он, кажется, обрел нечто важное. Он любил их. И они дарили ему радость.
Беатрис не хотелось думать о последних часах его жизни, но она не могла не представлять его в той машине. У самого океана, сказал Джеральд. Конечно. Машина перевернулась, но почему-то – Джеральд не знал почему – Уильяма нашли далеко от машины, лежащим на спине. Словно он загорал на предрассветном пляже, а солнце только-только высунулось из-за кромки моря. Беатрис надеялась, что он не страдал от боли, надеялась, что все случилось быстро. Я просто хотела – мы все хотели, – чтобы ты был счастлив, произнесла она вслух, обращаясь к голубому небу. Почему многим людям так трудно этого достичь?
И как странно было услышать голос Джеральда после стольких лет. По-прежнему искренний и решительный. Голос чуть дрогнул, когда он сообщил ей новость. Но потом Джеральд рассмеялся чему-то – она не помнила, чему именно, – и внезапно в голове вспыхнула картинка: Джеральд на причале в самый первый день, его волнение, его улыбка. Беатрис сидела в кресле, прижав ухом телефон, и улыбалась в ответ.
Нэнси
Весь день Нэнси провела с Джеральдом и Линдой в гостиной, смотрела трансляцию марша на Вашингтон. Но сосредоточиться на передаче у нее не получалось, она никак не могла перестать плакать. Верхняя губа опухла, и она все промокала и промокала ее. Вентилятор почти не помогал, в доме не становилось свежее. По тому, как Джеральд подался к экрану, как напряженно уставился в телевизор, почти не реагируя на вопросы, она понимала, как сильно он хотел бы оказаться там. Может, надо было настоять, чтобы он поехал?
Она старалась поддерживать его в борьбе за гражданские права. С самого детства Джеральд находил одну за другой новые заботы и всегда верил в лучшее в людях. Когда он был маленький, она гордилась его великодушием, открытостью, его оптимизмом. А сейчас, кажется, завидовала их с Линдой страстности, убежденности, что им под силу изменить этот мир к лучшему. А что сделали они с Итаном? Итан, по крайней мере, был педагогом и образцом для подражания. Она вырастила двух сыновей, одного из которых больше нет. Умер. И больше никогда не появится неожиданно в дверях, не забросит детей на выходные. Никогда больше весело не чмокнет ее в щеку. Никогда больше она не увидит его красивого лица. Это свежая рана, открывающаяся вновь и вновь. Нэнси порой забывала, что он умер, но тут же вспоминала, и так раз за разом.
Вчера вечером за ужином они вспоминали разные истории про Уильяма, а потом, после десерта, листали фотоальбомы. Джеральд рассказывал Линде, что в детстве он ужасно ревновал, когда Уильяму говорили, что тот похож на отца.
– Но сейчас, – сказал он, поглядев на Нэнси, – сейчас я рад, что больше похож на маму.
Нэнси кивнула, похлопала его по колену. Какой же он славный.
– Да, мы похожи, – поддакнула она. – Он и я. – Перевернула страницу альбома, ища фотографию, где Уильям с Итаном вместе и оба сурово смотрят прямо в камеру. – Тоска, – сказала она. – Вот что точно было у них общим.
Доктор Кинг произносил речь. Как быстро все меняется. Могла ли ее мать вообразить этот новый мир? Закрыв глаза, Нэнси откинулась на спинку дивана. Она понимала, что как бы Роуз ни устроила похороны, сама она все сделала бы иначе. Эти католики ненормальные. Нэнси хотелось, чтобы прощание прошло в часовне, там же, где прощались с Итаном. Хотелось, чтобы Уильяма похоронили на кладбище рядом с домом, около Итана, чтобы она могла навещать их каждый день. Чтобы они были вместе.
– Нет, – сказал Джеральд. – Это решать Роуз. Не тебе. Тебе придется принять.
Нэнси знала, что Джеральд прав. Потянувшись к карману фартука, она достала носовой платок Итана и вытерла слезы и выступивший пот.
Милли
Милли подтолкнула по столу пухлый конверт.
– Забавная история, – сказала она, закуривая сигарету и выпуская к потолку струйку дыма, чтобы не ухватить нетерпеливо стакан с выпивкой. – Моя мать вручила мне это миллион лет назад. Она хотела, чтобы я съездила навестить тебя в Америке.
Беатрис озадаченно посмотрела на мать. Милли подумала, что дочь, похоже, совсем не спала с тех пор, как получила печальное известие.
– Но ты же говорила, – удивилась Беатрис, – ты говорила, что вы никогда об этом не думали.
– Мы договорились, что не поедем, – ушла от прямого ответа Милли. – Твой папа считал, это очень опасно. И тебе – возвращаться раньше, и мне – ехать к тебе.
Беатрис хмуро молчала. Милли понимала, что в любое другое время дочь начала бы выяснять подробности, засыпала бы вопросами, требуя выложить все до конца. Но не сегодня. Такой печальной она никогда не видела свою Беатрис.
– Ладно, это уже неважно. Что было, то прошло. Сейчас у нас сегодня. Я припрятала этот конверт на черный день и добавляла туда понемножку. Заначка, так это называется? Дожидалась нужного момента. И вот он настал. – Она подвинула конверт ближе к Беатрис. – Здесь более чем достаточно на билет на самолет. – И Милли ощутила, как ее заливает волна удовольствия.
– Я не могу поехать, мама, – отрешенно произнесла Беатрис, глядя на конверт, но не прикасаясь к нему. – Через две недели начинаются занятия в школе. Сегодня четверг, а похороны в субботу. Это невозможно.
– Не существует ничего невозможного, – отрезала Милли. – Ничего. Я хочу, чтобы ты взяла сейчас эти деньги, отправилась в туристическое бюро и купила билет на завтрашний рейс. А в школе кто-нибудь тебя подменит. Ты, конечно, очень важный человек, моя милая, но на пару дней вполне можешь исчезнуть. Тебе и самой нужно спрятаться на некоторое время.
Милли видела колебания Беатрис. Она хотела поехать. Милли бесконечно сожалела обо всем, что произошло между ней и дочерью, пусть она и старалась изо всех сил. Ей не следовало выходить замуж за Томми до возвращения Беатрис. Нужно было постараться сохранить отношения с Джорджем. Она не должна была так неприязненно относиться к семье Грегори. Но сейчас она не примет отказа дочери.
– Что я могу сделать, чтобы убедить тебя? Поверь, это очень важно.
Беатрис отвела глаза.
– Неловко признавать, – ее взгляд блуждал по кухне, – но, думаю, ты права.
Милли едва не расплакалась от облегчения.
– Мне нужно поехать. – Беатрис решительно открыла конверт. – Господи Иисусе, мама, здесь же сотни фунтов. Даже тысячи?
Милли улыбнулась:
– Я никогда не пересчитывала, просто складывала туда деньги, когда появлялось немножко лишнего. Так что поезжай. Купи себе красивое платье или даже пару. Задержись там подольше, раз уж путь такой длинный. Попрощайся