла руки на кухне и хотела уходить: ее миссия была закончена, каша сварена. Но Коля не отпустил ее. Достал две тарелки, нарезал хлеба и сказал:

— Сама наварила, сама и корми. Будешь со мной обедать, и никаких двадцать.

Она положила каши ему и себе и уловила еще один запах: каша пахла керосином. Причина заключалась в ложке, которая, очевидно, лежала возле примуса. Этой ложкой Маша и раскладывала кашу на тарелки…

Не подымая глаз, она попробовала свое варево на вкус: ох и пакость! Клей не клей, тесто не тесто… Сейчас он начнет ее ругать.

Но он не ругал. Он ел с аппетитом эту кашу, политую постным маслом. Быстро очистил тарелку и попросил добавки. Нет, Дарья Андреевна никогда не готовила так вкусно!

За кашей последовала селедка, потом чай с конфетами. И всё было необыкновенно вкусно. Домой Маша пришла уже в сумерках.

И вот теперь всё сложилось иначе: внезапно вспыхнувшее чувство вытеснило все остальные, ей стало не до Коли.

Коля вспоминал об этом субботнем дне, как о мираже, как о фантастическом случае. Было ли это или только приснилось? Конечно, он и сам мог сварить себе обед, сам мог справиться. Но одному было тоскливо. Нечаянно подсмотрев Машину тайну, он почувствовал себя еще хуже. — Есть ли вообще правда на земле? — подумал он. Нет, к настоящей дружбе способны только мальчики.