и сбылось.
Она, как и нимфы, была окутана серебристо-белым покрывалом, носила такую же обувь, и голова ее была убрана драгоценными каменьями: то были изумруды, зеленые, как листва плодов, что держала она в руках, а помимо плодов, поднесла она императору и королю Испании лавровый венок из зеленой эмали, чьи листья были сплошь осыпаны жемчугом и другими камнями, – зрелище несравненно великолепное; королеве же Элеоноре подарила она веер с зеркальцем посредине, также роскошно изукрашенный и великой ценности.
Как видите, принцесса и королева Венгерская доказала непреложно, сколь она благородна, щедра и сведуща в искусстве обхождения, а равно и в ратных делах, так что сам император, брат ее, остался безмерно доволен и польщен приемом достойной высокородной сестры своей.
Некоторые спросят меня, для чего привел я здесь этот рассказ. А вот для чего: знайте, что девицы, изображавшие нимф и богинь, были выбраны среди красивейших фрейлин королев Франции и Венгрии, а также герцогини Лотарингской; там были француженки, испанки, итальянки, немки, фламандки, лотарингки, все они, как одна, блистали красотою; бог знает, не затруднилась ли бы королева Венгерская указать, которая из них всех грациозней и прекрасней.
Госпожа де Фонтен-Шаландре, ныне еще живущая, знала это прекрасно; она была тогда фрейлиной королевы Элеоноры; ее звали «прекрасною Торси», и она немало на сей случай порассказала. Так, от нее известно мне, что сеньоры, дворяне и придворные кавалеры всласть нагляделись тогда на изящные лодыжки, колени и бедра дам, представлявших нимф, коих платье, более чем короткое, предлагало глазу непривычно прекрасное зрелище; все мужские взоры, минуя женские лица, всегда открытые и доступные для обозрения, устремлялись вниз, к ножкам красавиц. И многие кавалеры, кого созерцание прелестных лиц оставляло равнодушными, теперь влюбились в эти хорошенькие ножки, ибо в том здании, где красивы колонны, не менее хороши должны быть фризы и архитравы, а роскошные капители изящно вылеплены и отполированы до блеска.
Стоит ли мне продолжать сие сравнение и давать простор фантазии, когда речь идет о переодеваниях и представлении? Почти одновременно с празднествами в Нидерландах, особенно в Бен по случаю прибытия короля Испанского, свершился въезд в Лион короля Генриха, вернувшегося из Пьемонта, где он проводил смотр своему гарнизону, и въезд этот пышностью и блеском превзошел все доселе виденное, по словам дам и кавалеров, кои были тому свидетелями.
Если представление охоты Дианы являло собою прекраснейшую часть праздника королевы Венгерской, то лионская мистерия устроена была во сто крат искуснее: так, на пути своего следования увидал король высокий античный обелиск, а по правую руку – лужайку, окруженную изгородью в шесть локтей высотой; лужайка эта была разбита на насыпи и засажена деревьями, густыми кустами и фруктовыми деревцами. А меж деревьев и кустов бегали олени, лани и козы, все ручные. И тут его величество услышал, как затрубили в рога и трубы, вслед за чем явилась из леса Диана со свитою из девственных охотниц; в руках у ней был роскошный турецкий лук и за плечами колчан, какие носили в древности нимфы; юбку ее туники из черного с золотом полотна усеивали серебряные звезды; пурпурные рукава и лиф сверкали золотыми нитями, а ножки с изящными ступнями и высоким сводом, открытые до колен, обуты были в сандалии пурпурного шелка, вышитые жемчугом, и нитями жемчуга также были перевиты густые пряди ее волос, в которых искрились драгоценные камни, а надо лбом блистал тоненький серебряный полумесяц, усаженный бриллиантами, и само золото померкло бы в этом блеске, ибо серебро, затмившее его, и впрямь сияло, как ясное серебристое ночное светило.
Подруги ее были одеты в античные одежды всяческих фасонов из тафты с перемежающимися узкими и широкими золотыми полосами, а также и других цветов, коих смелые сочетания удивляли и веселили глаз; сандалии их и другая обувь также были сделаны из шелка, а головы убраны, как и положено у нимф, множеством жемчуга и драгоценностей.
Некоторые из них вели испанских гончих, ищеек, маленьких борзых и прочих псов на черных и белых шелковых сворках, повторяющих цвета короля (он любил тогда даму по имени Диана); все эти собаки оглушительно громко лаяли, прыгая вокруг хозяек; другие несли маленькие бразильские дротики позолоченного железа с ниспадающими кистями черного и белого шелка, а также рога и трубы в золотых и серебряных чехлах с перевязью и шнурами из серебра и черного шелка.
Едва король показался в виду, как из чащи выбежал лев, задолго до того прирученный, и, ласкаясь, припал к ногам описанной богини; она же, видя, сколь он кроток и послушлив, тотчас обвила его шею шнуром из серебра и черного шелка и проворно подвела к королю; и так, приблизившись вместе со львом к изгороди луга и став в одном шаге от его величества, она отдала ему льва, сопроводив свой дар рифмованным десятистишием, какие принято было слагать в то время; в сих стихах, тщательно отшлифованных и отнюдь не малозвучных, говорилось, что в образе этого льва дарует ему богиня город Лион и, так же как ручной лев, город будет послушен, подвластен и покорен приказам и законам короля.
Высказав все это в изящных словах, Диана и ее спутницы почтительно склонились пред королем, а он, милостиво и приветливо взглянув на них и поблагодарив от всего сердца за удовольствие, доставленное сей охотою, распрощался и продолжил свой путь. Итак, заметьте, что Диана и подруги ее были наивиднейшими и красивейшими женами, девицами и вдовами города Лиона, где в красавицах нет недостатка, и они исполнили мистерию эту столь искусно и превосходно, что многие принцы, сеньоры, дворяне и придворные пришли в восхищение. Судите сами, были ли они в том правы.
Госпожа де Валентинуа, иначе называемая Дианою де Пуатье, которой служил король и в чью честь была устроена сия охота, не менее короля осталась ею довольна и всю свою жизнь любила город Лион, тем более что он близко соседствовал с ее герцогством Валентинуа.
Итак, поскольку мы взялись рассуждать об удовольствии разглядывать красивые ножки, то надо думать (да мне и подтвердили это), что не один король, но и все его придворные кавалеры насладились зрелищем стройных ножек прелестных нимф, столь изобретательно обутых и выставленных напоказ, что вместе с восторгом и желанием одобрить сию изящную выдумку возникало неодолимое искушение подняться на следующий этаж.
Дабы покончить с нашим отступлением и вернуться к основному повествованию, скажу, что и в наше время королевы, особенно королева-мать, любят устраивать и задавать великолепные балы, где все мы, придворные кавалеры, первым делом устремляем взоры на ножки танцующих