те преступления, в которых он обвиняется». К окончанию процесса, сообщает газета, жена Лопухина была совершенно измучена, а родственники явно нервничали.
Судьи единодушно признали Лопухина виновным и вынесли строгий приговор — пять лет каторги. Репортерам Лопухин сказал: «Я надеюсь, будет каторга. Каторга лучше, чем эмиграция. Убегать я не намерен».
После апелляции отдел кассаций Сената смягчил приговор, заменив каторгу пятью годами ссылки в Красноярск. В 1912 г., когда Лопухину оставалось еще два года поселения, он был амнистирован и восстановлен в гражданских правах. Через год он стал заместителем директора московского отделения Санкт-Петербургского международного коммерческого банка.
В 1917 г., когда к власти пришло Временное правительство, Лопухин дал письменные показания Чрезвычайной следственной комиссии. Он снова возвращается к своим отношениям со Столыпиным и особо говорит о тщетных попытках убедить двух премьер-министров серьезно отнестись к незаконным действиям полиции. Лопухин использовал возможность выразить свое отношение к делу Азефа, утверждая, что правительство самодержавной империи подвергло дело последнего закрытому скороспелому судебному разбирательству в 1909 г., чтобы не допустить обнародования махинаций полиции и причастности к ним премьер-министра.
Лопухин был поборником закона в деятельности царского правительства и политической полиции, которую он возглавлял на протяжении трех лет. Отстаиванием тех же идеалов отмечено его недолгое губернаторство в Эстляндии. Совершенно естественно, что Лопухин полагал необходимым выдать агента охранки, которого он считал преступником и убийцей. Почти точно известно, что Азеф активно участвовал в организации покушений на Плеве и великого князя. Но в данном случае важно не это. Важна позиция Лопухина-человека, Лопухина-либерала, утверждавшего, что нельзя бороться с беззаконием и предательством тем же оружием.
VI
Устраивая открытый процесс над Лопухиным и публично осудив его за выдачу секретов охранки, правительство рассчитывало избавиться от инакомыслящих. Но эффект получился обратный: диссидентов становилось все больше. Одним из них стал сотрудник охранки Л.П. Меньщиков, который еще раньше начал анонимно разоблачать охранку. В мае 1909 г., через два месяца после осуждения Лопухина, этот ветеран охранки с двадцатилетним стажем сбежал на Запад и стал публиковать секретные документы, которые он предварительно туда переправил.
Пересылать за границу документы, компрометирующие деятельность охранки, Меньщиков начал еще в 1905 г. под фамилией Иванов. По его словам, он хотел подготовить почву для разоблачения охранки «в мировом масштабе» и именно этой целью руководствовался, когда в апреле 1887 г. начал доносить в тайную полицию на революционеров.
Можно смело утверждать, что Меньщиков был «чемпионом» среди правдоискателей. По его собственным подсчетам, он сообщил Бурцеву и эсерам имена 350 агентов охранки (из них 100 были членами партии эсеров и еврейского рабочего союза «Бунд», 25 выдавали себя за эсеров, 75 — за польских революционеров).
По словам Меньщикова, честь и справедливость были для него превыше всего, поэтому он никогда не делал разоблачений без достаточных на то оснований. Он предпочитал иметь дело напрямую с революционерами, находящимися под угрозой разоблачения, а не действовать через Бурцева, который считал, что Меньщиков нередко руководствовался в первую очередь соображениями личной выгоды. Впрочем, публикации на Западе разоблачительных материалов приносили Меньщикову хорошие доходы и обеспечили ему безбедную старость.
Существуют документы, в которых говорится о деятельности молодого Меньщикова. 6 или 7 февраля 1886 г. семнадцатилетний Меньщиков был арестован по доносу Зубатова (в то время осведомителя охранного отделения) по обвинению в преступной деятельности. В своих мемуарах Меньщиков отрицал свою принадлежность когда-либо к революционерам, однако признавал, что недолгое тюремное заключение убедило его «пожертвовать своей честью», пойти работать в полицию, узнать ее секреты, чтобы потом бороться с ней изнутри.
В апреле 1887 г. Меньщиков, как и Зубатов, стал осведомителем Московской охранки, и оба быстро продвинулись по службе. Зубатов сразу оценил Меньщикова по заслугам и зимой 1902/03 г. назначил его помощником начальника Московской охранки. В 1902 г., еще до своего назначения, Меньщиков получил важное задание. Он должен был выдать себя за революционера и стать членом марксистской группы, действовавшей в Воронеже, Ярославле, Костроме и Владимире. (Из полицейских документов ясно, что за годы службы Меньщиков собрал информацию, позволившую охранке «ликвидировать» 13 революционных кружков.)
В июне 1903 г. Меньщиков был переведен в Петербург к Зубатову в Особый отдел, которым в то время командовал Лопухин. В июле 1903 г. Плеве уволил Зубатова, в феврале 1905 г. ушел в отставку Лопухин. Меньщиков по-прежнему оставался на своем месте. Первое анонимное письмо эсерам он написал осенью 1905 г., утверждая, что под видом революционера-террориста скрывается один из внутренних агентов охранки.
В характеристике, составленной на Меньщикова в 1906 г. (год его перевода в Финляндию), очень много похвал, его называют смелым, изобретательным, принципиальным, умелым борцом с преступниками. Один из коллег окрестил Меньщикова «пером» охранки за его умение составлять рапорты. Другой сотрудник охранки писал (уже после его бегства), что он был «аккуратный до педантизма»; нелюдимый, «он… все свободное время проводил дома». Еще один сослуживец вспоминал, что Меньщиков «был похож на типичного интеллигента», который «не любил участвовать в ночных оргиях охранников». Многие после бегства Меньщикова говорили о его стремлении проникнуть в самое «нутро политического сыска, сосредоточенного в Особом отделе д.п. (Департамента полиции. — Авт.)», узнать конспиративные имена всех сотрудников.
В январе 1906 г. Меньщикова перевели из столицы в провинцию, назначив начальником охранного отделения в Финляндии. Он испугался, думая, что его заподозрили в выдаче секретов охранки. Тем не менее он продолжал копировать полицейские документы и переправлять их на хранение в Западную Европу. На случай обыска у него под рукой всегда был керосин для уничтожения улик.
Когда в начале 1909 г. Лопухина арестовали якобы за содействие революционерам, Меньщиков понял, что надо бежать за границу. Сославшись на усталость, он получил разрешение поехать отдохнуть (с сохранением ежемесячного жалованья) и осенью благополучно выехал на юг Франции. При помощи переправленных на Запад документов он продолжал разоблачать двойных агентов, понимая, что делать это анонимно ему долго не удастся.
Он мог оказаться под подозрением не только в связи с разоблачением Азефа, но и в связи с делом Зинаиды Жученко — еще одного двойного агента, члена партии эсеров. Ее особенно ценили в Петербурге. Меньщиков знал, что его информация о Жученко сильно встревожила эсеров в Париже. Получив сведения, что она является полицейским агентом, они обратились к Бурцеву, требуя ее разоблачения. Все это происходило в феврале 1909 г., когда Лопухин предстал перед судом.
Жученко стала полицейским агентом в 1893 г., работала осведомителем под началом Зубатова и была задержана во время группового ареста кружка революционеров, членом которого состояла. Чтобы никто не заподозрил ее настоящей работы, она отбыла заключение в Бутырской тюрьме, а затем была сослана на пять лет в Сибирь. В апреле 1898 г. она бежала