Политика равных возможностей Махатхира сыграла жестокую шутку с его экономическими планами. Он отправлял бумипутра с минимальным опытом в бизнесе (зачастую государственных служащих) управлять промышленными венчурными предприятиями, призванными стать конкурентоспособными в мировом масштабе. Между тем уже сложившийся и состоятельный частный сектор, основу которого составляли китайские и тамильские предприниматели, не допускался к обрабатывающей промышленности и экспорту. Им оставили возможность получать немалые прибыли внутри страны в сфере обслуживания и торговли сырьем, где у них были олигопольные лицензии. Разумеется, этим предпринимателям хотелось произвести впечатление на Махатхира. Впрочем, вне требований развивать обрабатывающую промышленность и экспорт это оказалось не так сложно. Олигархи просто показывали премьер-министру новую высокоэффективную электростанцию, построенную Siemens, или же систему мобильной связи, основанную на технологиях Ericsson, или гигантские здания-башни, спроектированные американскими архитекторами и построенные из стали, произведенной в Северо-Восточной Азии, – и собирали ренту за свою способность эффективно использовать эти импортные технологии. Махатхир мог создавать для них проблемы, но в конце концов малайзийские миллиардеры заткнули его за пояс. Эти олигархи, как и их собратья повсюду в Юго-Восточной Азии, остались теми же, кого Пак Чон Хи после освобождения Южной Кореи от японского колониализма презрительно называл «раскрепощенными аристократами».
Четвертое отклонение Махатхира от правильных путей выразилось в том, что он выхолостил свою бюрократию. Индустриализация в Малайзии слишком часто превращалась в спектакль одного актера. Как однажды высказался чиновник Асмат Камалудин, «стало очень трудно отстаивать свою точку зрения»{295}. Еще один человек, тесно сотрудничавший с Махатхиром и сохранивший глубокое к нему уважение, выразил ту же мысль куда прямолинейнее: «У Махатхира была непререкаемая вера в правильность своих суждений, и это откровенно пугало»{296}. Ни один политик, осуществивший успешное развитие страны, – в Японии, Южной Корее, на Тайване или в Китае не принижал роль национальной бюрократии до такой степени, как Махатхир. Он все пытался делать сам – вынашивать стратегию развития, проводить проверки и заключать деловые соглашения.
Наконец, когда проблемы с внешним долгом и платежным балансом резко возросли, Махатхир потерял терпение и стал проводить запутанную гибридную экономическую политику. В 1985–1986 гг., столкнувшись с нехваткой средств и региональным экономическим спадом, он ввел агрессивные налоговые льготы и стимулы для иностранных инвестиций{297}. Эти изменения на фоне падающего валютного курса привели к волне внутренних инвестиций в низкодоходные, работающие на экспорт перерабатывающие предприятия, особенно – по иронии судьбы – со стороны японских и южнокорейских компаний. Экспорт Малайзии, выросший всего на $ 7 млрд за предыдущие пять лет (1980–1985 гг.), вдруг взмыл до $ 14 млрд за три года (1985–1988 гг.){298}. Начиная с 1987 г. страна стала показывать положительное сальдо по текущим счетам. Однако, вместо того чтобы последовательно осуществлять «большой толчок» индустриализации (как это делало правительство Южной Кореи во время глобальной рецессии и нефтяного кризиса в 1970-х и 1980-х), Махатхир остановил новые проекты и сделал попытку свести сальдо в государственной финансовой отчетности{299}.
В конце 1980-х – начале 1990-х гг. начался региональный экономический бум, вызванный крупными иностранными инвестициями. Это привело к очень быстрому росту ВВП. Соблазнительно было решить в этот момент, что в Малайзии начался наконец настоящий прогресс в индустрии. И Махатхир, похоже, действительно так думал. В 1991 г. он провозгласил свою «Концепцию-2020», сводившуюся к тому, что Малайзия может и станет промышленно развитым государством к 2020 г. Но в это время премьер уже изрядно поостыл к старомодным представлениям о «молодой промышлености», и поэтому страна едва достигала траектории технологического обучения. Этому еще предстояло выясниться в период грядущего азиатского финансового кризиса, как рентгеном просветившего экономику Малайзии.
А пока что Махатхир нашел себе нового и влиятельного друга в лице Кеничи Омае, консультанта по менеджменту в компании McKinsey, а также футуролога и автора книг. Хотя Омае и был японцем, он выступал ярым противником традиционной дирижистской Японии. В перспективе он видел глобализированный мир, где национальная принадлежность не имеет значения, бюрократия упразднена, а открытые рынки будут взаимовыгодными для всех участников. Этот оптимистичный взгляд представлял собой раннюю концептуализацию воззрений, которые ассоциируются сейчас с книгой «Плоский мир» Томаса Фридмана, вышедшей в 2005 г. Несмотря на то что промышленная политика, обогатившая Японию и вроде бы имитируемая Махатхиром, целиком шла вразрез с концепцией Омае, премьер-министр был настолько очарован его книгой «Мир без границ», что приказал прочитать ее всему своему окружению. Асмат Камалудин, стоявший в тот период во главе министерства международной торговли и промышленности, вспоминает: «Если человек носил с собой эту книгу, он мог чувствовать себя уверенно в любой ситуации»{300}.
Сейчас, располагая всеми преимуществами ретроспективного взгляда, можно заметить, что торопливый, недостаточно вдумчивый и захлебывающийся от восторга стиль «Мира без границ» явственно намекал тогда на маловероятность сделанных в книге предсказаний о том, что мир становится более благоприятным для успешного экономического развития бедных стран. Но новая книга не заменила старый труд Фридриха Листа. Прагматичный протекционизм «молодой промышленности», рекомендованный Листом, до сих пор так и остался единственным проверенным способом подталкивания развивающейся страны вверх по лестнице индустриального прогресса.
Однако, поступая вопреки Листу, Омае и Махатхир в 1990-х гг. придумали и начали осуществлять в окрестностях Куала-Лумпура два футуристических и неоднократно высмеянных проекта – особую экономическую зону Multimedia Super Corridor и инвестиционный парк Cyberjaya. Предполагалось, что эти начинания помогут быстро развивать интеллектуальные технологии в Малайзии посредством свободного рынка и взаимовыгодного межнационального сотрудничества. Но ничего подобного не случилось{301}. Обременительные проекты остались свидетельствами наивных, хотя и написанных из лучших побуждений книг, таких как «Плоский мир» и «Мир без границ», где предполагалось, что мы движемся к новой парадигме развития, в которой интересы богатых и бедных народов идеально соответствуют друг другу.