Эта последняя усадьба пустовала в течение многих лет.
Замок де Клар был центром интриг. Создавалось впечатление, что в этом смысле можно рассчитывать и на замок де Шанма, владелец которого подвергался прежде политическим преследованиям; но генерала не было в Нормандии.
За неимением генерала сошел и управляющий доменными печами из Кюзей, бывший воспитанник Политехнического института; этот человек командовал отрядом, защищавшим одну из баррикад в Париже в 1830 году; его рабочие – это пятьдесят два настоящих храбреца! Так утверждал шевалье Ле Камю де ля Прюнелэ, ловец форели на мух.
После новой революции шевалье де ля Прюнелэ должен был стать префектом департамента Орн, а месье Лефебюр, бывший воспитанник института и глубокий скептик по натуре, захотел возглавить министерство Общественных работ.
Оба сына Портье де ля Грий и его племянник дю Молар завязли в деле по уши, так же как и старая мадемуазель Дезанж, которая мечтала иметь пять табачных лавок, чтобы втридорога сдавать их в аренду.
Месье Лефебюр располагал целой армией из Политехнического института, выпускники которого составляли чрезвычайно опасное ядро.
Для работы же с паствой имелся викарий из Мортефонтэна. Оба сына Портье де ля Грий отвечали за отставного жандарма в Домфроне, а племянник дю Молар нажимал на хозяйку почтового двора в Аржантане.
Что же касается Пулэна, то он по понедельникам ходил обедать к помощнику Кутерна.
Как видите, сын несчастного Людовика был весьма близок к тому, чтобы вновь взойти на трон своих предков.
Уже в течение нескольких месяцев в окрестностях Ферте-Масе шла эта комичная возня, но за ней неслышно назревали весьма трагические события.
Режиссерами будущей драмы стали люди, которые отлично знали свое окружение, и, играя сельский водевиль, не придавали ему звучания, уместного на столичной сцене.
Они работали в жанре откровенного гротеска, хотя и не могли заходить слишком далеко.
Впрочем, конспирация была слабой стороной их заговора.
Параллельно с этой разыгрывалась другая пьеса, достоинством которой была, по крайней мере, безусловная оригинальность.
Строительство часовни было закончено, и в ней появился капеллан.
Целое крыло огромного уродливого замка в стиле Ренессанс стало пригодным для жилья; в центральном корпусе и в другом крыле этого жуткого здания оборудовали пышные апартаменты.
В жилом крыле остановился гость, месье Николя. Как только вы переступали порог его прихожей, месье Николя менял имя: тут его звали «король». Вот так, ни больше, ни меньше.
Предположим, что сия страшная тайна свято хранилась всеми людьми, исполнявшими второстепенные роли в этом фарсе; предположим, что власти закрывали на все глаза, и «король» жил мирно, в атмосфере загадочности, необходимой для того, чтобы сделать этот маскарад интереснее.
«Король» недурно ел, отлично пил и с удовольствием руководил заговором, местные участники которого лишь изредка допускались до лицезрения священной особы Его Величества.
С ним постоянно был то один, то другой человек из Парижа; эти люди, казалось, не только с большим уважением служили ему, но еще и весьма внимательно за ним следили.
Горэ, помимо денег на возведение и обустройство замка, уже выложила огромную сумму, необходимую для успеха заговора. При этом были использованы слабые стороны старухи: невежество и эгоизм.
Горэ давала деньги, чтобы стать королевой Франции.
Не будем говорить обиняками: слово произнесено во всем его истинном величии.
Тот, кто не знает крестьян, пожмет плечами; тот же, кто их знает, едва ли удивится.
Странный народ… Когда говоришь с ним, любое красноречие становится ненужным, если есть истина, в которую эти люди хотят поверить; но окончательно убедить их сможет лишь ложь, самая абсурдная, примитивная и чудовищная.
В данном случае ложь была тщательно продумана; она была похожа на детский спектакль. Ля Горэ уже не могла сорваться с крючка.
Она по-прежнему жила на ферме, но теперь старухе дали «свиту», поскольку в преддверии блистательного будущего Матюрин уже получила титул «табуретной герцогини».
Эти слова, которых крестьяне не понимают, имеют над ними магическую власть.
Месье Николя, сын несчастного Людовика, в виде вознаграждения за то, что Матюрин сделала для его королевской особы, предложил старухе на выбор два звания: королевы-матери или жены короля; во втором случае это был бы морганатический брак, как у Людовика XIV и мадам де Ментенон.
Разумеется, сей союз придется пока держать в тайне, поскольку месье Николя не может публично жениться до того, как его провозгласят королем. Это лишило бы его поддержки всех иностранных государей, у которых больше не осталось бы надежд выдать за него своих дочерей.
Горэ прекрасно это понимала. Тем не менее, она выбрала звание жены короля, надеясь, что вскоре после завоевания Парижа в соборе состоится оглашение, а потом и венчание…
«Свита» Горэ, пока еще герцогини, состояла из графини Корона, внучки полковника, мадам Жулу дю Бреу графини де Клар и двух молодых дам из Парижа.
Почетным кавалером старухи был виконт Аннибал Джоджа, маркиз Паллант, а в качестве шталмейстеров выступали месье Кокотт и месье Пиклюс.
Их жены, молодые парижские дамы, мадам Кокотт и мадам Пиклюс, с которыми Матюрин прекрасно ладила, целыми днями пересказывали ей на свой манер историю мадам де Ментенон; впрочем, старуха предпочитала приключения шведской королевы Кристины и особенно биографию Екатерины Великой, которую эти дамы и господа излагали тоже очень хорошо.
Нравы Екатерины особенно восхищали Матюрин, тем более, что ей объяснили: для коронованной особы нет ничего грешного. Ля Горэ охотно сорила деньгами. Несмотря на возраст, самые бурные страсти, пробудившись, клокотали теперь в душе этой грубой женщины, обладавшей почти мужским характером.
Ля Горэ мечтала стать такой же, как эта прославленная северная бой-баба; Матюрин даже приукрашивала ее историю.
Все шло хорошо. Уже назначили дату знаменитого морганатического брака, как вдруг приезд двух новых лиц вызвал некоторое замешательство среди личных советников месье Николя, сына несчастного Людовика.
Генерал, граф де Шанма, вернулся в свой замок со старшей дочерью, мадемуазель Изоль де Шанма.
А некий неизвестный здесь, молодой человек, барон Поль Лабр д'Арси, поселился в доме, расположенном в городке Мортефонтэн.
С этого дня сына несчастного Людовика не видели даже самые верные его союзники.
Смехотворный заговор продолжал, однако, занимать местных дворян; мрачная драма назревала незаметно, а дерзкая комедия королевской свадьбы разыгрывалась дальше за закрытыми дверями, в четырех стенах Шато-Неф-Горэ.