облако. Глеб молчал.
– Это ведь Ники и Артем всегда были талантами, правда? А я технарь. Так и не смогла написать ни одной стоящей вещи. Диплом художника ничего не говорит об истинном даровании. Все же в настоящей живописи обязательно присутствует немного шаманства, согласен? Можно знать все о пропорциях и правилах создания композиции, идеальных сочетаниях цветов, хорошо владеть техникой рисунка и неплохо писать маслом, а на выходе – ничего. Как это всегда было у меня. Зато в копировании признанных мастеров, помнишь, мы часто ходили в Третьяковку и Пушкинский копировать картины, я была впереди планеты всей, – Ева грустно улыбнулась. – В общем, стало интересно, решила тряхнуть стариной и подала заявку. Выбрала Ники. Ники вообще подделать очень сложно. Там встрепенулись. А для меня это был вызов. Вызов всем вам, которые никогда не признавали во мне художника, вызов Ники, которого я возненавидела, потому что после его гибели все возненавидели меня. Вызов самой себе, в конце концов. Знаешь, о чем был наш последний разговор с Ники? – Ева обернулась к мужу и усмехнулась. – Нет, конечно, нет. Вы все дружно решили, что я его соблазняла, а потом дала от ворот поворот. Довела мужика… В какой-то степени так и было. Я действительно очень перед ним виновата, но не в тот день. Он пил, Глеб, много пил. У тебя была очередная делегация потенциальных покупателей твоих вин, Ники был на мне, и я видела, сколько много он пил. Он писал мой портрет и просто отхлебывал из бутылки. Это было… – она затушила в пепельнице сигарету и закрыла ладонью глаза. – Это было страшно. Я пыталась отобрать бутылку, мы поссорились, я кричала какие-то ужасные слова, говорила, что он губит свою жизнь. А он ответил, что я ее уже давно погубила. Сделал еще глоток, открыл окно и швырнул недопитую бутылку в сад. Он тогда еще спросил: «Довольна?» и быстро вышел из комнаты. Я это «довольна» забыть не могу. Последние его слова. Дальше звук отъезжающей машины… и все.
Ева отняла руку от лица.
– Вы все винили меня и были правы. Но никто не хотел думать, какой ад пережила я. И переживаю до сих пор. Мне казалось, если я сделаю копию с картины Ники, я что-то докажу ему, себе, вам… И доказала. Попалась как школьница. Конечно, копия получилась, я же спец, да еще и писала красками Ники, которые остались у нас. Конечно, организаторам работа понравилась, они захотели ее купить. Я продала, почему нет? Хоть что-то я как художник смогла продать за очень неплохие деньги, – в словах Евы послышалась горькая ирония. – А недавно эти люди вышли на меня с новым заказом. Они требуют, чтобы я сделала еще одну копию Ники. Тебе известно, как это делается. Берется известная работа и слегка меняются детали, что-то убирается, что-то прибавляется и интерпретируется, как «первая версия» известной картины. Это очень большие деньги. Я хотела отказаться, я не хотела с этим связываться. Это уже не конкурс, это соучастие в преступлении, завязанном на огромных деньгах. В общем, я отказалась, но не получилось. Через некоторое время мою работу выставили на аукционе как подлинник Ники, картина была продана, и теперь, если я не выполню их заказ, они докажут мое авторство, разгласят о подделке, устроят скандал и… меня ждет срок… Вот так, Глеб… Я устала мучиться, устала бояться, устала терять… Наверное, все, что сейчас происходит, я заслужила, настало время собирать камни… но как же я устала.
Ева села в кресло, откинула голову на спинку и закрыла глаза.
– Иногда хочется уснуть и не проснуться.
В комнате воцарилось молчание. Был слышен лишь ветер за окном. На море, наверное, шторм. Ева представляла себе черные, накатывающие на берег волны, сильные и холодные, сбивающие с ног, уносящие за собой. И невозможно выбраться на сушу, невоз-можно…
– Я рад, что ты обо всем мне рассказала. Сама. Думал, уже и не дождусь.
Она резко открыла глаза и выпрямилась.
– Ты хочешь сказать, что… знал?!
– Не все, конечно, но догадывался. Так получилось, что картина попала в ту же самую галерею, которая сотрудничает с Артемом. Он увидел «Парусник» и все понял. И позвонил мне.
– Значит, Артем тоже в курсе, да? – Ева не смогла сдержать легкой усмешки.
– Если бы не он… Он просто спас тебя, Ева. Эта твоя привычка оставлять на своих работах знак дамы треф осталась неизменной.
Усмешка превратилась в улыбку.
– Да, – согласилась Ева, – ничего не смогла с собой поделать, захотелось дать понять, что кто-то еще смог такое написать, кроме Ники, и оставила на парусе свой значок. О нем все равно никто не знал, кроме вас – эту студенческую шутку. Все-таки удивительно, да? Сделать копию могу шикарно, но придумать и воплотить собственную идею не дано.
– Так часто бывает. Самые талантливые копиисты, как правило, неудавшиеся художники.
– Это комплимент или оскорбление? – теперь она уже засмеялась и немного напоминала прежнюю Еву, сногсшибательную женщину с отличным чувством юмора.
– Это факт.
– Значит, меня выдал знак. Артем связался с тобой. А дальше?
– А дальше все было очень просто, – Глеб привычным жестом провел ладонью по своей гладкой голове. – Я уточнил в багетной мастерской, когда ты приносила картину для смены рамы. Они сверились с записями. Заказ был сделан в течение недели, а у нас она отсутствовала недели три. Плюс даты. Если ты писала копию именно в этот период, то прибавим время на то, чтобы просохло масло, время на транспортировку, и, когда картина всплыла на рынке, – все сошлось.
– Шерлок Холмс тебе в подметки не годится. Ты всегда был очень умным, Глеб. Наверное, именно это в тебе меня когда-то и покорило по-настоящему.
– Разве не деньги? – он был беспощадно прямолинеен.
Но это не ранило. Впервые за долгое время у них получался разговор. И за прошедшие полчаса Еву не покидало ощущение близкого человека. Тяжело было рассказывать лишь о последнем дне Ники, все остальное – легко. На удивление легко. Оно лилось, лилось, лилось… и приходило облегчение.
– Деньги, конечно, сыграли свою роль, – она была так же прямолинейна. – Но если бы дело касалось только их, поверь, у меня были другие варианты. Только я выбрала тебя и… можешь мне верить или нет, но я никогда тебе не изменяла, Глеб. Никогда.
– Я должен тебя за это благодарить? – теперь усмехнулся он.
– Нет. Просто знать. Как оказалось, для меня это важно – чтобы ты знал. Если быть до конца откровенной, этим летом я была близка к измене, очень близка, но это