агентов Рачковского был среди анархистов, организовавших взрыв в Льеже.
Далее, Лопухин назначил своего московского сподвижника Зубатова начальником Особого отдела. Чтобы обеспечить строгую законность в ведении политических дел, проведении обысков и арестов, Лопухин передал основные полицейские функции силам безопасности под руководством Зубатова (ранее жандармы пользовались всей полнотой власти, и их произвол снискал печальную славу). В свою очередь Зубатову он поручил назначить начальников охранных отделений из молодых жандармов, ранее в полиции не служивших. Лопухин считал, что они скорее подчинятся его требованиям о строгом соблюдении законов. С другой стороны, чтобы взять под контроль рабочие волнения, новый директор Департамента полиции поручил Зубатову найти организаторов для создания рабочих кружков в провинции. Одной из основных задач охранки был полицейский розыск преступников и революционеров, и начальником розыскного отдела охранки Лопухин назначил Е.П. Медникова, надежного ветерана полиции.
Рамки законности остались прежними — новым был подход Лопухина, требовавшего от полиции строгого исполнения закона. При прежних директорах полиция легко игнорировала закон для достижения своих целей.
Чтобы понять, почему либерал согласился возглавить тайную полицию, необходимо познакомиться с некоторыми взглядами Лопухина на существующую в России ситуацию. Он считал, что для борьбы с террористами и революционерами правительству необходимы секретные агенты и осведомители. Позднее Лопухин сам говорил на суде: «В России, при существовании революционных организаций, полиции обойтись без агентуры совершенно невозможно. Для меня весь вопрос сводился к тем границам, в которых агентура может существовать и действовать». По словам Лопухина, к моменту его назначения крестьянские волнения в Харькове и Полтаве ознаменовали для него «начало русской революции».
Вот что говорил сам Лопухин по поводу своего назначения: «Хотя я по существу и не считал себя пригодным для руководительства политическим розыском, но принял эту должность потому, что министр указывал на необходимость целого ряда реформ, вытекающих, по его мнению, из недостатков существующей системы розыска политического, которые, по его мнению, сводились к упразднению охранного отделения, реформе полиции и к передаче политических дел на рассмотрение суда». Уже первые шаги по осуществлению этой программы значительно ослабили полицию изнутри, хотя Лопухин не ставил таких целей и лишь позднее понял, что его программа реформ не была безупречной. Л.А. Ратаев, бывший глава Особого отдела, назначенный Лопухиным на место Рачковского в Париже, утверждал, что проведенные Лопухиным перестановки в кадровом составе были губительны для организации в целом. Большой ошибкой стал перевод Зубатова и Медникова в Петербург. В Москве они создали охранное отделение, которое одновременно контролировало провинцию. Лопухин значительно ослабил московскую полицию, не создав ей равнозначной замены в столице.
Последующие события, которых Лопухин не мог контролировать, привели к новым неудачам. Плеве не сдержал своего обещания и не торопился отменять указ 1881 г. Текущие события вынуждали и самого Лопухина предпринимать решительные шаги для подавления волнений.
III
В этот период начались массовые нарушения закона, запрещавшего рабочие стачки. В 1903 г. было 550 незаконных остановок работы (пятью годами раньше рекордным было число 215, причем в следующем году число стачек снизилось на 9 %, а в годы экономического кризиса 1900–1901 гг. их произошло еще меньше). Обычно полиция и войска были вынуждены вмешиваться, полицейские агенты выслеживали и арестовывали подстрекателей как политических преступников.
Рабочие волнения все учащались, связь Зубатова с рабочими бросала тень на Лопухина и в 1903 г. стоила самому Зубатову должности. Неприятности начались в Одессе, где Зубатов финансировал рабочий кружок. В июле здесь возникла всеобщая стачка. Когда Плеве узнал через своих агентов, что зубатовский кружок сыграл решающую роль в ее организации, министр вызвал Зубатова и приказал ему в течение 24 часов навсегда покинуть Петербург и государственную службу. На следующий день Зубатов уехал из столицы. Всего несколько человек пришли на вокзал проводить его, среди них — Георгий Гапон.
Кроме крупной стачки в Одессе в 1903 г. прошли стачки в Киеве и Николаеве. Лопухин лично посетил эти города и составил отчеты о происходящем. Ситуация в Одессе была типичной: ужасные условия работы и бесправие pa6oчих. Министерство финансов недостаточно тщательно инспектирует фабрики, писал Лопухин, поэтому фабриканты безнаказанно эксплуатируют рабочих, наживаясь за их счет. Рабочим Российского общества пароходства и торговли за последние 20 лет ни разу не повышали зарплату, а их квартплата за это время увеличилась вдвое. Лопухин упрекал местные власти за отсутствие «инициативы» в урегулировании отношений между рабочими и работодателями.
Говоря о причинах всеобщей стачки, Лопухин отметил, что первыми прекратили работу водители и кондукторы трамваев. Многие рабочие, которые пользовались общественным транспортом, «стали лицом к лицу со стачкой… все испытали на себе ее влияние». Через них, в свою очередь, протест распространился дальше. Под влиянием общего настроения предприятия одно за другим примкнули к стачке.
Лопухин предполагал, что некоторые рабочие не разделяли общих настроений. Он обвинял градоначальника генерала Арсеньева в том, что тот не сумел «выработать какую-либо систему к ограждению труда тех, кто желал его продолжать». Вместо этого Арсеньев предпочел оставаться в стороне, а после окончания стачки отказался привлекать дополнительные силы полиции, ограничившись лишь временным задержанием основных подстрекателей. Лопухин вспоминал, что, приехав в конце июля, он застал Арсеньева «в состоянии полной растерянности». В докладной записке Лопухин обвинял местные власти в небрежении, чуть ли не в некомпетентности и осуждал совершенное безразличие хозяев к насущным нуждам рабочих. Давая ход старой неприязни между своим министерством (Министерством внутренних дел) и его главным соперником, он обвинял Министерство финансов, возглавляемое С.Ю. Витте, в недостаточно добросовестном инспектировании фабрик. Не выражая прямо своего несогласия со взглядами Витте, который в кампании за экономический рост основную ставку делал на промышленников, Лопухин утверждал, что невыносимые условия работы сделали стачку неизбежной. Стихийные выступления русских рабочих внушали Лопухину и его коллегам в министерстве еще одно опасение. Запрет на создание профсоюзов, позволявших предъявлять требования хозяевам посредством коллективного договора, оставлял рабочим лишь одного защитника — правительство, которое до сих пор совершенно равнодушно относилось к их нуждам.
IV
В 1903 г. в России произошла вспышка антисемитских выступлений, привлекших внимание всего мира. Лопухин понимал, что погромы не только подрывают социальную и политическую стабильность России, но и вредят ее репутации в глазах правительств других стран. Внешняя торговля и иностранный капитал, в котором был заинтересован Петербург, явно ставились под удар антисемитскими выступлениями. В то лето после расследований в связи с одесской июльской стачкой Лопухин поехал во Францию. В сентябрьском письме Зубатову из Парижа он опять затрагивает еврейский вопрос. Упоминая о недавних выступлениях против евреев в Англии, он опасался, что известия об антисемитизме на Западе вызовут еще более яростные вспышки антисемитских настроений в России — «хотя бы