какой-то особой узнаваемостью не отличалось, да и лицо своё, как сказал кассир, она прикрывала веером, коим постоянно обмахивалась, так что только и смог он разглядеть, что одета девица была, как это нередко бывает у среднего достатка мещанок — вроде и по-господски, но явно в очень недорогие вещи. Веер, кстати, в такую манеру подражать благородным сословиям тоже вписывался вполне логично, если только девица целенаправленно не использовала его именно как прикрытие лица. Как бы там ни было, Родимцев со своей подругой тайных тут опередил, и потому я не видел ничего удивительного в том, что рассказывал Михаил Дорофеевич обо всём этом совершенно без удовольствия.
Должен, однако, заметить, что и Шаболдину похвалиться было почти что нечем. Со своими новыми полномочиями Борис Григорьевич зарядил сразу три губных управы проверять на своей земле доходные дома, работа эта ещё продолжалась, но пока что выглядели её итоги ничуть не лучше, чем у тайных. В тех меблированных комнатах, что стоили выделявшихся Смирновым денег, нашлись восемьдесят три девицы с именами на «М», но пятьдесят восемь из них проживали в домах, где приём гостей противоположного пола жильцам не дозволялся, ещё четырнадцать молодых людей у себя не принимали, к одиннадцати кавалеры хаживали, но под описание Родимцева никто из оных не подходил. Среди жиличек, недавно съехавших, имена на «М» носили двадцать восемь, вот как раз сейчас их и проверяли, но к Шаболдину пока что докладов об итогах проверки не поступило. В общем, получалось так, что выпав почти что на седмицу из розыска, я ничего, можно сказать, и не пропустил. Ну, ничего важного уж точно.
Куда, спросите, я на эти дни пропал? Да никуда, собственно, дома был. Просто сначала наши вернулись из Ундола в Москву, потом вовсю шла подготовка к празднованию дня моего рождения, потом мы этот самый день отмечали, а там после всей этой предпраздничной суеты и праздничного застолья пару дней пришлось и отдохнуть.
С возвращением любимой супруги, сына и названой сестрицы в дом вернулась и та жизнь, к которой я уже успел привыкнуть — спокойная и организованная, но всё же время от времени разнообразимая слегка беспорядочным весельем, главным заводилой в котором выступал Барсик. Зверь изрядно подрос и уверенно встал на путь превращения в матёрого котяру, но царственной важности, коей отличались его достойные предки, пока не приобрёл, а потому всячески чудил, развлекая себя и нас. Судя по рассказам Оленьки и её же многочисленным рисункам, на природе Барсик многому научился у тамошних котов, и теперь вовсю применял новоприобретённые знания и навыки. Впрочем, возвращению в городской дом котейка обрадовался, судя по той деятельной помощи, что он оказывал прислуге в разборке и расстановке привезённых вещей, постоянно залезая в короба, чемоданы и сундуки, а затем с радостным мявом выпрыгивая оттуда в самые неожиданные моменты. Варварушке с Оленькой, судя по их цветущему виду, отдых в имении тоже пошёл на пользу, Андрюша, как уверяла супруга, стал лучше кушать и крепче спать, в общем, съездили уж точно не зря. Приехали мои уже в послеобеденное время, так что получилось очень удачно — суета с разборкой вещей помогла нам с Варенькой легко и незаметно пережить время до ночи, а уж тогда-то мы и отметили окончание разлуки, как оно по-настоящему положено…
Хлопоты с обустройством вернувшихся домочадцев плавно перетекли в подготовку к празднованию моего двадцатишестилетия. Дата, конечно, не круглая, но для меня это десятый, юбилейный день рождения в теперешнем моём мире, а потому отметил я его не то чтобы прямо уж с каким-то эпическим размахом, но вполне торжественно. Праздничное пиршество, во всяком случае, закатил такое, что вспоминать его родные мои и близкие будут, думаю, ещё долго. Позвал я только самых близких — родителей, братьев с жёнами и сестру с мужем, дядю с тёткой и двоюродным братом, тестя с тёщей и шурином, по традиции, идущей с времён жизни в родительском доме, ещё и доктора Штейнгафта с отцом Маркелом. Наговорили мне дорогие гости добрых слов, наслушались преисполненных благодарности и признательности речей от меня, надарили подарков, в общем, праздник более чем удался — настолько, что пришлось, как я уже сказал, от него ещё и отдыхать, прежде чем я почувствовал в себе силы вернуться к розыскным заботам.
Нельзя сказать, что за всё время этакого своего отпуска я над нашим делом не задумывался. Просто едва начав размышлять, наткнулся я на одно обстоятельство, лежавшее на самом виду и, должно быть, именно потому ни мною, ни Мякишем, ни Шаболдиным ранее не замеченное. Между тем, оно настолько сильно противоречило всему, что нам известно, что ни о чём другом думать у меня не получалось, а с прибытием моих стало уже и не до того. Так что, едва я выслушал новости, коими поделились со мной тайный исправник и старший губной пристав, как поставил мучивший меня вопрос и перед ними:
— Михаил Дорофеевич, Борис Григорьевич, я тут вот о чём подумал, — Мякиш и Шаболдин посмотрели на меня с некоторой расслабленностью, видимо, ожидая каких-то не самых существенных замечаний по поводу изложенного ими. Портить им настроение я не особо и хотел, но пришлось. — Мы с вами не раз и не два убеждались уже в необычайной предусмотрительности господина Смирнова. — Оба моих собеседника согласно кивнули, даже и почти одновременно. — Так почему же Иван Фёдорович не оставил завещания? Я понимаю, родственников у него нет, но вот уж, простите, не думаю, что Смирнову всё равно, что станет после него с его делом…
— Хм, а ведь и верно, — поддержал меня Шаболдин. — Михаил Дорофеевич, может быть, вы что-то о том знаете?
— Ни о каком завещании Смирнова нам ничего не известно, — покачал Мякиш головою. — В конторе присяжного поверенного Карцева завещания Ивана Фёдоровича точно нет. Но вы, Алексей Филиппович, правы, оно и вправду очень странно… И ведь ни Павлов, ни Юревич тоже ничего не знают… Однако на розыск Родимцева это необъяснимое явление, полагаю, никак не влияет, — Мякиш, похоже, сообразил, что дальнейшие разговоры об этом могут привести к тому, что губные в лице Шаболдина узнают лишнее, а потому решил переменить тему.
— Пожалуй, — согласился с тайным исправником Шаболдин. — Стало быть, продолжаем искать Родимцева…
Решили, что губные пока продолжат проверку съехавших из приличных меблированных комнат жиличек с именами на «М», а дальше будут работать по её итогам, тайным же досталась задача либо найти завещание