хлебать борщ из маленькой миски. Торопиться ему теперь было некуда.
А когда добрался до чашки подостывшего матча-латте, зазвенел китайский колокольчик – и в кафе вошел рыжеволосый человек. Отодвинув стул, он присел напротив Руслана – безо всякого приглашения.
Руслан медленно опустил чашку на стол.
– Мы знакомы?
– Я не уверен, что знакомство – это самое ценное, что вы получите от нашей беседы, – улыбнулся человек в черном.
Руслан оценил ситуацию. Рыжий был без сопровождения. Напротив кафе через проспект было видно две серые башни. В одной из них Руслан пару часов назад подписал заявление об увольнении «по собственному желанию».
– Ладно, давайте так. Кто вы такой и что вам нужно? – помедлив, Руслан добавил: – И откуда вы знаете, куда я хожу обедать?
– Ну, мне известно не только это. – Улыбка рыжего могла означать что угодно. – Например, я знаю, что вас лишили должности. Лишили из-за обстоятельств, которые от вас, говоря совсем откровенно, не зависели. Ну, кто бы знал, что наши вездесущие СМИ пронюхают об обыске в театре? Кто знал, что вас там заметят? Да и кто знал, что следственной группой поставят руководить идиота? Вы с ним нянчились, делали свою работу. А теперь вот, пожалуйста, – перспективный молодой человек завис над тарелкой борща и не знает, что ему делать со своей жизнью.
Ну нет, с него хватит. Руслан поднялся, поднял руку, чтобы позвать официантку и расплатиться.
Рыжий усмехнулся и указал на стул:
– Руслан, присаживайтесь. Вам не нужно меня опасаться. Уверяю вас, если бы я хотел вам угрожать, наш диалог бы строился совсем иначе. Садитесь, садитесь, – он замахал рукой, заметив колебание Руслана. – Если у меня и есть какие-то вопросы в этом деле, то не к вам, а к Леонову.
Руслан, заинтригованный, сел обратно, и попросил у подошедшей официантки воды.
– Так. И что же вам известно о Леонове?
– Вот это уже деловой разговор, – одобрительно кивнул Стригоев. – Но скажите сначала, что знаете о нем вы?
Руслан задумался. Перед внутренним взором возник боярин, заседающий в своей телестудии с видом на Садовое, словно в палатах. У боярина есть свита и пара нужных номеров, добытых благодаря разговорам о русской нации и имперском величии, которое пора возрождать, и – деньгам, конечно, деньгам, полученным в том числе за разного рода услуги. Одним из полезных контактов был начальник Руслана – пока Рус подписывал заявление об уходе, тот с улыбкой разводил руками: ну что ты хочешь, Канабеев, в нашей профессии публично работать нельзя! Ну да, размышлял Руслан, а еще не надо бегать по неслужебным поручениям, особенно когда дело касается монархистов, православных и прочих фанатиков. Вляпаешься в историю и только.
В сущности, Леонова отличало от сумасброда Романова лишь то, что Леонов был стратегом, а не реконструктором. Просто стратег он был – плохой, а Руслан это вовремя не распознал.
– От него одни проблемы, – сказал Руслан. – Но никто этого не понимает. Радостно бегают, виляя хвостом.
– Уже нет, – покачал головой человек в черном. – Нет, потому что поняли то же, что и вы. И ваше увольнение – не единственное последствие истории с театром для вашего бывшего работодателя. Понимаете, Леонов – человек широких жестов, которыми он сносит всё на своем пути. Он думает, что самый простой способ разбираться с тем, что тебя не устраивает, – прихлопнуть это ладонью, как комара. Ну вот не нравится вам театр – давайте закроем! А еще проще – вообще все театры.
– А что, их надо с ложки кормить? Они власть ругают, а мы им денег даем – ругайте еще? – Руслан поморщился. – Куколдизм какой-то.
– Не куколдизм. Надо просто давать людям понять, что им нужно на самом деле. Не то, что они себе придумали по наивным каким-то соображениям, а то, что для них по-настоящему выгодно. И ладно отдельные люди там, мастера культуры, но, знаете, бывает так, что целые регионы – в нашей стране или не совсем нашей, неважно, – не знают, что им нужно делать. Собирается такой парламент, депутаты сидят – и никак не могут понять, какое решение самое выгодное. И тогда появляемся мы и говорим: ребята, вот же решение, чего вы тупите? У них дверь, условно, красная, я говорю: да вы глупые какие-то, ну кто в монохромный минимализм пихает красную дверь? Покрасьте ее в черный!
– Хотите сказать, – хмурился Руслан, – что и этому театру Шевченко можно сделать такое предложение?
– Конечно! Всё лучше, чем раздражать либеральную общественность и закрывать всё подряд. Больше скажу, – рыжий подался вперед, – даже ваше увольнение можно обратить на пользу. И вашу, и стране.
– Надо полагать, у вас есть идея, как это можно сделать? – улыбнулся Руслан.
– Ну конечно! Наконец-то вы поняли! Я же как Дед Мороз: приношу людям то, что они заслужили.
– Что-то у меня пока вместо подарков одни угольки.
Рыжий хмыкнул, достал из кармана сложенный вчетверо конверт и протянул Русу. Тот, хмурясь, развернул конверт и достал оттуда записку, над которой было встроено изображение двух косых синих скобок.
– Это то, о чем я…
– Ну конечно! Зачем пользоваться старыми технологиями поддержания порядка в стране, если есть новые? – улыбнулся человек в черном. – И заметьте: никто и слова не скажет о том, что вы переходите из одной службы в другую. Ну, просто надзирать вы теперь с коллегами будете не за культурой, а за интернетом. Ну, так и что? Да ваши друзья сами попросятся следом! Вот только… – Тут он перегнулся через стол и положил руку поверх ладони Руслана. Рука была чертовски холодная, и Рус едва не отдернулся. – Вот только мест уже не будет, потому что оно – ваше. И только ваше.
Рус повернул письмо другой стороной, ожидая, что там будет написано, что его разыгрывают. Потом серьезно посмотрел на рыжего.
– И что я должен дать взамен?
– Абсолютно ничего.
– Так не бывает. Всегда есть цена.
– Сегодня же ваш персональный Новый год. Позвоните по номерочку и празднуйте. – Рыжий поднялся, застегнул пиджак. – Я рад, что мы нашли с вами общий язык.
Когда он направлялся к выходу, Руслан его окликнул.
– Подождите, но вы так и не представились!
Рыжий человек обернулся.
– Можете звать меня Стригоевым. Но не думаю, что мы с вами еще увидимся.
Он вышел из кафе и исчез за поворотом.
Рус изучил письмо, заказал еще кофе, не спеша выпил.
Потом расплатился за обед, оставив щедрые чаевые, и, слегка пошатываясь, вышел из кафе. Обедать с тех пор он предпочитал в новом офисе.
Банкрот
Микроавтобус – разогретый печкой и яростью пассажиров