и взять Родимцева тёпленьким, когда он решит ими воспользоваться. Предвидение, правда, и тут дало знак не сильно на успех надеяться, но более умных мыслей у меня на тот момент всё равно не нашлось, а потому утром я позвонил Мякишу и договорился встретиться с ним в доме Смирнова.
Найти в хозяйских бумагах след открытия им в Пятой Московской сберегательной кассе счёта на предъявителя в размере трёхсот рублей удалось довольно быстро, и мы с Мякишем и ещё двумя молчаливыми молодцами незапоминающейся наружности поспешили отправиться на место. Я понимал, спасибо предвидению, что в спешке нашей особого толку нет, но благоразумно помалкивал.
Ну да, мы опоздали. Все триста рублей и набежавшие со дня открытия счёта четыре рубля девяносто восемь копеек процентов вот только позавчера снял, предъявив должным образом оформленную сберегательную книжку, некий молодой человек, описание коего, данное кассиром, полностью подходило Родимцеву. Был ли молодой человек один, или же с ним был кто-то ещё, кассир не видел, должно быть, человека ждали в общей зале или даже на улице. Пришлось нам вернуться несолоно хлебавши, и Мякиш с новой силой принялся изучать бумаги Смирнова, я же, раз помощников ему хватало, прокатился ненадолго на завод, после чего вернулся домой. Уже поздним вечером позвонил Шаболдин и назначил на завтра общую встречу у него в губной управе.
Наше утреннее совещание, по традиции проходившее за чаем, начал тайный исправник, поделившийся с приставом нашими вчерашними достижениями и неудачами. То есть неудача, слава Богу, оказалась единственной, а вот с достижениями обстояло чуть лучше — нашлись в бумагах Смирнова и иные записи, что могли бы представлять интерес в нашем розыске, если бы удалось найти им правильное истолкование. Пока же ясно было лишь то, что имелись у предусмотрительного издателя и иные денежные закладки для каких-то неясных нам пока целей. Сильно большими те закладки не были, не превышая тех же трёхсот рублей, но насчитал их Мякиш ещё шесть. Говоря о своих открытиях, Михаил Дорофеевич высказал предположение, показавшееся нам с Шаболдиным более чем резонным, что хотя бы часть тех закладок могла предназначаться опять-таки Родимцеву на тот случай, если прятаться ему придётся долго.
Настала очередь хозяина кабинета делиться новостями о поездке в село Балашино. Мать Родимцева, крестьянская вдова Алёна Матвеева Курнева, как выяснил пристав, умерла за два месяца до того, как её сын принят был в службу к Смирнову, местные даже показали Шаболдину её могилку на сельском кладбище. Родни у неё в селе не было — и муж её покойный, и сама она откуда-то приехали, а откуда именно, никто уже и не помнил. А вот про отца её сына единого мнения у односельчан не имелось. Одни утверждали, что это некий Иван Александрович Харчиков, дворянин и хозяин поместья неподалёку, другие говорили, будто отцом Дмитрия Родимцева был мельник Иван Антонов, третьи же уверяли, что сыночка Алёне заделал какой-то проезжий молодец, которого никто в селе и не знал. Шаболдин добросовестно попытался проверить эти утверждения, но Харчиков отцовство своё отрицал начисто, мельник Антонов уже три года как помер, а проезжий молодец на то и проезжий, что ищи его свищи, как ветра в поле. В церковной книге на том месте, где пишут отца, красовалась запись о том, что полного имени отца Курнева не назвала, записав сына Ивановым, Родимцевым его записали также с её слов, а сельский священник отец Никодим назначен был в село Балашино восемь лет назад взамен почившего в Бозе прежнего батюшки и ничего по этому поводу пояснить не мог, сказав лишь, что прихожанкою Алёна Курнева была не самой ревностной, и в храме Божием появлялась не особенно часто.
У сельского старосты удалось узнать чуть больше. Приехали Курневы из земли Орловской, так что ежели какая родня у них и была, то там только, ни о каких выездах Алёны Курневой за пределы волости староста не слыхал даже, как и саму Курневу никто из иных мест не навещал. Сын её Митька, как мать померла, распродал всё, что ему от неё досталось, подался в Москву и более его в родном селе не видали ни разу.
Не поленился Шаболдин проехаться и в село Чижево, где в волостной народной школе ещё служил учитель, помнивший Митю Родимцева. По словам учителя, учеником Родимцев был способным, успевал по всем предметам на «хорошо» и «отлично», но вот хорошим поведением поначалу похвастаться не мог — другие ученики дразнили его безотцовщиной, а то и совсем уж бранными словами, а он в ответ сразу лез в драку. Впрочем, никогда он на дразнивших не показывал, про синяки неизменно говорил, что упал, так что дети быстро его зауважали за то, что не ябедничал, да и силушкой Митя обижен не был, и получать от него тумаков всем вскорости как-то расхотелось. Во всяком случае, раз Юревич видел похвальный лист Родимцева, выдачу коего учитель и подтвердил, то поведение ему в том листе записали как примерное. Надо ли говорить, что ни про каких родственников Родимцева учитель слыхом не слыхивал? Какого-то особого приятельства у Родимцева тоже ни с кем в школе не завелось, в этом учитель был уверен.
— И потому, Алексей Филиппович и Михаил Дорофеевич, — перешёл Шаболдин к подведению итогов своей поездки, — ни в каком селе Балашине искать Родимцева надобности нет. В Москве он прячется, в Москве!
[1] 1 ведро = 12,3 л. То есть ёмкость самовара составила 6,15 л — на троих вполне нормально
Глава 27
О делах сыскных и домашних
Не скажу, что пока я в розыскных делах не участвовал, дела те самые так уж сильно продвинулись, но не возьмусь и утверждать, что они стояли на месте. Тайный исправник Мякиш разослал своих молодцов по сберегательным кассам, где господин Смирнов сделал денежные закладки, но к успехам, коими можно было бы похвастаться, это не привело — две из шести тех закладок, по ста пятидесяти рублей в каждой, Родимцев успел опустошить перед появлением тайных, другие четыре оставались пока нетронутыми. То ли Родимцев решил подождать, потому как уже имел на руках более шестисот рублей, то ли вообще не для него Смирнов те закладки приготовил, исключать каковую вероятность тоже не следовало с учётом открывшейся нам чрезвычайной предусмотрительности издателя. Что ещё интересно, сам Родимцев снял деньги только по одной из двух сберегательных книжек, по второй деньги снимала некая девица. Описание её, данное людям Мякиша кассиром,