часы до окончания смены. Зал был полон наполовину. У стойки, как всегда, сидел Валя. Они оба знали, что в этот вечер она в последний раз делает для него в «Роки» американо. Было немного грустно и немного весело. Завтра выходной, который Вика попросила из-за аукциона в галерее, а послезавтра – новое место. И аукцион, и ожидающий бар-караоке давали четкое ощущение перемен. До конца смены оставалось еще три часа. Через пару-тройку месяцев Вика будет ностальгировать «о славных временах». Так всегда бывает. Вика делала американо для Вали и ждала Егора. Он уже должен скоро подъехать. Быстро она привыкла к его постоянному вечернему присутствию в баре и совместному пути домой. К хорошему в принципе быстро привыкаешь, а Егор – вообще самый лучший.
Кофе был готов, Вика повернулась и увидела перед собой Рода. Их разделяла только стойка. От неожиданности она замерла на секунду, а потом поставила чашку перед заметно напрягшимся Валей.
Вика сделала шаг назад. На всякий случай. В голове зашумело. Спокойно! Но страх, давно забытый и глубоко запрятанный страх снова дал о себе знать.
Спо-кой-но… я уже не та испуганная девочка… у меня все хорошо… Род ничего не сможет сделать. Ни-че-го…
Вика заставила себя стоять на месте.
– Ах ты, сука, – хрипло проговорил Род.
– Эй, парень, полегче, – прервал Валя гостя и начал оглядываться в поисках охраны.
Кто его сюда пропустил?
Род выглядел еще хуже, чем в последнюю встречу. Совсем облезлый и совсем больной. Ничего не осталось от вчерашней звезды.
– Из-за тебя, из-за той шумихи у меня сорвались концерты! Все! Из-за тебя! – он начал кричать и в конце перешел на визг, а потом захотел запрыгнуть на стойку, но не дали.
Вика отскочила назад, а Род скатился на пол, удерживаемый Валей и Егором.
– Все хорошо, принцесса? – посмотрел он на Вику.
– Да, – ответила она пересохшими губами.
– Пустите меня, сволочи! – раздавалось на полу.
Вика заставила себя выйти из-за стойки и приблизиться к Роду. Он лежал на полу и смотрел на нее с ненавистью. Вика нависала над ним, стараясь не выдать своего страха.
– Если ты еще хоть раз приблизишься ко мне, не говоря о том, чтобы коснуться пальцем, я очень многое вспомню, найду свидетелей, – слова выговаривались с трудом, – и напишу такую разоблачающую статью, что тогда тебе действительно придет конец.
– Ты не сможешь, – прохрипел он. – Ты же трусиха.
– Нет, – покачала головой Вика. – Я была трусихой, а теперь нет. Я это сделаю, не сомневайся.
Он пытался вырваться, но Егор с Валей держали крепко. И наконец подоспела охрана, которой почему-то никогда не бывает на месте в нужный момент. Вика вернулась на свое рабочее место.
– Ты как? – спросил с тревогой Егор.
– Нормально.
Но ничего нормального не было. Она справилась – и это была победа. Она сказала то, что должна была сказать давно. Она действительно почувствовала, что роли поменялись, но на это ушли все силы, и руки дрожали. Вика разбила стакан и чуть не выронила чашку с кофе. А до конца смены оставалось еще почти три часа.
– Знаешь что, езжай-ка ты домой, отдохни, выспись, – сказал Валя. – А я постою вместо тебя.
– Ты?
– Пиво-то я уж как-нибудь налью, виски и чай тоже. А с коктейлями на сегодня закончим, ничего страшного.
– Валя… – Вика готова была расплакаться.
– Ну вот еще чего, давай, собирайся.
Он проводил их до машины. На улице Вика долго обнимала старого рокера и даже поцеловала его в щеку.
– Заглядывай в караоке. Я сделаю тебе лучший американо.
– Обязательно загляну. Надо же будет проверить, как ты устроилась.
Прощание было долгим и сентиментальным. Шел редкий декабрьский снег, город еще не спал, но уже предвкушал дрему. Валя в неизменной косухе продрог, но не подавал вида. Вика в последний раз его обняла, а потом Егор и рокер обменялись крепкими рукопожатиями.
Ночью Вике было плохо. Ей и вечером было плохо – она так и не смогла вести автомобиль, поэтому водительское место занял Егор. Дома он сделал ей горячий чай с лимоном. По-хорошему, надо было бы дать коньяка или водки, но у нее непереносимость спиртного.
Вика пила чай, сидя с ногами на диване, а Егор говорил:
– Ты герой. И он тебя больше не найдет, даже если вернется в бар. И вообще, ты больше не одна, о тебе есть кому позаботиться.
Ночью она лежала, прижавшись, и боялась заснуть. А когда заснула, то почти сразу закричала – такого не было давно. Егор уже почти забыл, как она умеет кричать. И вот снова…
– Тихо, тихо, все хорошо… все хорошо… открой глаза…
– Я его прогнала… сама прогнала…
– Вот и хорошо.
Она проснулась, Егор включил свет.
– Это в первый раз, – шептала Вика, уткнувшись в его плечо. – Я сама его прогнала во сне, понимаешь? Сама.
– Смелая девочка. Он больше не придет.
– Думаешь?
– Уверен.
Они лежали под теплым одеялом в обнимку, и Егор в который раз думал о том, что никому не даст ее в обиду. Никогда.
А за окном было ночное московское небо и старые деревья голыми ветками сплетали кружева. Чем не декорации к «Макбету»? Чем не декорации к его собственной жизни?
– Спи, принцесса. Завтра у тебя аукцион.
– Завтра будет весело.
Он выключил свет, и она уснула. А Егор еще долго лежал, сторожа этот сон и думая о том, как причудливо все переплетается в жизни. Девчонка из бара пишет крутые статьи и даже стала защитницей Егора, хотя он не просил, он бы справился. Но она написала, и написала так правильно и грамотно, как он сам никогда бы не сумел.
В существовании блога Вика призналась не сразу, лишь когда Пересвистов выставил на отзывы натюрморт Артема. Егор был огорошен. Первая реакция: почему ты мне не сказала раньше?! Вторая: за моей спиной, как ты могла? Третья: ну ты даешь! Четвертая – восхищение. Восхищение ее бесстрашием. Там, где дело не касалось прошлого и Рода, Вика была бесстрашной. Стала такой.
– Ты меня такой сделал, – сказала она после эмоционального выяснения отношений, в котором погибла кружка, брошенная в сердцах Егором в стену.
– Я чувствую себя дураком, который все узнает последним!
– Ну прости, я не знала, как тебе сказать. Все время выбирала подходящий момент, а он никак не наступал. Простишь? – Вика обняла Егора за шею и стала целовать до тех пор, пока он не прижал ее крепко к себе и не ответил на поцелуй.
Примирение тоже было эмоциональным. Пострадали три акварели и два эскиза для театра,