Дверь открыла крепкая пожилая служанка в накрахмаленном чепце и шуршащем фартуке. Это была на вид неприступная и очень строгая женщина. Настоящий сухарь. Но аббат знал, что она вот уже много лет преданно служила хозяйке и, несомненно, будет служить ей до конца своих дней. Вообще миссис Лорейн и ее служанка олицетворяли собой идеальную человеческую пару. Они взаимно уважали друг друга и испытывали друг к другу взаимную привязанность, но всегда соблюдали между собой известную дистанцию, чтобы не потревожить ни этого уважения, ни привязанности.
Аббат тоже любил держать с людьми дистанцию и не верил в большую близость человека к человеку. Он не верил в то, что люди могут рассматривать друг друга, как половинки целого. Он и Тереза всегда уважали личный мир друг друга. Он считал, что от чрезмерно тесного сближения двух людей наносится неизбежная травма их душам. Инстинкт же слияния относится к категории бессмертных желаний, чье полное удовлетворение принадлежит не этой жизни, но иной.
Аббат проследовал за служанкой в гостиную миссис Лорейн. Он поклонился хозяйке с формальной вежливостью, и, выпрямившись, натолкнулся на заинтересованный взгляд ее холодных голубых глаз. В ту минуту он понял, что правильно поступил, что пришел. Хозяйка дома относилась к тому типу женщин, которые, даже находясь в комнате, до отказа заполненной людьми, умеют создавать иллюзию простора вокруг себя. Миссис Лорейн всегда сохраняла невозмутимый вид, хотя пережила в своей жизни не одну сильную трагедию. Она никогда не предъявляла к жизни никаких требований, не терпела шума и, где бы ни находилась, вокруг нее всегда было спокойно и свежо.
— Прошу вас, садитесь, месье.
Французский миссис Лорейн был безупречен.
Аббат опустился на чиппендельский стул. Приглядевшись, пожилая дама увидела, что он посмотрел на нее с некоторым удивлением, и это польстило ей. Он была во многом неземной женщиной, но даже у нее было тщеславие. Миссис Лорейн знала, что обладает способностью к языкам, и ей нравилось, когда она производила этим впечатление на окружающих. Она знала также, что обладает прекрасным вкусом, — и об этом говорила обстановка гостиной и ее собственное утреннее одеяние. Наконец, третьей ее гордостью — к которой была причастна и ее служанка Араминта, — являлись необычайно воздушные, по форме напоминающие сердечко так называемые королевские булочки, которые она всегда предлагала своим утренним посетителям вместе с бокалом хорошего вина.
— Я пришел к вам, мадам, чтобы передать праздничные пожелания.
— Какая неожиданная честь, месье. Что касается ваших добрых пожеланий, то тут вы никогда не заставляете себя долго ждать. Но ведь до Рождества еще больше месяца.
Аббат не обиделся на ироничность ее тона и пояснил с тенью легкого смущения в голосе:
— Я слишком долго жил затворником, и все это время друзья могли только интуитивно догадываться о моем уважении. С моей стороны было не слишком хорошо допускать такое.
Миссис Лорейн улыбнулась.
— Тем более приятно, месье, что интуиция ваших друзей получает такое веское подтверждение.
Еще с минуту-другую они наслаждались обменом любезностей в виде тонких намеков и элегантных и остроумных фраз, к которым оба привыкли с детства. Но тем временем оба следили и за тем — хотя не показывали виду, что следили, — как постепенно завязывается между ними настоящее общение, словно цветок, распускающийся прямо в руках. Этот час встречи нес им что-то новое. Таково было привычное отношение этих людей к любой фазе любого дня. В каждой новой минуте было что-то значительное, каждая новая минута ознаменовывалась каким-то потаенным открытием. Это было своеобразное инстинктивное подтверждение христианского постулата о том, что все происходящее — во благо.
На взгляд аббата, миссис Лорейн по своему возрасту была ближе к восьмидесяти годам, чем к семидесяти, но она сидела на своем стуле с высокой спинкой безупречно прямо, не позволяла себе отклониться назад, ее руки в муфте были спокойно сложены на коленях, а маленькие ноги в изящных домашних туфлях без каблуков покоились на специальной, покрытой ковриком скамеечке. У миссис Лорейн были роскошные седые волосы, уложенные в высокую прическу и лишь немного скрытые кружевным чепцом с черными лентами, завязанными под гордо вздернутым подбородком. Белый кружевной фишу пересекал на груди ее свободное платье из серого шелка с бесчисленным количеством нижних юбок и оборок на подоле.
Одеяние было, что и говорить, несколько старомодное — платье внизу расходилось колоколом, и сейчас уже так не носили. Но миссис Лорейн считала, что дожила уже до таких лет, что может позволить себе одеваться, как ей удобно, а не как требует мода. Это богатство нижних юбок было нужно для того, чтобы скрыть, что под ними уже ничего не было. Без них, думал аббат, она была бы похожа на изголодавшуюся птичку. Под слоями шелка не было ничего, кроме голых старческих и хрупких костей. Но старой женщиной миссис Лорейн была только в физическом отношении. Ее голубые глаза, смеющиеся губы, свежий и чистый голос так и дышали молодостью. К тому же у нее была великолепная память, а суждения отличались быстротой и категоричностью.
В гостиной, пахнувшей свежестью, заполненной чиппендельской мебелью, клавикордами, муслиновыми занавесками, миниатюрами, книгами и фарфором, казалось, негде было повернуться. Но зато все, что лежало на полках и в ящиках, было безупречно красиво. Один только осмотр части этих вещиц сделал бы счастливой какую-нибудь девочку на целый день, подумал аббат. Конечно, при условии, что эта девочка будет аккуратно обращаться со всеми этими сокровищами.
Аббат был уверен в том, что Стелла обращалась бы с этими вещицами бережно. Она ничего не уронила бы, не разбила, не поломала…
Служанка принесла на подносе вино и «королевские булочки». Аббат съел одну, и ему очень захотелось, чтобы Стелла попробовала тоже. Он был почему-то уверен, что она ест, как птичка: извлекая из вкусных вещей максимум удовольствия и не оставляя после себя ни одной крошки. Вообще-то дети любят сорить и вертеться во время еды, но он был уверен, что Стелла не такая.
На столе радом с миссис Лорейн лежал изящный ларец из кедра, инкрустированный слоновой костью. Ларец для вышивания. Аббат решил, что это, наверное, давний подарок из Индии от ее погибших сыновей. Крышка ларца была откинута, и он увидел внутри множество мелких отделений с тоже распахнутыми крышечками. Катушки из слоновой кости с шелковыми нитками разного цвета, подушечка для иголок в форме клубнички, серебряный наперсток и ножницы в форме какой-то птицы… Неужели лебедь?..