Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваше преосвященство! Мир вам! Позвольте обратиться, простите за дерзость, ради Бога!
Зимой 199… года в храме Всех Святых мы с сестрой встретили Вас, Вы спешили к выходу, мы уже смирились с тем, что не успели… Но, увидев мельком наши грустные лица, Вы остановились и благословили меня и Марию. Ситуация у нас была житейская, в Маше зачалась новая жизнь, но совсем холодно встретили новость близкие. Я предложила идти в храм — Бог надоумил. После Вашего благословения мы уже не сомневались, и в сентябре родилась милая Олечка, моя крестница. Спасибо за Ваше внимание, щедрость душевную. Через Вас Господь укрепил нас и утешил. Поклон Зам от Марии и благодарение.
Знаю, что теперь у Вас тяжелые времена, молюсь за Вас каждодневно, не верю ни единому слову против.
Простите, благословите рабу Божию Татьяну.
Вот другой почерк, другая история:
Здравствуйте, уважаемый Владыко Сергий!
Не могла удержаться, прочитав эту дикую статью. Вначале мне смешно было, потом чувство сменилось чуть не тошнотой, и потом только я представила себя на Вашем месте. Я бы, наверное, не выдержала такого, пусть Господь укрепит Вас в терпении. Вы, конечно, не нуждаетесь в моем утешении, но меня преследовала мысль написать вам, поддержать Вас.
Статья эта рассчитана на нецерковных людей, в ней виден подлог. Что эти люди, обвиняющие Вас, потеряли в монастыре? Хочу, чтобы Вы знали: не все поверили в эту ложь. Господь испытывает нас, уязвляя не только тело, но гордость и самолюбие, и претерпеть эти муки часто бывает труднее, чем телесные. Я понимаю, что Вы все это знаете лучше меня.
Простите еще раз. Если не обременит Вас, помолитесь о здравии моего духовника Алексия, мужа моего Александра, дочери Анастасии.
С искренним уважением и почтением,
многогрешная Тамара,
Бендеры.
Здравствуйте, дорогой Владыко всечестный. Мир дому Вашему. Примите наши малые слова поддержки. Не отчаивайтесь. Воистину: «И будете ненавидимы за имя Мое». Мы знаем, что отец их диавол — лжец, отец лжи. Эти порождения ехидны сами себя выдали. Но все в руце Божьей. Молимся недостойные и о Вас. Спаси и сохрани Вас Господи.
Р.Б. Иоанн, Владивосток.
Клирики вели себя не так преданно, хотя бунтовщиков поддержали далеко не все священники: тех вместе с двумя зачинщиками-игуменами как было девять человек, так и осталось. Основная масса заняла удобную позицию выжидающих. Эти осторожные отцы не спешили расписываться в принадлежности ни к одной стороне, с воистину охотничьим терпением выжидая, на какую ветку приземлится глухарь. Пока глухарь летал в воздухе, протоиерей Евгений Карпов и другие терпеливые батюшки делали вид, что в епархии не происходит ничего особенного — так, легкие облачка по небу. Изредка, в обострившихся условиях, выжидатели проявляли нрав — как тогда, на собрании, но в основном вели себя сдержанно, служили и трудились, как обычно. Такие люди между болью и ожиданием боли всегда выберут второе, а отсутствие плохих новостей — для них просто замечательные новости.
И совсем неожиданной для епископа, уже готового к осрамленному одиночеству, стала поддержка молодых, несколько лет назад рукоположенных священников. Артемий Афанасьев, Никодим, несколько других клириков как могли защищали епископа от нападок. Владыка много раз говорил — не надо, не стоит того, но они не понимали молодыми своими головами, что он бережет их: думали, скромничает, не желает себя защищать.
Епископ с тоскою вспоминал юродивую, она многое ему объяснила, но теперь растворилась бесследно — хотя он искал ее, спрашивал у нищих. «Не знаем, не видели, ушла, и Бог с ней», — говорил не старый еще мужик с ярко-розовой культей вместо левой ноги.
…Таким было это Рождество — одиноким, тихим и грустным. Правда, в храм Всех Святых, где владыка служил праздничную полуночницу, пришло столько народу, как ни одним годом прежде. У епископа была отличная память на лица, но, вначале обрадовавшись новым людям, он тут же поранился простой догадкой: им хотелось поглазеть на оскандалившегося архиерея, который стал местной достопримечательностью наравне с покосившимся от времени памятником деревянного зодчества или чугунным якорем, накрепко впаянным в набережную городской реки. Надо посмотреть, пока не сняли с проката бесплатный фильм — вот люди и спешили в храм, как в зоопарк. Подозрения, к сожалению, оправдывались — новички не задерживались надолго и, вдоволь насмотревшись на владыку, покидали храм, не положив ни одного поклона. Впрочем, были рядом другие люди, но хоть епископ и чувствовал от них поддержку, все равно в воздухе ощущалась большая общая усталость — какая бывает от долгого бесплодного ожидания.
…Когда выключаешь свет и погружаешься в глубокую, как океан, темноту, уже через пару секунд можно различить неясные мебельные тени, и очертание окна, и даже собственная рука будет видна с почти дневной ясностью: черный воздух светлеет с каждым мгновением перед прицелом привыкших глаз. Так и владыка, мгновенно погруженный в мрак одиночества, надеялся привыкнуть к нему и даже разглядеть окружавшие тени: беда, что глаза его никак не могли приноровиться к темноте, а тени оказывались бледны и бесплотны. В эти дни епископ отдавал молитве все свое время, спать он перестал почти совсем и без сна не мучился.
На Святках в соборном доме неожиданно появился генерал Борейко — с разлапистой еловой веткой, неудачно похожей на те, что бросают за гробом. Генерал давно перебрался за город, и епископ никак не мог вспомнить, когда они виделись в последний раз. Выглядел Борейко смущенным, а вот архиерей так обрадовался гостю, что велел накрыть в трапезной: последнее время он ел запросто, поставив посуду на тумбочку.
— Ну что, владыка, светлого Рождества.
— Светлого Рождества, генерал. Рад, что вы меня не забыли.
Генерал насупился, стал похож на большую собаку.
— Как тут забудешь. Вы так много для меня сделали, владыка, но я не понимаю, я все равно не понимаю, почему вы молчите теперь, если все это неправда, конечно. Я с дочерью перестал из-за вас разговаривать, но и вы тоже, простите, вы не правы, владыка.
Разволновавшись, Борейко задышал быстро и часто, под чахлой сединой выступили красные пятна. Епископ только теперь заметил, как генерал состарился в эти годы. Размахивая рукой, которую время любовно раскрасило коричневым пигментом, генерал говорил:
— Откуда обычным людям знать, что происходит в церкви? Допустим, я хотя бы немного понимаю, о чем речь, но миряне, нецерковные люди, они же все воспринимают за чистую монету. А вы настолько не дорожите их мнением, настолько пренебрегаете ими, что не хотите даже слова сказать в свою защиту. Или покаяться, если виновны. А так зависать, как не скажу что в проруби, так нельзя делать. Человек всегда должен бороться за свое честное имя. Не для себя, так для других, для всех православных.
Владыка грустно улыбнулся:
— А если я не хочу бороться? Мне уготовано было такое испытание, так что теперь — отвечать тем же, обвинять в ответ? Платить журналистам? Организовать митинг в свою защиту? Нет, генерал, я пройду по этой дороге до конца. А люди, о которых вы говорили, те, что по другую сторону церковной ограды… Когда-нибудь и они узнают правду — обязательно. Я же принимаю это испытание, потому что виноват во многом — пусть и не в том, что пишет ваша дочь.
— Простите, владыка. Вера искренне заблуждается, она никогда не стала бы продавать свою совесть. — Генерал вздохнул. — Мужа бы ей другого. Этот Артем, он ей не подходит. Ей нужен настоящий мужик, чтобы взял за шиворот и держал в строгости. А этот… Слабак, рохля.
— Тут вы не правы, генерал. — Епископ стал строгим. — Артем совсем не рохля, просто ему вообще не следовало жениться. Семейная жизнь не для него, да еще с такой необычной женщиной, как ваша Вера…
— Вот и я о том же, — обрадовался генерал. — Совсем друг другу не подходят, давно это говорю.
Они долго, почти по-семейному сидели, разговаривали о разных важных и неважных вещах, и владыке было жаль, когда генерал собрался уходить.
Следующие дни тянулись медленно и бесконечно, как тянутся машины пятничными вечерами.
Только перед старым Новым годом в епархию наконец позвонили из Москвы. Архиерея не оказалось на месте, и сообщение принял секретарь; епископ же узнал новость только вечером. Когда она уже перестала быть новостью.
Заседание Священного Синода, 12–13 января
Священный Синод Московского Патриархата
Выписка из журнала 45-го заседания Священного Синода
Русской Православной Церкви
- кукла в волнах - Олег Красин - Современная проза
- В день, когда родился Абеляр - Анна Матвеева - Современная проза
- Восьмая Марта: Повесть в диалогах - Анна Матвеева - Современная проза
- Огнем и водой - Дмитрий Вересов - Современная проза
- Мертвое море - Жоржи Амаду - Современная проза